Мантык, охотник на львов

XIII

СБОРЫ…. ПЛАНЫ…. МЕЧТЫ…

Вернувшись на бивакъ, мистеръ Брамбль плотно занавѣсилъ полу своей палатки и остался вдвоемъ съ мистеромъ Стайнлеемъ. Коля со слугами хлопоталъ, разсѣдлывая и прибирая муловъ.

Мистеръ Брамбль былъ въ большомъ оживленіи. Онъ смотрѣлъ, какъ ложился на свою постель немного охмѣлѣвшій отъ тэджа и тяжелаго обѣда у Ато-Уонди мистеръ Стайнлей, самъ же топтался въ палаткѣ, потирая руки и сверкая круглыми стеклами очковъ.

Мысли тяжело ворошились въ его головѣ.

«Онъ богатый, ничего не дѣлающій англичанинъ. Очень богатый. Но понятіе богатства такъ растяжимо! Такъ легко потерять все, что имѣешь и такъ важно имѣть очень много. И понятіе много тоже относительно»…

Для мистера Брамбля слова много не было. Ему всегда было мало,

«Кладъ Русскаго мальчика Коли… Словъ нѣтъ — славный этотъ мальчикъ!.. Очень милый!.. Но на что ему этотъ кладъ? И притомъ кладъ не можетъ кому-то принадлежать. Кладъ — это находка. Для того, кто зарылъ кладъ, кто довѣрилъ его землѣ — кладъ уже пропалъ. Его нѣтъ.

Кладъ нельзя завѣщать. Кладъ принадлежитъ тому, кто его найдетъ и откопаетъ. А найдетъ его и откопаетъ онъ, мистеръ Брамбль. Не даромъ онъ узналъ секреть Коли… Надо устранить только Колю».

Жестокая улыбка скривила полное лицо Брамбля.

«Мало ли что можетъ быть въ такомъ путешествіи по пустынѣ«- подумалъ онъ.

За палаткой былъ слышенъ бодрый, веселый и, какъ показалось мистеру Брамблю, счастливый голосъ Коли… Онъ что-то говорилъ, объясняя абиссинскимъ слугамъ, и тѣ смѣялись.

Стайнлей лежалъ на койкѣ и курилъ трубку.

— Коля-то нашъ, — сказалъ онъ, — какъ по-абиссински насобачился. Любо-дорого!

Мистеръ Брамбль ничего не отвѣтилъ. Онъ остановился въ концѣ палатки, у стойки и посмотрѣлъ сзади на Стайнлея.

«Американецъ знаетъ секреть Коли. Онъ его любить. Онъ станетъ на сторону мальчика. Придется устранить и американца. Читалъ я гдѣ-то, что грабитель, рѣшившись завладѣть имуществомъ одной богатой старухи, входить въ домъ. Его встрѣчаетъ прислуга этой старухи, тоже старая женщина. Онъ убиваетъ ее, чтобы не было свидѣтеля… Потомъ убиваетъ старуху. И тутъ видитъ въ углу спрятавшуюся дѣвочку, внучку старухи…. Онъ пожалѣлъ дѣвочку… Она маленькая — не поняла… А она выдала… Чистое дѣло сорвалось, и грабитель пошелъ на казнь…. Но вѣдь я не грабитель!»

Нервная дрожь пробѣжала по тѣлу Брамбля.

— «Неужели я на это способенъ?… Что же?.. Если хочешь много?… Надо рѣшиться… Да… Но только все надо сдѣлать очень чисто. Чтобы и я — не я, и лошадь не моя!.. Левъ… A вѣдь это опасная штука — левъ. Ато-Уонди говорилъ, что этотъ левъ унесъ ребенка. А левъ, попробовавшій человѣчину, становится смѣлѣе… Да… надо только все сдѣлать умно… Тогда и онъ», — мистеръ Брамбль бросилъ взглядъ на Стайнлея, — «ничего не скажетъ».

— Стайнлей, — бодро сказалъ мистеръ Брамбль, и остановился надъ койкой американца, заложивъ руки въ карманы короткихъ рейтузъ. — Знаете, что я придумалъ, чтобы ловче взять льва.

— Ну?

— Левъ, по словамъ Ато-Уонди… вотъ грязный старикъ!.. Обложенъ между Гадабурка и Минабеллой…

— Ну?

Американецъ ничѣмъ не выдалъ своего волненія.

— Геразмачу Банти, проживающему въ Гадабурка приказано оказать намъ полное содѣйствіе… Тамъ въ пустынѣ будетъ положена приманка и надъ нею устроенъ бревенчатый блокгаузъ. Льву туда никакъ не добраться. Это охота для меня… и для Коли… Какіе же мы охотники!.. Но Ато-Уонди мнѣ говорилъ, что левъ можетъ догадаться по приготовленіямъ и не пойти на приманку и тогда онъ знаетъ его ходъ и его можно будетъ подкараулить у Минабеллы…. Вы меня, Стайнлей, понимаете? Было бы такъ досадно, если бы этотъ левъ, изъ-за котораго мы такъ много надѣлали шума у негуса, ушелъ отъ насъ. Вотъ что я надумалъ. Поѣзжайте вы съ Арару и еще съ кѣмъ хотите изъ слугъ на перерѣзъ ему въ Минабеллу и устройте тамъ засаду льву. Вы стрѣлокъ спокойный, вы не испугаетесь, если на васъ левъ выйдетъ и въ чистомъ… да и абиссинцы вамъ помогутъ, а мы по стариковски попытаемся изъ блокгауза. А? что вы думаете?

Трубка долго сипѣла въ зубахъ у мистера Стайнлея. Наконецъ, раздалось его спокойное:

— Оль-райтъ. Хорошо!

Коля, счастливый тѣмъ, что близилась цѣль ихъ путешествія, что уже найдена была таинственная Минабелла, а съ нею, возможно, и кладъ дяди Пети, какъ на пружинахъ легко похаживалъ вдоль коновязи муловъ и наблюдалъ, какъ абиссинскіе слуги ихъ зачищали.

— «Астрѣ«, Арару, надо бы хвостъ замыть. Ишь, какъ затрепался, — улыбаясь сказалъ Коля и погладилъ по блестящему крупу темно-караковаго мула мистера Стайнлея.

— «Бузу малькамъ бакло», [62] - подтвердилъ Арару, разбирая руками волосы, жидкаго хвоста мула. — Самое хорошее животное! И мистеръ Стайнлей! Вотъ ѣздитъ! Вотъ стрѣляетъ! Настоящій абиссинецъ!

Коля улыбнулся. Ему пріятна была похвала его другу. Въ головѣ бѣжали мысли. Уносили Колю отъ коновязи среди кустовъ и травъ, на берегу тихаго ручья, гдѣ по кустамъ вился цвѣтущій голубой барвинокъ и цѣпкая ежевика свисала къ землѣ, уносили къ той страшной и прекрасной Минабеллѣ, гдѣ надо ждать заката, смотрѣть, куда упадетъ тѣнь на закатѣ, отсчитать пять шаговъ и рыть….

«Что тамъ? Навѣрно тяжелый сундукъ, окованный желѣзными полосами. Проржавѣло, поди, въ землѣ желѣзо. Въ сундукѣ золотыя монеты — двадцатифранковыя. Или, можетъ быть, серебряные абиссинскіе талеры Марш-Терезы. Сколько тамъ можетъ быть?»

Коля сѣлъ на ящикъ, въ сторонѣ отъ коновязи и, царапая ножомъ, подаркомъ мистера Брамбля, сталъ высчитывать, какой можетъ онъ найти кладъ.

«Скажемъ: дядя Петя прожилъ въ Абиссиніи тридцать лѣтъ. И каждый годъ онъ откладывалъ въ два раза больше, чѣмъ въ предыдущей. Пусть, въ первый годъ онъ отложилъ тридцать золотыхъ монетъ. Это можно. Не такъ уже много. Второй годъ — шестьдесятъ, третій — сто двадцать. Потомъ двѣсти сорокъ, четыреста восемьдесятъ, девятьсотъ шестьдесятъ!

На десятый годъ цифра достигла пятнадцати тысячъ трехсотъ шестидесяти луидоровъ, а весь капиталъ уже былъ тридцать тысячъ шестьсотъ девяносто монетъ. Дальше цифры росли такъ сильно, что на ящикѣ не было мѣста для умноженія.

Колю бросило въ жаръ.

«Да вѣдь это такія суммы, что уже не о мамочкѣ и Галинѣ думать, а о спасеніи Россіи. Это одинъ человѣкъ собралъ… Одинъ… Не можетъ быть… А какъ же американскіе милліонеры? Начнутъ съ 10-ти пенсовъ, а потомъ, глядишь, миллюнами долларовъ ворочаютъ, строятъ заводы, цѣлые города устраиваютъ, организуютъ свои университеты, широко помогаютъ молодежи. Мистеръ Стайнлей разсказывалъ про Хувера, про изобрѣтателя электричества — Эдиссона… Но, если такъ, почему же другіе Русскіе не дѣлаютъ такъ, какъ дядя Петя? Не копятъ, не умножаютъ все на два, только на два…. Вѣдь, если бы такъ было — все можно было бы устроить. Школы, больницы, университеты, богадѣльни и ни у кого не просить, но напротивъ, всѣмъ давать. Богатымъ вездѣ уваженіе! Богатымъ легче спасти Россію, чѣмъ бѣднымъ. Почему же не копятъ, не даютъ, не удваиваютъ?! Значить, нельзя. Вѣрно и дядя Петя не могъ такъ много накопить?

У Коли кружилась голова. Онъ вложилъ ножъ въ ножны и задумался.

«Но вѣдь кладъ есть. Иначе не стоило бы писать этой крестословицы. Она оправдалась. Минабелла нашлась. Значитъ, есть и кладъ. Какъ же теперь лучше поступить? Пойти сейчасъ къ мистеру Брамблю и попросить разсчета?.. А если онъ не найдетъ клада? Какъ вернется онъ тогда?.. Нѣтъ, ужъ если судьба привела его къ самой Минабеллѣ, онъ пойдетъ со всѣми… Попроситъ разрѣшенія отлучиться на одинъ вечеръ и откопаетъ кладъ… Эхъ! если бы Мантыкъ былъ съ нимъ, какъ было бы все хорошо! Мантыку все можно было довѣрить. Мантыкъ могъ и кладъ за него откопать… Но Мантыкъ поди-ка теперь катитъ на своемъ грузовичкѣ по мокрому асфальту Парижскихъ улицъ, слѣдитъ за бѣлой палочкой полицейскаго «ажана» и завидуетъ ему, Колѣ! Не хорошо онъ поступилъ съ Мантыкомъ».

А мысль, перенесшаяся въ Парижъ, уже осталась тамъ. Уже думалъ Коля о своей золотоволосой сестренкѣ съ блѣднымъ личикомъ, думалъ о мамочкѣ, о Селиверстѣ Селиверстовичѣ…