Виктория

Ренат и Саша Оношенко внимательно посмотрели на нее.

- Чем?

- Да, подкупать нечем. И опасно. Но я попробую поговорить.

- Скажи, что она тебе должна кольцо вернуть, тогда они быстрей согласятся, корыстные уж больно, сволочи.

Ренат не смотрел на нее, водил раскосыми глазами по другим ребятам. Его резкие восточные черты лица нравились Вике.

- Попробуй прикинуться этой... кочергой, - посоветовал Оношенко.

Капитан Клоссер пришел вечером позже своего подчиненного. Тот уже поужинал, мать бегала в их комнату с чугунками, немцам полюбилось ее жаркое. В доме вкусно пахло жаренным луком и салом, тушенным мясом. Вика грызла яблоко, притаившись за маленьким облезлым сараем. Никаких синих коров уже не было на его стене, только размывы от облаков и синие подтеки, пеекрасившие даже траву под досками.

Когда Клоссер показался над калиткой совсем стемнело. Пищали последние осенние цикады в ночных кронах. Белый воротничок немца фосфорицировал над дорожкой.

- Дядечку начальник, дядечку начальник, - шопотом позвала Вика и перестроилась на немецкий, - Помогите мне, пожалуйста.

Она была довольна своим немецким, волшебной возможностью говорить на чужом языке так, чтобы было понятно. Но она ненавидела сам этот язык. Он казался ей источником жестокости и вероломства.

Когда Клоссер осторожно приблизился к сараю, она поняла, что влипла. Клоссер был пьян. Он шатаясь наклонился к ней и проговорил:

- А это ты, маленькая чертовка. Что тебе нужно?

Он потянулся к ней обеими руками, ухватил за плечи и стал притягивать к себе.

Отступать было некуда. Она увернулась и отскочила на безопасное расстояние.

- Ах, ты хочешь играть?

- Дядечко Клоссер, - пропела Вика заунывно, - У меня в школе одна девочка отобрала книгу, не отдала. А девочку ту куда-то забрали. Вы забрали. Неужели ничего нельзя сделать?

- Какую книгу? - насупил брови капитан, и повернулся, желая немедленно найти и наказать провинившуюся.

Вика судорожно подбирала названия, но все было не то. И вдруг она вспомнила о Вернере.

- "Фауст"! "Фауст" Гете, - почти прокричала она.

Пьяный капитан поднял перед ней указательный палец.

- Это нельзя! Гете запрещен. "Фауста " надо найти и уничтожить.

- Вот, вот,- подхватила Вика, - Найти. Надо найти прежде всего мою школьную подругу, господин капитан.

- Она сбежала? Она комсомолка? - взрычал Клоссер.

- Нет, она еврейка, и вы ее куда-то арестовали, - проговорила Вика спешно и добавила по-русски, - Баран неотесанный!

- А! Ист йорген! Пиф-паф!

Вика почувствовала, что еще одно мгновение - и она разможжит Клоссеру голову вот этой вот палкой от лопаты.

- Ком цу мир! Пойдем!- Клоссер сделал выпад в ее сторону, схватил ее за руку и потащил к калитке! Будем вместе искать твоя подруга и убивайт ее.

- Быстро же вы по-русски нахватались, - Вика попыталась высвободить руку, но Клоссер цепко впился, да еще за талию придерживал.

Они выкатились на дорогу, и Клоссер, который пьянел на глазах все больше и больше, потрусил вниз к жандармерии, не выпуская Викино запястье. Вика бежала за ним, и иногда ей приходилось подталкивать капитана, чтобы тот не завалился на нее.

- Какой хороший девочка! - кричал он, - Ты будешь умница! Пойдем со мной! Ком! Ком!

Ей на мгновение расхотелось искат Асю, вдруг почудилось, что никакой Аси Клоссер не покажет, а только поиздевается. Они съехали со склона, рядом с деревянной лестницей. Клоссер еле удерживался за перила со стороны земляного спуска.

Вика решила, что он ведет ее в комендатуру, попрощалась с жизнью, приготовилась к пыткам и избиениям. Да она спросила себя, готова ли она к боли, и прислушалась к себе. Не было в ней испуга. Свет в здании не горел. Только над входом мутно желтели лампочки и в кабинете дежурного светился ночник.

Пока она прощалась с жизнью, Клоссер дернул ее в другом направлении, в сторону дома Каменских. Вика, как воздушный шарик полетела за ним вниз. Они просеменили мимо Асиного дома и неожиданно Вика поняла, куда Клоссер ведет ее. Там, над ходжокским котлованом светилось небо. Поселок не спал, слышались звуки поезда, звякания в порту, там горели прожекторы. Из центра поселка выходил жесткий широкий столп света, он двигался по небу, и Вике показалось, что столп этот упирается в невидимый потолок, нависший над котлованом.

Вскоре показался мрачный призрак Успенской церкви. Перед ней горел огонь костра, тени прыгали по стенам, свет огня то расползался по всему облупленному боку церкви, то слизывал сам себя и сворачивался.

Вокруг церкви расположились фашисты. Двое сидели прямо на ступеньках крыльца, кто-то играл на губной гармошке.

- Стой здесь, - приказал Клоссер.

Он пошел покачиваясь к наряду, Вика смотрела, как пережимаются его женские ягодицы, открытые задравшимся мятым форменным пиджаком.

- У, стрельнуть бы по твоему толстому фашисткому заду!

Он открыл перед ней двери собора, просунул внутрь факел. Вика зашла в темноту, огненные блики пробегали по лицам спящих вповалку людей. Первой она узнала пожилую соседку, которая спасла ей жизнь неделей раньше.

Кто-то приподнял голову: папин завхоз, Вика узнала и его яйцеобразную голову с завитками по краям.

Ася спала в обнимку с матерью, обе они лежали возле амбразуры - на краю пропасти. Немцы, очевидно, понимали, что никто не побежит через этот лаз слишком отвесный, почти вертикальный склон вел в долину.

- Ну, нашла, - спросил Клоссер по-немецки?

Вика отрицательно покачала головой.

- Они все будут пиф-паф!

Немец прицелился пальцем и, происнося "паф, паф", стрелял в людей.

- За что? Что они сделали?

- Они предали Христа! - был ответ, - их всех расстреляют.

Стены надвигались на Вику, она четко различила фрагменты фресок, прикрытые грязной штукатуркой, раньше она не видела эти изображения над окнами, она еще раз взглянула на Каменских. Марк Семенович бережно укрыл головы своих женщин рукой, другой накрыл их, словно боялся проснуться уже без них.

Клоссер вынес из помещения факел и позвал Вику.

Она побежала домой, как только церковь скрылась за поворотом дороги. Клоссер не погнался за нею.