Ночной вызов

- Вы, по-видимому, не поняли меня, - пояснил Пескишев, - я муж... Галины Викторовны.

Кораблев громко рассмеялся:

- Муж наелся груш. Так что ли? Был муж, да сплыл. А теперь я хожу в этом чине. Ясно тебе?

В трубке послышались короткие гудки.

"Ну и грубиян, - подумал Пескишев. - Видно, перебрал. Иначе не стал бы так по-хамски разговаривать". Ему и в голову не могло прийти, что у жены кто-то поселился.

Уверенный, что по ошибке попал в чужую квартиру, Пескишев вновь позвонил в Ленинград. Ему предстояла туда командировка, и он хотел предупредить жену, что приедет в субботу рано утром. Правда, он мог преподнести ей сюрприз, но решил, что Галине Викторовне это не понравится. К телефону никто не подходил. Огорченный Пескишев стал просматривать свежие газеты. От этого занятия его оторвал стук в дверь. Вошла Женя и сказала, что к нему пришел молодой человек, который выступал по докладу Рябинина. Получив молчаливое согласие, Женя пригласила незнакомца, а сама пошла в ассистентскую, где сообщила присутствующим о незваном госте.

- А что ему надо? - поинтересовался Рябинин.

- Это ты уточни сам, - посоветовала Женя.

- Странная личность, - заметил Рябинин. - При всей моей антипатии к Цибулько вряд ли стоило так выступать против него.

- А почему?

- Нехорошо старых людей обижать. Их уважать надо.

- Цибулько разве старый? Ему всего пятьдесят лет.

- О, да ты прогрессируешь! - съязвил Рябинин. - Скоро ты шестидесятилетних старцев будешь называть молодыми.

Рябинин сгорал от любопытства, что нужно от Пескишева этому типу (так он про себя стал называть незнакомца). Вспомнив, что Федор Николаевич просил его представить последние клинические данные в обобщенном виде, Рябинин направился к кабинету Пескишева. За дверью шел оживленный разговор, но понять его Рябинин не мог. Он решил войти без стука, не обращая на себя внимания, и подождать, когда его заметят.

Однако этот маневр не удался, - Пескишев сразу же увидел его и предложил зайти попозже. Что касается "типа", то он не проявил к Рябинину никакого интереса.

А между тем молодой человек оказался Круковским.

Пескишев тут же узнал его и, встав из-за стола, с удивлением воскликнул:

- Николай Александрович? Какими судьбами в нашем городе?

- Здравствуйте, Федор Николаевич. А я здесь не чужой. Это родина моего покойного отца. По-видимому, зов предков. Решил переехать сюда.

- Где вы работаете?

- Пока нигде. Ищу...

- Интересно. На что претендуете?

- На должность ординатора, не больше.

Оказалось, что восемь лет назад Круковский окончил военно-морской факультет Ленинградской военно-медицинской академии. Прошел специализацию по нейрохирургии. Собрал материал для кандидатской диссертации. Год тому назад уволился в запас. Работал в районной больнице, хочется заняться наукой. Охотно пошел бы в неврологическое отделение, чтобы углубить свои знания по невропатологии и закончить диссертацию.

Пескишеву понравилась откровенность Круковского и цели, которые он ставил перед собой. При первом взгляде он производил неопределенное впечатление. Но как только начинал говорить, сразу же привлекал внимание. Речь его была правильной, неторопливой, хотя временами излишне эмоциональной. Умел слушать собеседника не перебивая. По-военному поджар и подтянут. Русые, чуть удлиненные волосы модно подстрижены. Выбрит чисто. Одет скромно и опрятно. Черные полуботинки начищены до блеска.

"Флотская выучка, - подумал Пескишев. - Видно, парень хлебнул солененького..."

- На каком флоте служили?

- На Северном. Сам-то я архангелогородец.

- А где там жили?

- В Соломбале.

- Знаю, знаю. Бывал в вашей Соломбале... Остров моряков и судоремонтников. Даже по речке Соломбалке катался.

- Это точно, что остров моряков да судоремонтников. Только из меня, как видите, ни того, ни другого не получилось, - словно оправдываясь, сказал Круковский.

- Почему не получилось? Как-никак морскую выучку прошли. Ну, а кто ваши родители, Николай Александрович?

- Отец был механиком на лесовозе, мать - домохозяйка.

- Живы?

- Нет.

- А что в Архангельске не остались?

- Пытался, но, к сожалению, ситуация оказалась неподходящей.

- Почему? Правда, кафедрой невропатологии с курсом нейрохирургии там заведует доцент, но человек очень грамотный и толковый. У него есть чему поучиться.

- Согласен с вами. Охотно поучился бы, но не удалось.

- Не понимаю, - удивился Пескишев. - Что-нибудь произошло?

- Ничего особенного. Для его сынишки климат оказался неподходящий. Переехал в Крым. А меня туда не тянет.

- Ну ладно, - вздохнул Пескишев. - Займемся своими делами. Прописка у вас есть?

- Будет!

- Должность ординатора инсультного отделения устроит?

- Вполне.

- Вот мы и договорились. Рад, что наше давнее знакомство не оборвалось.

- И я тоже.

Пескишев встал, протянул Николаю руку. Круковский ушел, а он вновь попытался связаться с Ленинградом и вновь безуспешно: домашний телефон не отвечал, а на работе жены не было.

21

Поездка в Ленинград оставила у Пескишева двоякое чувство. До жены он так и не дозвонился, и дома ее не застал. Квартира оказалась пропитана какими-то чужими запахами. В пепельнице на столе было полно окурков. На вешалке висела чужая одежда.

Пескишев поморщился, но отнесся к этому спокойно. Приведя себя в порядок, он решил позвонить Люсе. Уж она, видимо, знает, где Галина Викторовна. И он не ошибся. Люся сказала, что она уехала на рыбалку.

Это крайне удивило Пескишева: жена прежде никогда не увлекалась рыбной ловлей. Оказывается, Галина Викторовна пристрастилась к этому занятию с год назад, после смерти отца, и не пропускает случая, чтобы в хорошую погоду съездить на Ладожское озеро.

- Рыболовецкая бригада у них, - шутливо говорила Люся. - Неделю готовятся, а в пятницу вечером уезжают до понедельника... А ты один? поинтересовалась она.

- К сожалению, да!

- Если дома неуютно, приезжай ко мне. Накормлю, напою, согрею. Галина не обидится. Ей теперь не до нас.

Пескишев уловил в Люсиных словах недомолвку и сочувствие. Но от приглашения отказался, ссылаясь на занятость.

- Чем это ты занят? Сегодня суббота, завтра воскресенье. Везде все закрыто, а ты говоришь, занят.

- Кое над чем подумать надо, - оправдывался Пескишев.

- Подумать тебе действительно надо. Приедешь ко мне, послушаешь, что скажу, вот тогда и подумаешь.

Она, не прощаясь, положила трубку.

"Что бы это могло быть?" - недоумевал Пескишев, но так и не нашел ответа на этот вопрос.

Предложение Люси заинтриговало и породило беспокойство. В конце концов он поехал к ней, прихватив с собой букет цветов и коробку шоколадных конфет.

Люся жила на Петроградской стороне в маленькой двухкомнатной квартире, оставшейся ей от покойных родителей. Окончив институт иностранных языков, она работала переводчицей в "Интуристе". Романтичная по натуре, Люся всю жизнь искала героя своего романа, но так и не нашла. Жила, все чаще уединяясь от окружающих ее людей, находя радость в музыке, чтении. Много внимания уделяла своему туалету. Даже по воскресеньям, оставаясь дома одна, обязательно делала прическу, нередко причудливую, но элегантную. Она хотела всегда быть красивой.

Пескишев об этом знал, а потому не удивился, что Люся встретила его в "полной парадной форме". Она немножко пополнела, но для женщины в тридцать шесть лет выглядела отлично. Это была встреча старых друзей, которые давно не виделись и которым есть что сказать друг другу.

Усадив гостя в глубокое кресло, в котором он чуть не утонул, Люся подкатила к нему накрытый столик, села напротив.

- Ну, что же, Люся, выпьем за нашу встречу, - предложил Пескишев.

- Выпьем, Федор. Я давно ждала ее.

Они выпили шампанского, поглядели друг другу в глаза, улыбнулись и, словно сговорившись, сказали в одно слово: