Узлы

Однажды у камня остановилась Сима, замерщица, постучала каблуком ботинка, зачем-то нагнулась, покачала головой.

- Смотрите, осторожней. Тут обязательно змеиная нора есть. Змеи делаются злые, если растревожить их.

Вокруг рассмеялись: "Нашла чем пугать". А Тазабей, которого хлебом не корми, дай только поспорить, вышел вперед, прошелся вокруг камня.

- А что... Кому смешно, пусть на деле докажет свою храбрость. Ну?

Шутки стихли. Как завороженные следили за Васифом, - он, не обращая внимания на разговор, шарил под камнем, рукой прощупывал его границы.

- Вас, товарищ геолог, наверное, интересует возраст камня? - не без ехидства спросила Сима. - Вы, геологи, ничего вокруг себя не видите, кроме, как у вас называется, "данных"...

- А что здесь еще интересного? - сухо отозвался Васиф.

Сима на секунду смутилась, но ей явно доставляло удовольствие поддразнивать этого замкнутого человека.

- Как что? Валун. Лучше бы взяли кувалду да помогли рабочим. Или вы змей собираетесь изловить? А?

Васиф выпрямился, стегнул девушку взглядом. Однако промолчал, сдержался, - она так мило улыбнулась ему. Наверное, померещилась ему насмешка... Да к тому же есть доля правды в ее словах. Почему бы ему не испробовать свои силы. Он спокойно обернулся к Симе:

- Ну и язычок у вас, не хуже змеиного может ужалить....

Он поднял кувалду и, кивком попросив рабочих отойти, размахнулся. Камень, гулко охнув, раскололся на две половины. Их выкорчевывали ломами, лопатами, наваливались всей тяжестью на подсунутые под камень поленья.

- Спасибо, геолог! Здорово ты его...

Сима как премию выдала - одарила его такой откровенно нежной улыбкой, что Васиф покраснел, спрятался за спины рабочих. Напрасно поднималась она на носки, пытаясь высмотреть его в кругу людей, возившихся у расколотого валуна.

Каждый день заезжал Васиф на почту в Али-Байрамлы, но ответа из института, куда обратился с просьбой выдать копию диплома, все не было. Сегодня, приехав в город, он рассказал об этом Балахану. Тот недовольно покачал головой:

- Почему раньше молчал? В институте был?

- Был. Ждал. Секретарша говорит, нет ректора, и все.

Балахан нажал какую-то кнопку, придвинул к себе телефон.

- Соедините с ректором индустриального института. Алло? - Голос его стал густым, сладковатым, с чуть слышимыми интонациями интимности. - Да, да!.. Учился вместе со мной. Вполне проверенный. Да, да... Прошу вас, не затягивайте.

В тот же день Васифу выдали копию диплома, и он успел сдать документы в отдел кадров Министерства нефтяной промышленности. Уже сбегая по ступенькам громоздкого, мрачноватого здания, он подумал, что надо поблагодарить Балахана. Кто знает, сколько бы тянулась эта волынка.

Он вернулся на третий этаж, но Балахана не было.

- Совещание в Совмине, - не глядя, бросила секретарша с капризным, под густой челкой лицом.

Васиф, не спросив разрешения, придвинул к себе один из городских телефонов.

- Алло? Кто говорит? - пропела трубка. - Это я, Васиф.

- А-а-а, здравствуйте.

- Извините, Назиля-ханум, я не узнал вас сразу. Как вы живете?

- Спасибо. Однако вы могли бы справляться об этом почаще!

- Где Балахан? Не знаете? Пожалуйста, передайте ему, - диплом я получил. Все в порядке. Хотел поблагодарить его, если бы не он...

- Заходите к нам, Васиф. А что? Нет, заходите. Сами всё и скажете ему... Он сейчас вернется. С минуты на минуту. Не заставляйте женщину долго просить вас...

- Да, но... Мне надо вернуться ночным поездом.

- Какие пустяки! - рассмеялась Назиля. - Уедете завтра утром. Слава богу, машина есть.

- Но...

- Никаких "но". Если не придете, мы с Балаханом обидимся.

- Хорошо. Иду.

Добрался он быстро, на такси. Впуская его в дверь, Назиля удивленно и как-то беззастенчиво разглядывала гостя. Как он был не похож на того увальня в серой шинели, каким запомнился ей в первый день знакомства. Перед ней стоял невысокий, стройный мужчина в элегантном темно-синем костюме. Под белоснежным воротничком сорочки модно, широким узлом, повязан галстук. И эта седина на висках... Нет, что-то неуловимое преобразило этого простоватого человека.

- О-о-о, Васиф!.. - простонала она своим низким красивым голосом. - Как вы изменились! Честное слово, встреть я вас на улице, не узнала бы. Вы не представляете, как я рада!

Она повела его в гостиную, на ходу отбирая у него толстую папку. Вгляделась в тиснение серой кожи, спросила вдруг резко:

- Серая папка? Что в ней? Почему серая?! Ах, вы тоже привыкли уже таскать папку, как типичный бюрократ.

- Документы же некуда...

- Да, понимаю, - она как-то брезгливо швырнула папку на диван. - Просто не люблю я эти папки. Каждый завмаг сейчас носит. Не поймешь, где управдом, а где ученый. И почему серая? Не подходит к костюму.

- Я понимаю, вы хотите сказать, что эта папка скорее подошла бы к старой солдатской шинели. Да? - Он поклонился ей с нарочитой покорностью и посмеиваясь. - Обещаю учесть. В следующий раз постараюсь подобрать костюм под цвет папки. Но и вы... обещайте мне не напоминать о прошлом.

- Садитесь, садитесь! - Назиля подвинула ему кресло и села напротив, вытянув длинные, стройные ноги в тонких чулках.

- Ну как дела? Вас, наверное, уже заметили, не обошли вниманием?

- Не жалуюсь. Дело не в этом. Просто жизнь стала полной смысла. Я ведь люблю свое дело. И не боюсь сказать, что... - он слегка запнулся, счастлив.

Назиля уже без кокетства взглянула на него, будто кто-то стер с лица ослепительную улыбку, постоянную готовность чем-то восхищаться, и оно стало вдруг проще, беспомощней.

- "Люблю, счастлив"... - повторила она слова Васифа. - Раньше и я так думала. Но жизнь все решает по-своему. Ведь и вы, наверное, считаете меня очень счастливой женщиной. А сколько подруг не скрывают своей зависти. "Ах, как ты устроилась! Тебе так повезло!" Кто знает, что у Балахана нет времени голову почесать. Мы не видимся иногда целыми днями. И бывает, - она нагнулась к Васифу, влажно блеснула глазами, - бывает, ненавижу все это. Комнаты, ковры, сервизы. Места себе не нахожу. Все думаю, думаю...

Она заговорила вдруг нервно, отрывисто.

- Нельзя быть средним в жизни. Нельзя, чтоб в тебе поровну замесили жадность и добро. Иногда думаешь о себе: я неплохой человек, я не делаю никому дурного, а что пользы? Дурного не делаешь, но видишь, как делают это другие. Видишь и помалкиваешь! И совесть твоя делается как резиновая перчатка. На любую руку... Нет, так долго нельзя...