Весенний снег

Вере Михайловне понравился профессор Горбачевский. Более того, он ее просто очаровал и расположил с первых минут знакомства. И она рассказала ему свою жизнь с того момента, как помнит себя, до настоящего времени.

- Быть может, об этом не нужно?

- Говорите, голубушка, говорите, - он осветил ее улыбкой, блеском молодых глаз,

И она говорила, все более воодушевляясь.

"Он поможет, поможет", - думала Вера Михайловна. И чем внимательнее он ее слушал, тем сильнее укреплялась она в этой мысли.

Его спокойствие, благорасположение вселяли в Веру Михайловну эту убежденность, возвращали ей надежду.

"Он поможет, поможет",-твердил ей внутренний голос. Еще никогда с тех пор, как она узнала о тяжелом заболевании сына. Вера Михайловна не была такой оживленной, такой уверенной в удачном исходе лечения Сереженьки.

- Посмотрим, голубушка, посмотрим,-пообещал

Олег Дмитриевич после того, как Вера Михайловна окончательно замолкла.

"Так, значит, есть надежда?"-хотела спросить она, но не спросила, потому что в этом "посмотрим" как раз и заключалась надежда.

"Он поможет. Конечно, поможет. Господи, наконецто мы напали на нужного человека".

Эта ее надежда еще более окрепла после двух эпизодов, произошедших в тот же день.

Для оформления госпитализации Веру Михайловну со всеми бумагами направили в общую канцелярию, к аачедующему медицинской частью клинической больницы^

Прилизанный мужчина-она заволновалась и не запомнила его лица-холодным голосом спросил:

- А где направление?

После того, что она только что пережила, после подъема, окрыленности от разговора с Олегом Дмитриевичем этот официальный голос резанул ей слух.

Вера Михайловна растерялась.

- Направление?-переспросила она.

- Да. Необходимо направление.

- Но-о... Вот анализы. Вот письмо из клиники...

- У вас есть направление?-прервал заведующий медчастью.

- Наверное, нет.

Он протянул ей бумаги:

- Без направления не сможем принять.

Она, понурив голову, снова прошла в клинику.

В приемной сидела секретарша, ярко накрашенная женщина. Вера Михайловна стала рассказывать ей о своей незадаче. Но тут. из кабинета вышел Олег Дмитриевич. Заметив расстроенное лицо Веры Михайловны, остановился:

- Что случилось, голубушка?

Вера Михайловна объяснила.

Он положил руку ей на плечо и вместе с нею вернулся в кабинет. Позвонил заведующему медчастью:

- Голубчик, я все понимаю, но... простите, но это необходимо для учебной цели. Для учебного процесса, - повторил он.

В приподнятном состоянии Вера Михайловна вышла из кабинета профессора. Ее окликнула секретарша:

- Когда оформите госпитализацию, зайдите, пожалуйста. Анкету нужно заполнить.

Анкета оказалась длинной, чуть ли не сто вопросов.

А ее ожидал Сережа. Вера Михайловна стала торопиться, говорить с неохотой, тем более что почти обо всем, что было в анкете, она уже рассказывала сегодня Олегу Дмитриевичу.

- То есть как? - неожиданно усомнилась секретарша и перестала писать. Как правило, детские дома возвращались в Ленинград. В смысле-эвакуированные дети.

- Я говорю так, как было, - прервала Вера Михайловна.

- Но как правило... - возразила секретарша. - Моя сестренка...

- Ведь речь идет обо мне, - с несвойственной ей резкостью сказала Вера Михайловна, как бы обрывая ненужные вопросы секретарши, мешающей ей поехать за сыном.

- Но это же грубая ошибка...

Опять, как палочка-выручалочка, в приемной появился Олег Дмитриевич.

- Ну что у вас тут, голубушка?

- Она утверждает, что эвакуированный из Ленинграда детский дом остался там...

- Ей не трудно это утверждать, потому что она была в этом доме.

- Но как правило...

- Ах, Евгения Яковлевна, правила для того и пишутся, чтобы были исключения... Закругляйтесь.

Секретарша тотчас кивнула и поспешно закончила свою нудную анкету...

Сдав ребенка в добрые руки улыбчивой нянечки, Вера Михайловна подождала, пока Сереженька скроется за белой дверью, и направилась на телеграф, дать домой обнадеживающую телеграмму. Этого ей показалось мало, и она там же написала подробное письмо Никите. В нем она в восторженных тонах рассказала о встрече с профессором, о своей появившейся надежде, о радости по поводу того, что наконец-то нашелся нужный человек, который вылечит их сына. Она писала об Олеге Дмитриевиче: "Он такой прекрасный, такой щедрый... Он как будто раскрыл душу настежь: добро пожаловать..."

И закончила: "Он поможет, Никитушка, чувствую я, обязательно поможет".

Старая клиника профессора Горбачевского доживала последние недели. В новой, построенной с учетом современных требований медицины, заканчивались отделочные работы.

Сережа попал в восьмую, детскую палату на двадцать коек. Палата была большая, высокая, со сводчатым потолком, с большими окнами, которые, однако, давали недостаточно света, потому что остальные три стороны были без окон. Койки стояли у стен с двух сторон, а посередине маленький белый столик для врача.

Уголок с игрушками находился в коридоре, рядом с телевизором. Так что ходячие детишки могли одновременно играть и на телевизор поглядывать. Для лежачих игрушки хранились в палате, в ближнем от двери углу. Палата, как и вся клиника, была не до конца заполнена.

Клиника постепенно готовилась к переезду в новое помещение.

Сережа попал на левую сторону, к молодой врачихе Нине Семеновне.

Она как раз находилась в палате, когда рго привела сестра.

- Это кто же к нам пришел?-спросила Нина Семеновна приветливо.

- Это Сережа, - ответила сестра. - Он космонавтом хочет быть.

- Значит, у нас целый экипаж набирается,-сказала Нина Семеновна. Суренчик хочет быть космонавтом, и Володя, и вот Сережа - третий.

- Ага, - согласился Сережа.

Закончив осмотр других больных, Нина Семеновна подошла к нему, откинула одеяло, посмотрела. В казенном белье, которое было ему велико, он казался особенно худеньким.

- Тебя подкормить надо, - заулыбалась Нина Семеновна. - Ты что любишь?

- Оладушки.

- А блинчики?

- Хужее.

- А сладкое? Мусс любишь?

- Не-е, кисель клюквенный.

- Ну, тогда мы тебе целую кастрюлю наварим!

- Не-е, я не прожора.

- Ну, молодец!

Нина Семеновна улыбнулась ему, погладила по плечу и пошла знакомиться с его анализами и анкетой, которую заполняла секретарша.

Вере Михайловне понравилась врачиха, с первой же встречи она стала ей симпатична: разговаривала доверительно, вроде ничего не утаивала, а главное, была заинтересована в выздоровлении Сереженьки.

- Тетрада-диагноз тяжелый. Но делают операции. Тут важно подготовить ребенка.

В последующие дни Вера Михайловна с удовольствием беседовала с Ниной Семеновной, не скрывая ничего, и с душевной благодарностью видела, что ее мысли и чувства находят понимание. Она любовалась загорелым лицом врачихи, его четкими, будто выверенными чертами и про себя вновь и вновь повторяла: "Они помогут.

Они обязательно помогут".

И другие люди-няня Варя, сестра Ирина--понравились Вере Михайловне. Все в этой клинике были улыбчивые, душевные, какие-то родственные, все хотели ей, а главное, ее сыну добра. Вера Михайловна приходила в клинику с удовольствием, как к своим людям.

И ее принимали как свою, зная, что у нее в городе никого нет, хотя она и ленинградка. Иногда ей делали поблажку, и она еще полчасика или час сверх впускного времени сидела с Сережей в тихом уголке коридора.

Сереже тоже приглянулось в клинике. Его, как везде, сразу же полюбили за спокойствие, за послушание, за тихий нрав. Он быстро перезнакомился с людьми, всех запомнил - и соседей, и сестер, и няню, и докторов.

Каждый день он сообщал маме последние известия:

- А Витя от уколов плакает.