Смерть Вазир-Мухтара

ет и три месяца, - ответила дочка точно. - Вам хорошо живется? - Благодаря бога. - Не притеснял ли вас ваш родитель? - Excellenz (1), - сказал оскорбленный родитель и прижал руку к груди, - она жила у нас как кукла, wie'n Puppchen. - Puppchen? - спросила дочка и оттолкнула детей. - Ptippchen? спросила она и подалась вперед. Отступил родитель. - Коров доить? - кричала дочка, - пшеницу жать? - наступала она на старика, - сено сгребать? Сусанна - туда, Сусанна - сюда? Вы постыдились бы, Vater (2), смотреть мне в глаза, если б вы не были такой жестокий, бессовестный человек. - Erziehungskosten? -отбояривался тонким голоском родитель. Воспитание? Кто тебе дал воспитание? Сколько! Сколько оно стоило! Sakrement! (3) - Я вас вижу в первый раз, - сказала дочка величаво, и грудь у нее заходила. - Документы, - совал дрожащими ручками родитель грязные клочки в руки Грибоедову, - Excellenz, вот все мои документы, и извольте усмотреть. Грибоедов смотрел с некоторым удовольствием на дочку. Излишен был вопрос, не дает ли она показания в запуганном состоянии. Сеид сам сжался, когда услышал ее голос. - Господин Шефер, - сказал он родителю и отвел двумя пальцами родительские клочки, - на основании закона вы имеете право получить дочь свою Сусанну как похищенную. Дочка молча посмотрела на родителя. - Vater, - сказала она, - если вы возьмете меня, если вы осмелитесь на это, я этими руками задушу вас по дороге. Руки у нее были действительно сильные. - Но, - закончил Грибоедов, - сама похищенная должна признать своих родственников. Таков закон, - добавил он с удовольствием. Клочки трепетали, как бабочки, в родителевых руках. Родитель заморгал усиленно. Он моргал до тех пор, пока слезы не потекли у него из - --------------------------------------(1) Ваше превосходительство (нем.). (2) Папаша (нем.). (3) Черт побери (нем.). глаз. Он стоял, равнодушный, маленький, без всякого выражения на красном сморщенном личике, моргал, и из глаз падали у него чужие слезы. Потом он вынул обтрепанный бумажник, открыл грязными пальчиками отделение в нем и бережно засовал туда клочки. Выпрямился господин Шефер, заложил левую ручку за спину. Сделал он шаг к Грибоедову. Низко поклонился. - Excellenz, - сказал он важно и медленно, - честь имею откланяться. Эту женщину, - он ткнул пальчиком в немку, - вижу я, - он ткнул себя в грудь, - в первый раз. И он поднял палец строго. А потом согнулся и засеменил прочь, не оглядываясь, маленький седенький немец, в новой чистой рубашке, на которой не хватало пуговиц. Грибоедов сделал знак. Сеид и немка пошли прочь со двора. Немка шла медленно. Двое мальчиков цеплялись за ее широкие шальвары. Казаки смотрели ей вслед. Пойдет старенький немец на базар, купит овса для катера и будет торговаться, и по равнодушному лицу будут течь слезы, потом он вынет красный большой платок из кармана, высморкается, закурит аккуратно вонючую трубку и затрусит дни и ночи по дурным дорогам. И дома он сразу возьмет топорик наколоть дров, и будет их колоть каждый день, и за десять