Смерть Вазир-Мухтара

ул в кабинет. Там он сел в кресло и только уже потом медленно и лениво подошел к окну и окликнул Аяксов. - Давайте каждый раз столько, сколько я приказал. - Посмотрите на козу, Александр Сергеевич, - багровел внизу, подбоченясь, Дадаш-бек, - это кошка. Ведь это не от велиагда. Они сами приносят всякую дрянь и дерут с нас втридорога. Они нас обманывают. - Дадаш-бек, это не ваше дело. Аякс пожал широкими плечами, а камер-юнкеры, получив на водку, ушли довольные. Грибоедов знал, что дня через два это снова повторится. Пора было идти суд судить, а к двенадцати он должен быть у Аббаса. По три раза в день он виделся с его высочеством. Напялив мундир, в котором было жарко и неудобно по утрам, он спустился во внутренний дворик. Там уже ждали его. Казаки вытянулись и стали на караул. Люди примолкли. Грибоедов отыскивал глазами очередного родителя. На этот раз им был старенький немец-колонист. Вместе с Грибоедовым приехали в арбах, в повозках, в старинных колымагах и телегах эти родители, армяне, немцы, грузины, у которых были взяты в плен или похищены дочери. Родители жили в караван-сараях, шатались по базарам, пропадали по окрестностям, выспрашивали, вынюхивали, а потом являлись с доказательствами, что дочка живет у сеида Мехмед-Али или у сеида Абдул-Касима. Грибоедов вызывал сеида, и сеид являлся с невинным лицом. В пространной речи он доказывал, что никакой дочки в гареме у него нет и что сосед его, пустой, дрянной человек, наплел на него. После долгого прения с родителями, взглянув попристальнее в очки Вазир-Мухтара, он соглашался привести дочку, "если только это она". Начиналось третье действие комедии о блудной дочке - дочка являлась. Это как раз и происходило теперь. С видом скромным и равнодушным стоял сеид в меховой шапке, усатый и толстогубый. Старенький родитель в очках, перевязанных веревочкой, стоял, заложив руки за спину. И перед ним была дочка. Дочка большая, как идол, величавая, с белобрысыми кудерьками по височкам. По загорелому лицу густо насели светлые веснушки. Двое детей тыкались ей в тугие колени и обтягивали шелк на рубенсовых бедрах. Увешана она была бусами, в ушах висели тяжелые серьги, а на руках блестели перстни, толстые, как черви. Старенький родитель смотрел на нее помаргивая, не без боязни. Рубашка у родителя была новенькая, чистая. - Сусанна, - говорил родитель сладко, как говорят толстой кошке, от которой можно ждать неприятностей, - Сусанна, дитя мое. Дочка молчала. Казаки смотрели на нее во все глаза. Грибоедов стал творить суд. - Признаете ли вы господина Иоганна Шефера родителем своим? - спросил он дочку по-немецки. - Aber, um Gottes Willen, nein (1), - ответила дочка голосом грудным и густым, как сливки. Родитель заморгал красноватыми глазками. - Ваше фамильное имя? - Я позабыла, - ответила дочка. - Sie hat schon den Familiennamen vergessen (2), - отметил с горечью родитель. - --------------------------------------(1) Клянусь богом, нет (нем.). (2) Она уже забыла свою фамилию (нем.). - Сколько лет вы замужем? - Шесть лет