Смерть Вазир-Мухтара

осом фигура... " - Фигляр, - сказал, пожимая плечами, Грибоедов и вдруг нахмурился. "По голосу тотчас же узнал я Эдмунда Кина. Гуроны допустили его в племя свое и избрали вождем под именем Сына Лесов, каковой титул он ныне присоединяет к своему имени. Передают, что уже в Дрюрилене утверждал он, будто никогда не чувствовал себя столь счастливым, как среди гуронов, когда дали они ему титул вождя". Грибоедов швырнул книгу. Этот несчастный актер, освистанный, который принужден был бежать из Англии, как он сам восемь лет назад бежал из Петербурга, зачем не остался он у гуронов, зачем фиглярил перед этим журналистом, позорил обычаи людей, среди которых жил, и свое звание? Или любовь к театральному тряпью больше всякой другой, и как пьяницу тянет усыпанный опилками пол кабака, так и у актера и драматического автора в известный час после обеда заноет какой-то червь в груди - и он отовсюду убежит и всех покинет? Он поймал себя на мысли, что собирался строить свой театр домашний, в Цинондалах, и усомнился: кто же играть будет? Тогда вдруг понял, что трудно ему будет жить без того, чтоб свое "Горе" не увидеть на петербургском театре. Он придвинул опять книжку. "По возвращении г. Кин не имел успеха в роли Шейлока". И захлопнул ее. Журналисты, сволочь мира сего, живущие за счет дымящихся внутренностей. Господин Ф... Нина стояла на пороге. И он протянул к ней весело руки.

3

Крик стоял на дворе. Пять голосов кричали по-персиянски: - Нет. Нет. Нет. Нам не нужно никаких денег, мы принесли эту козу от велиагда, и пусть Вазир-Мухтар ест ее с удовольствием. Было всего семь часов. Грибоедов прислушался. Жирный голос Рустам-бека покрывал персиянские крики: - Я довольно вам дал, и совершенно довольно. Рустам-бек приходился дальним родственником княгине Саломе и поэтому заведовал хозяйственной частью. Грибоедов невольно взглянул на спящую Нину, как бы ожидая от нее ответа. Повторялось это, к сожалению, часто. Каждый день от Аббаса приносили то плоды из его сада в тяжелых корзинах, то козу, "собственноручно убитую его высочеством", то конфеты на серебряном блюде. Гулям-пишхедметы, как и подобает камер-юнкерам, стояли скромно, они ожидали приличной мзды за труды и удивились бы, вероятно, если бы узнали, что Вазир-Мухтар называет это: давать на водку. Бог, если уж не поминать княгини Саломе, послал Грибоедову двух людей, с которыми он не знал, что делать: Рустам-бека и Дадаш-бека. Рустам-бека, с лихими курчавыми усиками, он назначил поэтому заведовать хозяйством, а Дадаш-бек так и болтался без дела. Грибоедов звал их Аяксами. Денег было действительно мало до ужаса. Финик до сих пор не распорядился высылкой. Но Аяксы вели себя в этих случаях, как привыкли вести себя в Тифлисе с татарами-продавцами. - Берите свою козу и убирайтесь на все четыре стороны, - ревел на дворе Рустам-бек. - Это коза? Это кошка, - помогал ему Дадаш-бек. - Нет. Нет. Нет. Не нужно нам денег. Ешьте на здоровье, - горланили гулям-пишхедметы и не трогались с места. Грибоедов накинул халат и шмыгнул