Скитники

Корней осторожно, чтобы не потревожить влюбленных, удалился.

Барсук

Пряный запах вянущих листьев и трав заполнил лес. Спокойные зеленые тона Впадины и склонов хребтов подкрашивались разноцветной мозаикой, сочность которой подчеркивалась чистотой прозрачного воздуха. Заполыхали багрянцем рябины. Оранжевыми кострами запламенели лиственницы. Отливали золотом кроны берез. Порывы ветра срывали отмирающие листья, укладывали их на мягкое ложе из уже опавшей листвы. Среди этой пестроты царили зеленокудрые кедры, украшенные гирляндами шишек, а выше по склонам и в хитросплетениях ущелий темнели островерхие ели и пихты. Хвойные деревья бесстрастно взирали на лесной карнавал, но сами в нем не участвовали, наверное из-за своего колючего характера.

Урожай брусники в этот год выдался небывалым. В один из погожих сентябрьских дней почти все обитатели скита разбрелись по кедровому бору собирать любимую брусену, усыпавшую низенькие кустики с мелкими яйцевидными листочками. Доя веточки двумя руками, сборщики быстро наполняли корзины.

Корней, имевший привычку забираться в самую глухомань, приметил затаившуюся под обрывом у барсучьей норы лису. Забыв о ягодах, парнишка стал наблюдать за ней. Когда хозяин квартиры выбрался из норы и отошел справлять нужду, кумушка тут же юркнула в нее. Побыла там немного и выскочила обратно. Вскоре из норы послышалось недовольное похрюкивание вернувшегося барсука. Опрятный хозяин, любящий чистоту и уединение, брезгливо щуря маленькие глазки, очищал квартиру от зловонных испражнений, оставленных лисой. Нахалка на этом не успокоилась: она взялась подбегать к норе и лаять, разрывать лапами отнорки, продолжая беспокоить хозяина.

Добродушный увалень, хотя и был крупнее и сильнее кумушки, терпеливо сносил все эти пакости. Но, похоже, что наглость и упорство рыжей бестии в конце концов принудят беднягу оставить просторное жилище и рыть новое. Корней сочувствовал барсуку, но вмешиваться не стал: сам виноват - сильней лисы, а постоять за себя не может. Дома же он получил нагоняй от матери за то, что насобирал брусены меньше, чем его младшая сестра…

Отшельник

Стареющий Никодим на девятое, после смерти жены, лето, когда Корнею шел лишь восьмой год, а внучке Любаше шестой, уговорил таки наставника Маркела благословить его на пустынножитие, дабы отойти от мирских забот и сосредоточиться на писании истории общины, наставлений по лекарскому делу, молитвах за здравие скитожителей и сбережения веры в первородной чистоте.

Со своей Пелагеей он прожил душа в душу долгую жизнь и, оставшись без нее, несмотря на то, что был окружен любовью и заботой домашних, чувствовал себя сиротой. Старец еще в ту пору замыслил удалиться в пустынь. При каждой встрече с Маркелом он снова и снова заводил разговор об уединении. И наставник сдался, внял уговорам и благословил на отшельничество, тем более что Никодим обещал не отгораживаться от братии и продолжать лечить и наставлять их при нужде.

За три дня Никодим с Елисеем и соседом Проклом сладили лачугу с двумя окошками у подножья Северного хребта на горном ключе под серой, покрытой пятнами лишайника скалой. Переезд же затеяли в самое предзимье, когда злой ветер-листодер срывал с деревьев остатки ярких осенних нарядов. Место нового проживания называлось Верхи. Находилось оно не так уж и далеко - всего в трех верстах от скита.

Жилище свое Никодим держал в чистоте и опрятности. Половину стены его обители заняли полки с книгами старинного письма из библиотеки князя Константина, отобранные для общины еще старцем Варлаамом, а вторая половина была заставлена его собственными рукописями и черновиками.

Здесь, в пустыни, Никодим, для пользы дела стал еще больше внимания уделять наблюдениям за явлениями природы. Ничто не ускользало от его пристального взора и слуха, а великолепная память, подкрепленная записями в черновых бумагах, позволяла сопоставлять и осмысливать все виденное и слышанное, делать верные умозаключения о последствиях каждого явления. Отшельник с каждым годом все точнее и точнее определял, каким будут лето, осень, зима, что лучше сажать по весне и когда, какой ожидать урожай; куда откочуют олени, удачен ли будет сезон на пушнину, какие ловушки будут уловистей.

Для усмирения плоти старец неделями воздерживался от пищи, ходил босым, зимой и летом в одном рубище. Со временем он так овладел собой, что, сидя на ледяном ветру, не мерз, а напротив, сосредоточившись, добивался такого состояния, при котором ему становилось жарко. В скиту, где его изрядно почитали, стали поговаривать, что сие доступно только святым.

Скитожители хаживали к нему: кто за советом, кто поплакаться, кто за снадобьями, а кто просто порассуждать о жизни, о Боге. Он привечал всякого с неизменной улыбкой и вниманием. Но самым желанным гостем для него был, конечно, внук Корнейка.

Никодим не жалел времени его воспитанию и просвещению, ибо давно пришел к твердому убеждению, что нет важнее дела, чем растить милых сердцу чад так, чтобы они жили в любви, по заповедям Христа и беззаветной преданности истинному православию.

Корнейка относился к деду с детским обожанием, считая его самым добрым, самым мудрым человеком на земле.

Поначалу, пока внук был желторотым птенцом, дед подробно рассказывал ему об их великом переходе через всю Сибирь, о жизни в Байкальском скиту, читал вслух предания старины. Слушая, малыш любил трогать медные и серебряные пластины накладок дорогих книг и напрестольного Евангелия, разглядывать темные кожаные переплеты, вдыхать ни на что не похожий, особый запах пергамента.

Когда Корней немного подрос, Никодим и живший тогда еще у них Горбун, стали беседовать с мальчиком о Боге, рассказывать о мученической смерти Христа, его заповедях, о христопродавцах, поднявших руку на веками проверенную и богоугодную русскую обрядность, третье столетие гонимую и попираемую. Читали ему вслух книги Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, несшие в себе Слово Божье.

- Мир донельзя изалчился, сынок. Бога в людях не стало. О душе забыли. Совесть потеряли. Помни: все бренно - и плоть и творения людские. Одна лишь душа бессмертна. Держи ее в чистоте, не пятнай, чтоб не гореть ей потом за грехи в аду, а вечно блаженствовать в Царствии небесном.

- Вот бы глянуть хоть одним глазком на то Царствие.

- Сие в земной жизни не исполнимо, но ежели твое житие будет по совести, по Христовым заповедям, то Господь, по завершении земного пути, может допустить в него.

Азбучке Никодим начал обучать внука сызмальства, когда ему едва стукнуло четыре года. Чтобы заслужить похвалу деда, мальчонка усердно водил пальцем по страничкам, пытаясь сложить из букв слова. Но не только кровные узы, а и простота, сердечность отношений, взаимная потребность друг в друге способствовали их необыкновенной привязанности.

Когда Никодим удалился в пустынь, Корней частенько ходил к нему помогать по хозяйству. Вместе с дедом готовил на зиму дрова, собирал орехи, ягоды, коренья, попутно познавая лекарскую науку. Зимой он, бывало, жил в дедовой хижине, заваленной снегом неделями. Что это за чудные дни были! Сколько полезного и интересного узнавал он общаясь с дедом!

В одно из посещений Корней принес резвого щенка по имени Простак. Дед радовался подарку как малое дитя.

- Спаси тебя Бог, Корнюша, угодил старику. Давно хотел собаку у себя поселить. Да все не досуг было щенка в скиту взять. Собака она ведь самое преданное существо и даром бескорыстной любви к человеку наделено щедро. Теперь мне повеселей будет.

Они тут же соорудили у входа в лачугу теплую конуру и покормили собачонка свежей рыбой.

Осень. Со стороны Северного хребта неслись пласты сизых туч. Старец сидел на пороге хижины, выдвинув плечи вперед, что придавало его позе схожесть с орлом. Ветерок трепал седую бороду и волосы. Простак, свернувшись на коленях, сладко дремал. Вокруг время от времени шлепались на землю созревшие кедровые шишки.