Скитники

- Типун тебе на язык. Укрепи дух молитвой! Не можно так даже помыслить, великий то грех перед Богом! - возмутился Тихон.

На следующий вечер казаки бражничали по случаю именин старшины. В клеть через дверную щель потянуло сивушным смрадом.

- Неужто такую гадость пить можно? Даже от запаха рвать тянет.

- Одно слово - поганцы!

Гуляли казаки долго, но к середине ночи, вконец одурманенные, все же уснули. Оставленным без надзора арестантам удалось, накинув кожаный поясок на дверную чеку, сдвинуть ее и бежать.

До скита оставалось два дня пути, когда Мирон с Филимоном захворали, да так, что не могли даже идти. Тихону пришлось, запалив под выворотнем костер, уложить сотоварищей на лапник.

Больные всю ночь бредили от сильного жара. У обоих перехватило горло. К утру, от удушья, помер Филимон. Расчистив место под кострищем, Тихон топором и сделанным тут же заступом выкопал могилу и похоронил товарища. Мирону же немного полегчало, и они с Тихоном решили двигаться дальше. С трудом одолев двенадцать верст, отделявших ходоков от лабаза с припасами, остановились на ночевку. Впервые со дня заточения поели.

Тихон соорудил из сухостоин жаркую нодью, из снежных кирпичей - защитную стенку и лег рядом с Мироном. В тепле сон сморил обоих - благо нодья горит долго и жарко. Когда Тихон проснулся, его спутник был уже мертв…

К скиту Тихон подходил в поздних сумерках. В густом кедраче было темно, но над небольшими лоскутами пашен, укрытых осевшим крупнозернистым снегом, еще держался бледно-серый свет. У тропы, в незамерзающем роднике, как всегда, услужливо качался берестяной ковш. Пахнуло терпким дымом родных очагов. Между кедровых стволов проступили знакомые очертания скитских построек, над которыми, предвещая хорошую погоду, поднимался прямыми столбами дым.

Тихон прошел вдоль зубчатого частокола к воротам. Отодвинул потаенный засов. Собаки признали и голос не возвысили. Из молельного дома неслось красивое пение: “Аллилуйя! Аллилуйя! Слава тебе, Боже! Аминь!”. Взволнованный путник отворил дверь, но до того враз обессилел, что еле вволок ноги во внутрь.

Скитники тут же обступили исхудавшего, обтрепанного собрата:

- Остальные-то где?

- Бог прибрал, - едва прошептал Тихон и, словно стыдясь того, что вернулся живым, виновато опустил голову, перекосил плечи. В изнеможении опустившись на лавку, он коротко рассказал о постигших бедах.

- Господи, да за что же наказание нам такое?!

Все истово закрестились, ожидая, что скажет наставник.

- Сие недобрый знак. Не стоит нам боле в острог ходить, - заключил Маркел.

- И то правда, в остроге том одна нечисть, - поддержал Никодим.

Но нашлись среди братии и не согласные.

- Крот и тот на свет Божий выбирается, а мы все от мира хоронимся. Опостылела такая жизнь, - с жаром выпалил младший брат Филимона Лука.

Глава общины, всегда спокойный и чинный, вспыхнул от негодования. Он устремил на охальника взор, от которого тому вмиг стало жарко.

- Поразмысли, человече, что из твоих крамольных речей проистекает?! От истинного православия, от веры предков отойти возжелал? С нечистью спознаться надумал? Судьбу брата повторить хочешь?

Перепуганный Лука покаянно пал ниц.

- Прости, отец родной, бес попутал, прости Христа ради!

- В яму нечестивца! Для вразумления! Пусть остудится, грех свой замолит. В нашем скиту ереси сроду не бывало!

Праведник хотел еще что-то сказать, однако от сильного волнения запнулся, а, овладев собой, воскликнул:

- В том миру одна скверна!

Братия одобрительно загудела, закивала:

- Житие у нас, конечно, строгое, но иначе не можно. Одному послабу дай, другому - дак соблазнам уступят, про веру, про Бога забудут, а там и к диаволу пряма дорога. Не может быть прощения отступникам.

- И то верно. Со смирением надобно принимать то, что уготовано Творцом во испытание наших душ.

Притихший народ разошелся по избам, а наставник меж тем долго еще отбивал земные поклоны:

- Много в нас человеках гордыни и своенравия. Помоги, Господи, единую крепость держать! Дай сил нам веру в чистоте сохранить. Убереги рабов неразумных от греховных мыслей.

Из глубокой земляной ямы весь день неслись причитания объятого ужасом отступника:

- Простите, братья! Нечистый попутал. Христом-Богом молю: простите! Пожалейте, околею ведь на холоде!

Сострадая, сбросили грешнику охапку кедровых лап и широкую рогожу. На следующий день к нему втихаря пришла сердобольная Прасковья, жена Тихона. Спустила в корзине еду и воду. Но на второй и на третий день она не явилась. Опечаленный, Лука не ведал, что опасения Маркела сбывались. В скиту начался лютый мор, и Прасковья, несмотря на старания Никодима, преставилась одной из первых.

Уловив на четвертый день отголоски псалма за упокой души, Лука уже не сомневался в том, что это его богохульное высказывание навлекло гнев Господа на обитателей скита. Дрожа всем телом, он истово зашептал синими губами покаянные молитвы. Расслышав и назавтра обрывки отпевания, Лука и вовсе перепугался. Он понял, что в скиту происходит нечто ужасное и общине не до него. Чтобы не умереть от холода и голода, отступник решил выбираться из ямы самостоятельно. С упорством обреченного он принялся упорно выковыривать в стенке обломками веток углубления, поднимаясь по ним наверх. Когда до кромки ямы оставалось четверть сажени, несчастный сорвался и упал, но столь неудачно, что повредил позвоночник…

Крестов на погосте прибавлялось. Умирали все больше дети. У Никодима со сведущими в лекарском деле супружницей Пелагеей, дочерью Анастасией и невесткой Ольгой в эти дни не хватало времени даже поесть. Они дотошно вчитывались в лекарские книги, пытаясь по ним составить подходящее снадобье от косившей братьев и сестер болезни. Зараза не пощадила и самих врачевателей: свалила и в несколько дней скрутила Пелагею.

Здоровые обитатели скита денно и нощно молились:

- Владыка вседержитель, Святой Царь, наказуя не умервщляй, утверждай низ падших, поднимай низверженных, телесные человечьи скорби исправляй, молимся Тебе, Боже наш, рабов Твоих немоществующих посети милостью Твоей, прости им всякое согрешение вольное и невольное. Боже наш, Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь…

После мора, изрядно опустошившего скит, Маркел собрал всех излеченных и объявил:

- Боле Впадину не покидать! Запрещаю даже думать о том! Кто ослушается - тому кара смертная!

Когда, наконец, вспомнили о посаженном в яму вероотступнике Луке и вытащили его, он уже чуть дышал. Овдовевший Никодим, схоронивший во время мора еще и внучку, из сострадания забрал увечного к себе и выхаживал его как малое дитя, ежечасно растирая и разминая бесчувственные ноги, отпаивая целебными настоями и питательным молочком из кедровых орешков. Несчастный поправлялся медленно, а ходить начал и вовсе лишь через год. Но поврежденную спину согнуло-перекорежило так, что Лука при ходьбе перстами касался земли.

За долгие месяцы неподвижности, обличаемый совестью, он укрепился в вере необыкновенно и теперь ни единым помыслом не допускал сомнения в ней. Выучил на память многие своды Библии, составляющие священное писание христианства. Особенно близки ему были божественные откровения первой части Ветхого Завета. Сей библейский текст стал для болящего образцом абсолютной и непогрешимой истины. Перечитав все имевшиеся в скиту книги, иные по нескольку раз, он многое осмыслил и глубоко прочувствовал, сделавшись одним из самых лучших знатоков и ревностных поборников истинного православия.

Господь же великодушно вознаградил его за усердие, наделив способностью понимать самые мудреные тексты. Даже наставник Маркел стал советоваться с ним по затруднительным разделам в трудах проповедников старообрядства.

Рождение Корнея

Шел 1900 год. Как раз в ту пору, когда обезноженный Лука появился в доме Никодима, у Елисея народился сын - головастый, крепкий мальчуган. Покончив с родовыми хлопотами и уложив младенца на теплую лежанку, домочадцы помолились за здравие новоявленного раба Божьего и матери его Ольги.