Право выбора

2.

Поезд выплюнул их в ночь на тщательно выметенный перрон, едва освещённый единственной лампочкой над дверью станционного домика. Вокруг в тишине грозно нависали какие-то неестественно огромные чёрные деревья. Когда стук колёс замер вдали, явственно фыркнула лошадь и появился высокий человек в тулупе и рысьей огромной шапке. Он приблизился, стянул рукавицы и подал Юрию большую тёмную ладонь: "Савельев я, Игнат Ильич, папа этой козы-дерезы." "Юрий Ефремович, её учитель и друг. Если официальнее, доцент Хадас." "Хадас. Хадас, этой какой же нации? - обернулся лесник к прижавшимся друг к другу седокам, когда сани тронулись,. - Латыш, литовец?" "Он еврей, папа, - вызывающе сказала Инга. - А тебя будто ничего в человеке не интересует, кроме его нации. С каких это пор?" "Еврей так еврей... - не сразу пришёл в себя Игнат Ильич. - Вы что, обижаетесь, когда вас спрашивают о нации, Юрий Ефремович?" "Да нет. У меня действительно непонятная фамилия. И не Иванов, и не Абрамович..." "Только я, - помолчав, продолжал лесник, - вроде должен поинтересоваться, раз единственная дочка впервые привезла к нам молодого человека. Инга не привезёт кого попало. Значит серьёзно. А раз серьёзно у неё, так и у нас. Я против евреев ничего не имею, но..." "Ну, что там за "но", папа! - напряглась Инга. - Уж ты-то с чего был бы антисемитом?" "Да не антисемит я! - отчаянно крикнул отец. А ну как увезёт он тебя навеки в этот свой Израиль, вон их сколько сейчас туда едет! И - всё! Навсегда! Была дочка и нет, как не было... Как умерла. Это хоть вы оба понимаете?" "Я в Израиль не собираюсь." "Сегодня не собираешься, а через год, пять лет, как раз когда мы к внукам привыкнем... Так что, вы мне быть счастливым от такого брака прикажете? А о матери и не говорю." "Папа, какие там внуки? Он мне ещё и предложения-то не делал." "Не делал? А чего тогда приехал?" "Чтобы сделать," - поцеловал Ингу Юрий. "Ой! Мама!!- радостно взвизгнула она и кинулась ему на шею. - Наконец-то! Спасибо, папуля. Это он тебя испугался, что с саней сбросишь волкам на съедение, вот и раскололся..." "А что до Израиля, - продолжал Юрий, мягко высвобождаясь, - то зачем же так мрачно? Во-первых, я никогда туда не хотел и сейчас не хочу, а, во-вторых, это очень не просто, даже если бы и захотел бы. И, наконец, если ей там будет хорошо..." Игнат Ильич только покрутил головой. Сани неслись по узкой лесной дороге почти в полной темноте под сплошными сводами циклопических еловых лап и кедровых ветвей, среди колоннообразных заснеженных стволов, как стоящих вертикально, так и наваленных в первозданном хаотическом беспорядке. В редких просветах между ветвями над головой высвечивалось переполненное звёздами невиданно ослепительное и чистое ночное небо. Лошадь бежала ровно, сани скрипели полозьями по глубокому снегу, иногда взрывающемуся от задетых еловых лап белым колючим облаком, покрываюшим седоков душистым покрывалом. У Юрия замёрзли ноги, хотя он, по совету Инги, надел две пары шерстяных носков. Под меховым покрывалом, однако, было тепло, Инга счастливо дышала у его щеки, припав к плечу и улыбалась без конца своим мыслям. Наконец, показались едва видные над сугробами светящиеся окна, послышался скрип открываемой двери, и сани подкатили к большому бревенчатому дому. На ярко освещённом электрической лампочкой крыльце стояла в накинутом на плечи тулупе высокая женщина в валенках. Негнушимися ногами Юрий прошагал к ней и приложился губами к протянутой руке. Она не отдёрнула руку, даже не смутилась, но была явно польщена таким невиданно тонким обращением в их таёжной глуши. "Я Полина Олеговна, важно сказала она, приглашая гостей в дом. - Милости прошу. Столько дочка о вас писала хорошего, Юрий Ефремович..." В просторной гостиной было тепло и чисто, совершенно городской уют, даже телевизор, стереорадиола. Юрия поразила целая стенка книг с дефицитными подписными изданиями. Откуда это в таком медвежьем углу столько книг и, главное, электричество, подумал Юрий. Игнат Ильич вдруг сказал: "Тут уже десяток лет охотится муж Примкниготорга. Дочке нашей столичную библиотеку обеспечил. Инга, представляете, всё это перечитала! Золотая у ней головка..." "А электричество? Что-то я столбов не приметил." "Нет, ток у нас свой." "Дизель-генератор? А почему его не слышно?" "А вот и нет! Неужели вам Марк Семёнович не похвастался? Это ведь он всё это нам наладил три года назад. Дал мне чертежи, а я всё по ним заказал у умельцев на авиазаводе в Арсеньеве. И вот с тех пор живём что в твоей столице. Ни керосиновой лампы, ни столбов-проводов в райцентр. Аккумулятор круглые сутки заряжается и от ветра, и от солнца. У нас тут солнце двести девяносто дней в году, а ветер все триста. Ветряк у меня на сопке стоит уникальный. Его мои друзья фрегатом прозвали. На каждой лопасти парус. А солнечный свет мне в специальный колодец трёхметровая линза собирает. Она заполнена водой или льдом - вон там, на поляне. Почистил раз-два в месяц линзу от снега, и она опять как новенькая. У нас даже электроутюг и стиральная машина работают. Не говоря о свете, телевизоре и холодильнике. Золотая голова у парня..." "Пап, - злопамятно сказала Инга, - так Заманский тоже еврей." "Ты чего вдруг? - удивилась мать. - Какая разница?" "А такая, что Юра у меня еврей, и он мне только что сделал предложение, а папа..." "Что папа? - засмеялась Полина Олеговна. - Он же у нас и не интересовался никогда. А у меня у самой, между прочим, бабушка по маме еврейка, Фаина Мордехаевна аж!" "Иди ты! - поразился лесник. - Ты серьёзно, мать? А чего молчала?" "Так ведь ты никогда и не спрашивал." "Ну, вы даёте, - хохотала Инга, не отлипая от Юрия. - Так я у тебя, оказывается, Хаечка, Юрик! Надо же, ехал чёрт-те куда, а попал к своим..." "Все мы тут свои, советские, примирительно сказал лесник. - Ладно, время позднее, пьём чай и спать. А завтра после баньки отметим событие. Куда? - рявкнул он на Ингу. Отдельно! Покажешь брачное свидетельство, тогда..."

3.

За окном комнаты, где ночевал Юрий, величественно качалась огромная лапа голубой ели в сияющем на солнце пушистом снежном колпаке. За ней золотились сугробы на огороде. За огородом туго бил в ослепительно синее небо белый дым над едва видимым отсюда срубом. Юрий открыл дверь на осторожный стук и сразу задохнулся от горячего душистого поцелуя невесты. Инга была в нарядном синем платье с розой у ворота и казалась похудевшей и усталой. "Ты себя плохо чувствуешь? - спросил Юрий, вглядываясь в измученные глаза девушки. - На тебе, как говорится, лица нет..." "Зато ты выглядишь у меня как огурчик, женишок... Отдохнул от невесты и доволен?.." "Я не понимаю..." "Не понимаешь? И очень плохо, что ты меня по-прежнему не понимаешь... Разные мы с тобой всё-таки, Юрик. Я вот без тебя жить не могу, всю ночь на часы смотрела, когда тебя увижу... А ты, я смотрю, и не вспомнил..." "Молодёжь! - крикнула из гостиной Полина Олеговна. - Кончайте любезничать. Умываться и завтракать. Мы с Савельевым уже заждались вас." "Где у вас умываются?" "Настоящие мужчины..." "Я понял!" Юрий набросил свой кожушок на спортивный костюм, сунул босые ноги в суконные боты и выбежал на улицу. Инга со смехом выскочила за ним, едва успев сменить туфли на белые валенки. Снег слепил со всех сторон. Юрий сбросил кожушок, снял "олимпийскую" рубашку и стал, вскрикивая, натираться снегом. "Жена, спинку потри, - сказал он и тотчас охнул и задохнулся от горы снега, обрушенного безжалостной Ингой на его голую спину с потревоженной еловой лапы. Тотчас нежные руки закутали его пушистым полотенцем, стали яростно растирать со всех сторон, надели на вытянутые руки "олимпийку", накинули на плечи кожушок и поволокли под руку к дому. "Какой приятный запах дыма, - затянулся вкусным воздухом, как любимой сигаретой, городской доцент. - Что это там дымит?" "А это вам, Юрий Ефремович, папа баньку топит... Надеюсь, не возражаете?.." "Мне?" "А вы эгоист. Чем это вы лучше других? Может и мне." "Вместе?.." "А вам бы как хотелось?" "Я и мечтать не смею... До печати из ЗАГСа." "Иногда сбываются и несбыточные мечты. Не я ли вам как-то обещала... Помните?" "Ты даже не представляешь, что ты со мной натворила своим дурацким замечанием!" "Потом расскажешь. А пока - завтракать. У моих тут такие чаи! Такой мёд!.. У нас тут всё настоящее и экологически чистейшее. Как и твоя невеста, кстати. Такие не только в столицах, ни в одном городе не растут..."