Судьба. Книга 3

Всех этих подробностей Сергей знать не мог, как не знал и Берды, говоря о трёх тысячах бойцов вместо семисот колесовских, что здесь не помогли бы ни три, ни пять тысяч, так как на газават была поднята вся масса бухарского населения.

Помолчав, Сергей снова вытащил из кармана часы, сердито щёлкнул крышкой. Берды кивнул на дверь.

— Домой торопишься?

— Да уж третий час. Жена, наверно, не спит…

— Не спит, — подтвердил Берды. — По пути сюда я у вас был. Волнуется она. Говорит спокойно, а паль-цами — вот так делает. И глаза прячет. Женщина всё-таки…

— Ничего, брат, не поделаешь, все нынче волнуются. Вон парод голодает, а накормить его — возможностей нет… Ну, ничего, авось доживём до лучших дней.

— Пока доживём, половина людей вымрет. Болезнь ещё какая-то появилась, слыхал? Никого не обходит, всех с ног валит.

— На бедного Макара все шишки валятся — так на Руси говорят.

— Верно. У нас тоже говорят, что в покинутой мечети шайтаны той справляют, да от разговоров не легче.

— От самих людей многое зависит, — Сергей потёр подбородок. — Темнота и невежество не из последних наших врагов. Ведь даже те, что около города живут, к врачам не обращаются! Считают, что аллах болезнь наслал, к нему за помощью обращаются. У аллаха только и забот, что к беднякам прислушиваться! Вот и гибнут, как мухи, как щенята слепые. От слепоты этой одно лекарство — культура, да вся незадача в том, что путь до неё слишком долог, революционным наскоком тут не возьмёшь, исподволь надо, время надо.

Сергей снова отвернулся к окну. На чёрном стекле отразилось его нахмуренное лицо, и Берды некоторое время разглядывал это отражение. Сперва оно было ясным и чётким, можно разглядеть каждую морщинку, потом стало расплываться и тускнеть, заполнило всё окно, стало заполнять комнату. Качнувшись, Берды усиленно поморгал тяжёлыми веками, покосился на Сергея: не заметил ли тот, что он задремал.

Где-то поблизости хрипло и одиноко заорал спросонья запоздавший петух. Словно вторя ему, из непроглядной ночной дали чуть слышно прозвучал паровозный гудок — как жук пролетел мимо.

— Может, домой пойдём? — сказал Берды. Сон ломал его, как медведь замешкавшегося охотника. Берды зевал до хруста в челюстях и сопротивлялся изо всех сил.

Сергей тоже зевнул и потряс головой.

— Домой мне нельзя. Я сегодня дежурный по Совету. Тут, понимаешь, дело такое: из Ашхабада войска выехали. Пока до Мары не добрались, надо следить за их движением со станцией связь держать. Саботируют кое-где на дороге, вредят помаленьку.

— Куда войска-то идут?

— Колесову на помощь, куда же ещё!

— Из Мары тоже пойдут?

— Обязательно. Да, чуть было самое главное не был! Вместе с ашхабадцами в Каган пойдут войска из Мары, Байрам-Али, Иолотани. Мы организовали специальные туркменские отряды. Командовать одним из таких отрядов Совет поручает тебе. Ты согласен?

Для солидности Берды хотел помедлить с ответом, но так и не смог удержать торжествующую улыбку. Кое-как согнав её с лица, он ответил:

— Если Совет доверил, у меня возражений нет.

— Твою кандидатуру все в Совете поддержали единогласно… Послушай, ты спать не хочешь? Я тебе одну байку расскажу.

— Рассказывай, — охотно согласился Берды, устраиваясь поудобнее на топчане. После новости Сергея он готов был слушать не только до утра, но и три ночи подряд, — сна как не бывало.

— Это мне когда-то Клычли рассказывал, — начал Сергей. — В давние времена дело было, Александр Македонский в здешних местах злыдничал. Люди говорила, что на голове у него растут рога. Так это было или иначе, а только каждого брадобрея, делавшего ему причёску, Александр велел убивать. Только один спасся, но дал страшную священную клятву, что будет молчать. А молчать-то трудно! День молчит брадобрей, два молчит, неделю, однако чувствует, что вот-вот сердце у него лопнет от тайны, которой ни с кем нельзя поделиться. Тогда он стал уходить в безлюдное место, спускался в старый высохший колодец и кричал там изо всех сил: «У Александра Македонского есть рога!» Так он делал несколько раз. А однажды, придя к колодцу, увидел, что возле него вырос тростник. Брадобрей сделал из тростника дудку и, когда заиграл на ней, в мелодии явственна послышалось: «У Александра Македонского есть рога!» Понял, Берды, смысл этой байки?

— Понял, — сказал Берды. — у нас даже пословица такая есть: «Не открывай тайны другу — у него есть свой друг». Скажи, а правда у Искандера рога были?

— Правда! — усмехнулся Сергей. — Зря его, что ли, прозвали Зулькарнейном [2]?

— Хе! — Берды с явным недоверием посмотрел на друга. — Настоящие рога? Как у быка?

— Как у барана.

— Ты правду говори!

— Я тебе и говорю правду. Александр называл себя сыном бога Аммона. Бога этого древние греки изображали человеком с бараньими рогами. Вот и Александр, чтобы походить на своего вымышленного отца, приделал к своему шлему два бараньих рога. Понятно?

— Теперь понятно, — с облегчением сказал Берды. — А разве бывает бог с бараньими рогами? И почему его по-туркменски Аманом зовут?

— Аммоном, а не Аманом, — поправил Сергей, опять щёлкнув крышкой часов. — Я тебе не о богах хотел рассказать, ну их к лешему. Тут, брат, есть один секрет, который можно доверить только своему человеку.

Берды приосанился, серьёзно глядя на Сергея.

— Говори. Я в пустой колодец не полезу.

— Знаю, что не полезешь… Дело, Берды, такое: командиром добровольных туркменских отрядов, направляемых в. Каган, назначен Байрамклыч-хан. Правда, возражения были, что, мол, бывший царский офицер, хотя и разжалованный. Но выхода иного у нас нет. Человек он довольно тёмный, однако в настоящее время сочувствует революции и, главное, имеет военное образование. Туркмены с военным образованием нам нужны позарез, а много ты их найдёшь? Поэтому, хочешь или не хочешь, а приходится доверять Байрамклыч-хану. И надо его по-настоящему привлечь на нашу сторону. Но, как говорится, доверяя проверяй — к Байрамклыч-хану мы прикрепляем, как и всюду, официального политического руководителя, комиссара. А тебя я хотел попросить быть комиссаром негласным. Следи за Байрамклыч-ханом, только, ради всех святых, не прояви недоверие открыто. Пусть он думает, что мы ему доверяем полностью.

Задание было серьёзное, и Берды задумался. Помедлив, он спросил:

— Это какой такой Байрамклыч-хан?

— Ты его должен знать, — ответил Сергей. — Когда Бекмурад-бай умыкнул твою Узук, он посредником приезжал, мирить ваши роды.

Морщины на лбу Берды разгладились.

— Так бы и говорил сразу, что Байрамклыч-бай! — воскликнул он. — А то хан какой-то…

— Его по-разному зовут. Нам-то один чёрт, что хан, что бай. Как говорится, маленькая свинья, большая свинья — всё равно свинья. Пусть хоть падишахом зовётся, лишь бы служил делу революции. Так, я говорю?

Берды молчал, опустив голову. Сергей, прищурив один глаз, пристально смотрел на него, ожидая ответа. И не дождавшись, спросил:

— Ты о чём задумался? Сомневаешься, что не выполнишь задание?

— Нет, не сомневаюсь, — вздохнул Берды.

— Тогда о чём думал?

— Так просто. Ни о чём.

— Ты, брат, шило в кармане не держи — всё равно вылезет в неподходящий момент. Говори, что у тебя на душе!

— Сегодня я с Узук разговаривал, — Берды опять опустил голову. — Согласилась уйти со мной. Приходи, говорит, послезавтра. Приду, сказал. А теперь вот в Каган надо ехать. Как говорится, неудачнику бог мало даёт, да тот и малого не берёт. Сперва Бекмурад мешал мне жену в дом привести, теперь — ты, — Берды грустно улыбнулся и покачал головой.

— Незадача… — сочувственно произнёс Сергей и потёр подбородок. — Надо же было случиться такому совпадению! — Он подумал и решительно, закончил: — Ничего, брат! Ждала твоя Узук больше, подождёт ещё немного. Скоро и она и тысячи ей подобных свободу обретут. Но в Каган тебе ехать всё равно придётся.