Судьба. Книга 3

Бекмурад-бай замолчал, ссутулился и потянулся к чайнику с чаем. Речь его произвела впечатление — люди молчали. Потом сход взорвался криками:

— Изберём хана!

— Крепкого человека в ханы!

— Топбы-бая избрать!

— Нет человека лучше Топбы-бая!

— Хотим ханом Топбы-бая!

Когда запруда цела, вода просачивается сквозь пса тысячами незаметных и безобидных капель. Но стоит только появиться где-то заметной щели, как вся масса воды устремляется туда единым потоком. Почти каждый из собравшихся на сход мог бы назвать желаемого ему человека, по, когда было выкрикнуто имя Топбы-бая, все бездумно подхватили его. Будь названо другое имя, толпа так же единодушно поддержала бы и его, радуясь возможности дать первоначальный выход напряжению, ожидания.

По договорённости, от имени большевиков должен был выступить Карагёз-ишаи, как человек, пользующийся известным авторитетом и среди бедноты и среди более зажиточной части населения. Однако сложившаяся обстановка подсказывала, что выступление его запоздало — одной лопатой земли не заделать брешь в плотине.

Между тем Сергей, Ага Ханджаев и Клычли, осуществляя вторую часть своего плана, подсаживались то к одному, то к другому представителю туркменских родов в племён, и каждого убеждали, что только в их роду, в их; племени есть человек, достойный стать марыйским ханом. Собственно, особого убеждения не требовалось, так как каждый был уверен, что его род не хуже, чем любой другой, и имеет равное право претендовать на предводителя именно из своей среды. Однако были авторитетные имена и для всех племён и родов, поэтому Сергею с товарищами требовалось немало усилий, чтобы предупредить возможное единогласие схода.

А сход шумел. И хотя у Топбы-бая оказалось много, противников, других имён названо пока не было — страсти кипели вокруг одного, и это было чревато, нежелательными последствиями.

Обстановку разрядил Бекмурад-бай. Некоторое время он, нахмурясь, терпеливо слушал выкрики. Не услыхав ожидаемого, заговорил сам:

— Люди, не шумите! В такой обстановке мы не придём к согласию. Вот ишан-ага торопится поскорее благословить вашего хана и вернуться домой. Он старый человек, устал, не будем заставлять его ждать. Над нашим сходом поднято знамя Каушут-хана. Это не простое знамя, оно осеняло победы текинцев над хивинским ханом Мадэмином и над иранским Хамза-мирзой. Не отдайте его случайному человеку! Пусть возьмёт его рука справедливого и храброго, достойного славы. Каушут-хана! Не торопитесь, подумайте, что лучше гнёт кошки, чем справедливость мышей, называйте имя достойного!

Почувствовав незаметный толчок в бок, ишан Сеидахмед зашевелился, закряхтел, силясь встать. Сидящие рядом помогли ему. Он протянул руку, в неё вложили древко знамени. Каушут-хана. Дрожащими непослушными ногами ишан сделал три шага вперёд. Маленький, ничтожный и слабый, помаргивая слезящимися глазами и дрожа сквозной — волосок к волоску — белоснежной бородкой, он возвышался над притихшим сходом, и знамя текинской славы, знамя легендарного Каушут-хана колебалось и клонилось в его немощных руках.

— Бисмилла рахман рахим… — хрипловато заговорил он и покашлял, прочищая горло. — Дай бог, чтобы с этим знаменем вернулись былые туркменские порядки! Пусть на голову вашего хана сядет птица счастья Хумай. Согласных одаривает своей милостью аллах, ссорящиеся же неугодны господу. Эй, люди, эй, текинцы, рождённые, под счастливой звездой! Не будем спорить, ибо спор — это камень, брошенный в водоём. Он поднимает муть со дна, делает воду непригодной для питья, и нужно ждать, пока она отстоится снова.

— Умён, однако, старый чёрт! — шепнул Сергей, толкнув Клычли локтем. — Интересно, что у него на уме?

— Ай, у лука всегда один запах! — отмахнулся Клычли. — Что доброго может быть на уме ишана Сеидахмеда!

Сидящий рядом арчин Меред поднял голову и шевельнул ноздрями, словно принюхиваясь. Плотный и кряжистый, похожий на могучий замшелый пень векового дерева, ещё храпящий в своих корнях буйные соки жизни, он за всё время не проронил ни слова, только поглаживал курчавую бороду да время от времени прихлёбывал чай. Казалось, происходящее его совершенно не интересует.

А голос ишана Сендахмеда уже звучал в полную силу:

— Пусть спит спокойно наш Каушут-хан! Мы не посрамим имени и славы его! Мы вручим знамя достойному — мы вручим его Бекмурад-баю!..

Возгласов одобрения не последовало, сход хранил молчание, и ишан растерянно оглянулся, словно прося поддержки у сидящих на топчане. Но там безмолвствовали тоже.

— Говорите же, люди! — воззвал ишан. — Аллах одобрит, если мы дружно и согласованно изберём хана! И хан и народ в блаженстве жить станут, светлые Дни осенят ваше жилище! Говорите!

Из группы приближённых Бекмурад-бая закричали;

— Согласны!

— Бекмурад-бая избрать ханом!

— Мудро сказал ишан-ага!

— Если изберём с согласия ишаиа-ага, всем делам нашим будет сопутствовать удача!

— Хотим ханом Бекмурад-бая!

— Крепкая рука у Бекмурад-бая, умная голова!

— Согласны на Бекмурад-бая!

Начали выражать своё согласие и другие группы, пока не очень дружно, но всё же голоса сторонников Бекмурад-бая всё увеличивались. Дело клонилось явно к тому, что знамя Каушут-хана получит Бекмурад-бай — человек, меньше чем кто-либо другой сочувствующий Советам.

Карагёз-ишан, досадуя, что лишён возможности действовать, тревожно поискал глазами в толпе своих друзей. Но они и сами понимали критическое положение.

— Мы опаздываем, Сергей! — шепнул Клычли. — Надо что-то делать, иначе всё пропало!

— Не торопись, — возразил Сергей, — не все согласны на Бекмурад-бая. Видишь, большинство молчит?

— Пока они молчат, ишан Сеидахмед благословит Бекмурад-бая, и тогда уже поздно будет говорить! А завтра Бекмурад начнёт войско против нас собирать.

— Народ не так-то просто пойдёт в его войско.

— У избранного хана свои права — он не станет спрашивать согласия народа! — сказал Клычли и, подавшись вперёд, закричал:

— Арчина Мерсда нужно избрать ханом!

В другом конце схода подал голос Ага Ханджаев:

— Хотим ханом Сухан-бая!

Эти два возгласа нарушили неустойчивое равновесие схода. Сход загудел растревоженным ульем. Как горох из прорвавшегося мешка, со всех сторон посыпались имена претендентов. Каждый кричал своё, не слушая соседа. Кое-где уже начали посматривать друг на друга злыми глазами. Бекмурад-бай попытался утихомирить людей, но чем больше он призывал к спокойствию, тем громче и беспорядочнее становился шум. Пробормотав: «Не дай бог…», — ишан Сеидахмед сунул знамя одному из джигитов и, подобрав полы халата, снова уселся на своё место, закрыл глаза и зашептал молитву.

Среди множества выкрикиваемых имён наиболее часто повторялось имя Сухана Скупого. Ханджаев вопил пронзительным фальцетом, как игла прошивающим общий шум. Ему вторили сильный голос Клычли и рокочущий басок Сергея. Их единомышленники подступали уже к самому помосту.

— В жилах Сухан-бая ханская кровь!

— Сухан-бай наследник хана!

— Не хотим иного хана, кроме Сухан-бая!

Бекмурад-бай смотрел на кричащих, сумрачными тёмными глазами. Под усами арчина Мереда пряталась насмешливая улыбка. Некоторые аксакалы недоуменно переглядывались и пожимали плечами: жирный торговец халатами — и вдруг хан? Чудны дела твои, господи! Зато Сухан Скупой пыжился от гордости и круглел на глазах, как надуваемый бычий пузырь. По его лоснящемуся лицу катился обильный пот, струйками стекая на грязную рубаху. Сунув в рот кончик бороды и перетирая зубами волосинки, Сухан Скупой жадно ловил выкрики и всякий раз радостно вздрагивал, когда слышал своё имя.

Карагёз-ишан наклонился к пергаментно-прозрачному уху ишана Сеидахмеда.

— Я думаю, в бесплодное дерево камни не бросают, ишан-ага. Если народ хочет ханом Сухан-бая, следует посчитаться с мнением народа. Я понимаю так же, как и вы, что не такой предводитель нужен сейчас текинцам. Однако что ни говорите, Сухаи-бай потомок ханского рода. Да и кроме того такие влиятельные и умные советники, как Бекмурад-бай, помогут ему. Возможно, Сухан-бай только считаться ханом будет, а настоящая власть в руках у Бекмурад-бая окажется.