Дыхание Голгофы

- Ну пусть будет «скорая», в самом деле, чего грузить-то себя. Сутки оттарахтел, двое дома – для пенсионера-дачника, считай, находка. А то б торчал в отделении без продыха. Возьми хоть Галку к примеру. Без выходных вкалывала, - трещал он мне по телефону…

- «Только на блуд время нашлось», - так и отозвалось в голове.

Впрочем, работа на скорой какого-то особого удовлетворения не оставляет.  Разве что впечатления. Просто она не дает возможности сполна, профессионально оценить себя. К авральным выездам мне не привыкать, только тут другой контингент. В основном убитое букетом болезней старичьё, а дальше «по списку», пьяные увечья, детские травмы, роженицы. Этот повседневный бытовой конвейер человеческих страданий все же не сравним с боевым ни по характеру, ни по духу. Мои руки хирурга в простое и душу нет-нет, да и заполнит тоска по настоящему делу. И встанет в памяти Афган, и защемит сердце. Это неправда, что на войне не ценится человеческая жизнь – она больше не ценится на миру. Наверное, это парадокс, но именно на войне за пределами твоего профессионального долга и человеческого гуманизма стоит ответственность. На войне ты и врач и полномочный Создателя. А «скорая», на то и скорая -  сделал накоротке свое дело, в рамках ремесла и все. Остальное доделают в отделении. Дяди или тети в белых халатах. Ты только можешь предположить результат, но лично твое участие ограничено временем и пространством. Разве что в экстремальных случаях, где надо выложиться и проявить свои профессиональные качества сполна, чувствуешь себя доктором. Но такие эпизоды редки. А на войне – все рядом. Ты в тесном партнерстве с Создателем и только он страхует твои возможности.

… Мы катаемся по городу и его окрестностям. Медсестра Милана, «девица-табу», строит мне глазки, водитель Иван Иваныч, остряк из народа, сорит анекдотами, шутками да прибаутками и ведет себя так, как будто на голове еще бескозырка, а вокруг не провинциальная серость, а знойная Одесса. Иногда доза одесского юмора на единицу измерения зашкаливает и это меня утомляет. Как, впрочем, и Милана со своим назойливым темпераментом. Конечно, я теперь не догадываюсь, а точно знаю, что у нее отношения с «главным» - Зиминым. Однако сестричка непрочь согреть свою припоздалую душу с холостяком – доктором, то бишь, со мной. И ее понять можно: со мной-то надежд больше, чем с «главным», у которого жена и куча детей. Но так или иначе наше трио все же выполняет поставленную задачу. Впрочем, в нашей державе, как всегда, постоянная напряженка с перевязочным материалом, самыми ходовыми лекарствами и еще хрен знает с чем в мелкой расфасовке. Кажется и души наши расфасованы так же мелко и мысли все вокруг да около этой тоски. А если учесть, что все наши мытарства в основном по бедным окраинным поселкам, тоска умножается надвое. Страна пьяно, как в последний раз, танцует вокруг коммунистического озарения, а человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша.

Как-то в один из плановых выходных, прогуливаясь по центру города, я наткнулся на афишу «Курсы массажа. Профессор медицины Юрий Берг. Москва, Набор на конкурсной основе. Медицинское образование обязательно». Адрес и телефон для справок. Наверно простое любопытство остановило меня у портрета этого самого профессора Берга, невероятно похожего на известного актера Зиновия Герда. Но когда в тот же день по местному телевидению показали о нем сюжет, мне стало интересно. Его мастер-класс меня просто потряс. То, что делали его руки, можно было назвать и музыкой и поэзией одновременно. На следующий день в фойе дворца культуры машиностроителей было тесно от  страждущих. Подав свое досье, я занял очередь на прием, но мастер, запустив сразу всех в зал, где уже стоял на сцене массажный стол, вдруг спросил:

- Кто из вас Гавриил Алексеевич Апраксин?

Я встал.

- Пройдите, пожалуйста, ко мне, - легкий бриз пробежал по рядам. – Я думаю, мы отдадим должное человеку, военному врачу, который прибыл из Афганистана. – И мне – как вы себя чувствуете?

- Нормально. А почему вы спросили? – удивился я.

- Меня беспокоит ваше ранение, коллега. Ноги для массажиста – это очень важно. Вы понимаете какая нагрузка на опорно-двигательный сектор?

- Понимаю, - улыбнулся отчего-то я. – Но выдержу.

- Вот и хорошо. Тогда вперед к столу.

Желающих оказаться в роли подопытных оказалось достаточно. Профессор для начала выбрал довольно крепенького мужчину лет сорока. И работа началась.

Впрочем, я оказался способным учеником. И хотя доктор Берг считал, что безукоризненное знание анатомии человека – это профессиональная основа, но я-то чувствовал, что у меня еще и дар от природы. Кроме манипуляций, за которыми ремесло, я сердцем ощущал участки боли. А мои руки исцеляли и, кажется, одним прикосновением. Немногословный на похвалу Юрий  Юльевич Берг удивлялся моему свежему восприятию и  точности диагноза.

- У вас настоящий божий дар, коллега! – иной раз, не выдержав, восклицал он. – А руки – чудо!

Конечно, я был рад такому неожиданному повороту судьбы. Очень может быть, этот божий дар – дань Востока за двух спасенных мною младенцев из Афганского  кишлака. Не могла мамочка разродиться, и дехканин глубокой ночью со слезами да причитаниями пробился на КПП нашей части, упал часовым в ноги.

…Мои встречи с Анютой затерялись, а точнее повисли на телефонной связи. Увлекшись новым для себя делом, я нет-нет, да и ловил себя на мысли, что чаще все-таки думаю о Гале, чем об Анюте. Во всяком случае на несколько ее звонков мне в общагу, я отвечал одним. Конечно, такая «вялотекущая форма» не оставляла перспектив, но что я мог поделать, если сердце мое по-прежнему принадлежало Галине, как ни банально это звучит. И не знаю, чего было больше – моего желания вернуть Галину, или моей обиды, но мне очень хотелось, чтобы моя бывшая родила девочку. И пусть самым необыкновенным образом она станет абсолютно моей копией. Скрывать от Анюты это мое чувство удавалось с трудом.

- Ты, капитан, занимаешься мазохизмом. И может то, что я скажу жестоко, но ты для нее умер, и умер еще в Афгане, - как-то в сердцах бросила Анюта…

Солнечное, прозрачное в этих краях бабье лето оборвалось с последним календарным листком октября. Вначале пронизывающий ветер смел остатки листвы и расплескал краски, а за ним уж и дождь прибавил к серости небес заунывную серую скуку вокруг. В один из таких дней позвонил тесть. Я только что сменился после трудного дежурства, прилег отдохнуть – очень много было вызовов (оно и понятно - сезонные обострения), как позвали на проходную к телефону. Сергей Сергеевич явно был навеселе и, судя по посторонним голосам в трубке, был в компании. Он поздравил меня с рождением девочки, чем немало изумил.