Третья истина

– Что это? – подбежала она к Виконту, – смотрите, вся разная, а как называется?

– Гм, это …клевер, а это… не знаю, – он засмеялся.

– Здесь так чудесно, – с небольшой долей укоризны сказала Лулу, – вот если б я тут жила, я бы каждую травиночку, каждый цветочек знала в лицо!

– Если это упрек, то он не по адресу, – Виконт перешел на русский, – я – коренной Петербуржец или, как теперь говорят, Петроградец. В этих благодатных местах такой же гость, как и ты.

Лулу повела глазами вокруг. Такая красота! А он как-то мало восхищается. Лулу ревниво спросила:

– А Петербург, где вы дома, он что, для вас лучше Раздольного?

– Не только Раздольного, и не только для меня. Даже в глазах увидевшего этот город впервые, он затмевает все семь чудес света. Что уж говорить обо мне!

– Я там же, в Петербурге, пожила, – сообщила Лулу твердо усвоенный факт своей биографии. И, усевшись на землю, затараторила снова по-французски:

– Я, когда была маленькая, уже жила в России. Я плохо-плохо помню, мне немного маман говорила, и даже не мне… Как раз в Петербурге жила моя бабушка, а мы с няней Катей – у нее. Бабушка помнится только как что-то очень хорошее, а отдельные слова и внешность – нет! Вот … вдруг такое вспомнила: … в полукруглой комнате с большущими окнами… я разбила беленькую фигурку, и мы с няней очень боялись. Я залезла под стол. Пришла бабушка, нежная, красивая, с высокой прической…– показала Лулу, вскидывая на Виконта глаза. Тот слушал ее болтовню внимательно, плотно сжав губы и похлестывая себя прутиком по сапогу.

– Катя убежала, а она, … бабушка, увидела, стала огорчаться и даже заплакала немного… Тогда я вылезла из-под стола и подбежала к ней… она посадила меня к себе на колени, гладила по голо-ве, обнимала, говорила: «Ты испугалась, моя маленькая, моя капу-ля, – такое огорчение, ну что поделаешь!» Я вообще не помню, как она со мной говорила, может, даже по-французски, или и так и так, но это все – точно по-русски и я запомнила слова...

– Да. Похоже на крестную. А-а! Значит, это ты разбила Психею. Однажды по приезде… это был шестой–седьмой год, пожалуй… Елена Александровна просила как-то склеить, реставрировать. А статуэтку я потом не видел, затерялась, видно, где-то…

– Это было очень дорогая вещь?

– М-м, итальянская работа, век, скорее всего, семнадцатый...

– Это, когда я была глупая, совсем маленькая, про меня что-то вам помнится? – особенно трудно давались Лулу быстрые переходы с языка на язык.

Виконт почему-то смотрел на нее с укоризной.

– Помнится. Немного.

– О-о-о! Оказалось, мы давно-подавнό узнали друг друга!

– Друг друга? Ты-то меня вряд ли помнишь.

– Да,– с огорчением сказала Лулу, – не помню, вряд ли.

– Александрин! – Виконт немного повысил голос. – Это Я, усомнившись в твоей памяти, могу употребить выражение «вряд ли», объясню тебе потом, откуда эта частица-сомнение взялась. «Нет, – должна ты ответить, – я вас совершенно не помню, Виконт». И вообще, откуда ты приехала, объясни мне, из Ростова или вторично из Рамбуйе? Хотя ошибки у тебя, пожалуй, не галлицизмы, а что-то сугубо оригинальное.

– Нет, я помню вас, Виконт, ну не сразу помню, а буду вспоминать. Вот бабушку не помнила, не помнила, и вспомнила! И про вас… вот уже… что-то всплывает… – она напряженно сдвинула бровки. Ей так хотелось вспомнить!

– Спасибо. Заранее. Давай немного помогу!.. Ты сидишь на маленькой скамеечке. Все время вскакиваешь, вымазалась акварелью… Даже Елена Александровна, а это она и привела тебя, не могла уговорить посидеть спокойно хоть две минуты. Пришлось от портрета отказаться. Решили сделать фотографию. Но и, позируя фотографу, ты прекратила свои безобразия только на руках у крестной. И мы на снимке вместе. Вспомнила, может, устыдилась? Хотя тебе было года три... Нет, этого помнить ты не можешь. Фотография пропала куда-то, к сожалению.

– А я и так помню,– заверила Лулу. – Вы еще дали для меня такую конфету, что ли…

– Ну-ну, не сочиняй! Голодная, раз вспомнила о конфетах.

– Нет, нет, я не голодная. Я могу до ночи гулять, давайте, покатаемся на Арно еще, цветы нарву, спустимся к самом… самой реке, дойдем до леса!!!

– Обширная программа. Давай-ка, отложим ее на потом. Мы ничего не захватили. В другой раз будем предусмотрительнее.

Лулу закивала, очарованная обещанием «другого раза»:

– Ага, да, ну, хорошо! Сейчас же я пойду, приведу вам Арно и – в дом, да?

Виконт засмеялся:

– Если за этим мустангом отправишься ты, мы не вернемся и к концу будущей недели. Я сам.

– Что такое мустанг? – Лулу побежала за ним. – Постойте, пожалуйста. Объясните же, что такое мустанг?

– Дикая лошадь! Куда ты, Александрин, мне некуда будет ее привести – ты же бежишь за мной. Стой на месте.

Лулу остановилась, заскакала на месте, споткнувшись о какой-то бугорок, шлепнулась на землю и оказалась нос к носу со странным существом, похожим на крота и на жука одновременно. Лулу принялась с интересом его разглядывать, как будто, разлеглась именно для этого.

– Александрин! – Лулу хоть и услыхала, но поглощенная своими исследованиями, не отозвалась.

Виконт присвистнул в две ноты и на тот же мотив позвал:

– Лу-лу!

Лулу высунула удивленное лицо из травы и сказала:

– Это в Рамбуйе мне придумали такое имя. Вы его знаете? Смешно, правда?

– Правда. Смешно. Ну, посмеялись – пора ехать.

– Только, пожалуйста, надо очень быстро! – сразу забыв о странном животном и о собственном имени, заказала Лулу.

– Александрин, если ты такая поклонница верховой езды, я научу тебя ездить, как следует, первым делом, не быстро, а правильно. Пока мы поедем в умеренном темпе. – Он снова посадил ее впереди себя.

– Будем каждый день заниматься?

– С одиннадцати до часа.

– Сама на Арно буду ездить?

– Сама, но на Ромашке. Арно – норовистый конь, а Ромашка – поспокойней, характером помягче, одним словом, дама, приятная во всех отношениях.

– Пусть лошадка. О! Я ее повстречала во дворе, хорошая, беленькая, она?

– Она. Оттого и Ромашка.

– Завтра начнем учиться?

–Ты у меня – верховой езде, а я чему?

А вы, – Лулу поняла свою ошибку и выкрутилась, – будете повторять пройденное!

Она первая засмеялась. Ему, видно, понравился ее ответ, он присоединился, потрепав ее по волосам. Когда они добрались до дома, она чувствовала себя с ним легче, чем с подружками в Рамбуйе, лучше, чем прошлым летом. Виконту едва удалось стащить ее с лошади, так она дрыгала ногами и вырывалась, заливаясь хохотом. Уже и Тоня пришла, чтобы отвести ее переодеваться, а она все цеплялась за Виконта, в азарте отбрыкиваясь от Тониных рук. Виконт не только не протестовал, а наоборот, делал вид, что защищает ее от атак девушки.

–Ну, беги, пока я прикрываю фланги, – наконец, крикнул он, ставя ее сразу на пятую ступеньку. Лулу опрометью бросилась наверх, услышав позади себя:

–Антонина, я пошел. Пойдите, посмотрите, чтобы девочка поела и улеглась отдыхать.

ГЛАВА 6. НАТИСК! ЛОШАДИ ПРЕЗИРАЮТ НЕУДАЧНИКА.

– Барышня, да барышня же! Я вас бужу и бужу, одиннадцатый час, а вы и не завтракали еще… – Тоня коротенькими движениями, но энергично потряхивала ее плечо. Лулу открыла непонимающие глаза. Одиннадцать, что-то важное связано с одиннадцатью… Она прикрыла глаза: луг, речка, золотой коник… А Тоня чего хочет? Та продолжала тормошить Лулу и она, наконец, сообразила, что проснулась у себя в комнатке после длинного- длинного сна. Улеглась в семь, а теперь утро, и позднее… Убедившись, что она уже не спит, Тоня подала ей дневную рубашечку, наглаженное платье. Сонная Лулу начала медленно натягивать одежду на себя.

– Ну, и раздурелись вы вчера! Просто, еле угомонили вас… Даже я такой вас еще не видела. Надо же, приехала бука букой, а тут вдруг…. – заплетая в косы кудри Лулу, приговаривала Тоня. – Даж Пал Андреич сказал: «Вот как разошлась», а Евдокия-то Васильевна вечером спрашивает: «Что, говорит, это, Тонька, по лестнице катилось с грохотом? Упало что?» А то я за вами гонялась, а вы передо мной всеми дверьми хлопали. А какая румяная приехали с прогулки! Аж красная, и лохматая вся…