Дыхание Голгофы

- Родители, вы про меня забыли. Я не то, чтоб ревную…. – И подмигнул мне.

- Да за таких сынов, не грех и в храм сходить, - отнимаясь от меня, сказала мама.

- Не грех, но не стоит, - широко развивая счастливую улыбку, возразил отец. – Ну что, к столу.

- Может, соседей позовем, Катуковых? – осторожно предложила мама.

- У нас семейный праздник, Дуся. Как-нибудь в другой раз. Тут я вспомнил про подарок, достал из баула шаль и набросил на плечи матери. Кажется, отец отвернул взгляд пряча слезу…

… Через неделю глубокой ночью отца сорвал с постели звонок из правления колхоза. А звонил сторож и срочно требовал в контору к межгороду сына Федора… Утром все на том же председательском УАЗе капитан отбывал на службу. И, как всегда, без подробностей.

- Мама, оставляю тебе помощницу, жену свою Варю. Она вас тут разгрузит маленько и скучать не даст, – улыбнулся брат, мизинчиком аккуратно снимая слезинки с личика жены. Потом Федор со всеми крепко обнялся, а мне шепнул: «Так мы с тобой сазана и не поймали». Я ответил: «Ну, какие наши годы?..»

В самом деле, за прошедшую неделю, кроме ежедневных прогулок на реку и помощи родителям по хозяйству только раз удалось вырваться в ночь на рыбалку. Мелочи набрали с ведро, на легкую ушицу, а сазан только хвостиком помахал.

Из всех достопримечательностей моей следующей недели в деревне была встреча выпускников школы, которую опять-таки отмечали на реке. Палили костер, танцевали под магнитолу и пили – много, с тостами и без. Вспоминали всех учителей и хороших, и не очень. Всем щедро прощали. Впрочем, жизнь-то по большому счету только началась - отчет предварительный. И вот день прощания. Скромное застолье в палисаде. Родительские поцелуи на дорожку: Галочке, жене, то есть как и положено, большущий привет. Ну и серьезный сумарь с продуктами в дорогу – это традиция.

… С тяжелым чувством я вонзил себя в электричку и долгие часы езды мусолил один и тот же вопрос: как теперь жить, без Гали? В самом деле, меньше всего я думал о том, где буду жить – общага, так общага, больше о том, что  без Гали. Нет, не хотелось верить, что это уже навсегда. Что Галя, Галчонок мой, уже чужая женщина. И что греха таить, не было дня в эти две недели в деревне, чтоб я не вспомнил о бывшей своей жене. А предстоящий развод вообще представлял себе с ужасом. Что я скажу, если на моей физиономии крупным шрифтом написано одно слово «люблю»?

На вокзале я позвонил с телефона-автомата домой, жене. Номер был занят. У продавщицы газировки я наменял «двушек» и достучался лишь с четвертого раза.

- Галя, здравствуй! Как там дела?

- А, это ты. Приехал… Какие конкретно дела тебя интересуют?

Вопрос застал меня врасплох. В самом деле «какие»?

- Если по общежитию, то можешь уже въезжать. Ключи у меня – опередила Галя. - Тебя ждать?

Я медленно заводился и не найдя ответа такому равнодушию ответил.

- Сегодня, пожалуй, не стоит.

- Ну, как хочешь.

Я бросил на крюк трубку. Кажется, я кипел. Хотя б ради приличия поинтересовалась здоровьем родителей. В сердцах я набрал номер телефона Анюты.

- Слушаю вас.

- Здравствуй, Анечка, едва роняю я, – меньше всего мне хотелось сегодня встречаться с соседкой. Но обещал же позвонить по приезду.

- Гавриил Алексеевич, вы? Приехали? – услышал я откровенно радостный голос.

- Так точно. Вот сразу звоню тебе с вокзала. Анечка, вечер только начинается, я могу совсем обнаглеть и напроситься на ужин?

- Можете, капитан, – после микропаузы ответила Анюта.

- Спасибо, но у меня есть условие.

- Условие? – смех в трубке. – Вы меня интригуете.

- Да нет, пока. А условие простое, мы прочно переходим на «ты».

Тут же в привокзальном киоске я покупаю бутылку шампанского, а в цветочном ряду букет хризантем и беру такси. Сумарь здоровой крестьянской еды при мне и как удалец, вполне свободный от семейной присяги, я ломлюсь к соседке Ане. Сейчас мне плевать, что этим же путем я хаживал долгие лета к объекту обожания – небеса оказались глухи к моему надрывному зову, приходится сдаться судьбе. «Анна, Анюта, а почему бы и нет! – думаю я. – Это все же лучше, чем коротать вечерок в бесперспективных  иллюзиях и тоске по ушедшей любви».

Анюта встречает меня с легкой улыбкой и только рассеянный взгляд выдает ее волнение. Конечно, к этому слегка деформированному вояке особых чувств пока нет – разве что любопытство, где-то симпатия, очень может быть неутоленная жажда – природу-то не обманешь. Она подставляет щечку для поцелуя, но я нахожу ее губы, и она роняет цветы. И поцелуй - долгий и жадный.

- Вот так сразу, без объявления войны, - выскальзывает она из моих рук, счастливо смеясь.

Я разгребаю в себе улыбку теперь уж легко – без признаков отягчающих душу обстоятельств. У ног разбросанные хризантемы, тут же совершенно нелепый толстый сумарь с едой и торчащим в нем горлышком шампанского. Боже, остановите абсурд.

- Здравствуй, Анечка, хорошая моя, - избавляюсь я, наконец, от  томившего душу зноя и Анюта отвечает почти в унисон.