Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Но, как бы то ни было, часы показывали начало шестого, вставало новое утро, и Дмитрий Емельянович отправился на кухню готовить завтрак, намазал бутерброды красной и черной икрой, разложил осетрину горячего и холодного копчения, поджарил омлет.

— Чем ты будешь опохмеляться? — спросил он Тамару, когда та вышла из ванной, встряхивая мокрые волосы.

— За твое возвращение — только шампанским, меня шагает!.. Сколько же времени? Боже, какая рань! Точь-в-точь как тридцать лет назад, когда мы вышли с тобой на берег моря. Как бы я хотела возвратиться в то утро. Тихий прибой. «Артек» еще спит, и мы, словно двое преступников… Я сильно изменилась? Собственно, зачем спрашиваю!

— Я вижу в тебе только ту девочку, — соврал Выкрутасов, краснея от собственной лжи.

— А вот и она, — сказала Тамара весело, входя в кухню с большой фотографией в руках. Она протянула ему снимок. На берегу моря стояли пионеры и пионервожатые. Дмитрий Емельянович надеялся сразу распознать ее и, так сказать, себя. Но когда ему это не удалось, разволновался.

— У меня руки затряслись, — сказал он.

— Еще бы! Разве у тебя нет такой фотографии?

— Жена… Моя бывшая жена из ревности уничтожила ее.

— Ты был женат?

— Да. И очень долго. И вот вдруг пришло осознание. Я понял, что всю свою жизнь любил только тебя. И тогда решил во что бы то ни стало найти тебя. Давай выпьем шампанского.

— Давай! За тебя, вожатушка мой!

Они чокнулись, стали пить, потом Выкрутасов чуть было не спросил: «Я что, был пионервожатым?» Он едва не упал со стула, осознав, каким губительно-нелепым оказался бы подобный вопрос.

Тамара ласково погладила его по щеке. Лет десять назад она, должно быть, была очень красива. Но теперь выглядела как дорогое пальто, изрядно траченное молью.

— Вожатка! А это точно ты?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мне не верится. Такое счастье! И ты вправду любишь меня?

— Очень.

— И уже не исчезнешь из моей жизни? Обещаешь?

— Да.

— Давай поедим. Я вдруг страшно проголодалась. Мы позавтракаем, я наберусь сил, и мы заляжем. И никуда сегодня не пойдем. Хорошо? Пошли все на фиг!

Они принялись завтракать. В счастливых глазах Тамары стали высвечиваться редкие искорки здравого смысла. Съев пару бутербродов, она спросила:

— А как ты вошел в квартиру? Я тебе открыла? Представляешь, ничегошеньки не помню.

— А я расскажу тебе, как все было, — едва не подавившись большим куском, сказал Выкрутасов. — Я нашел твой адрес и приехал вчера вечером. Но тебя не оказалось дома. Я вышел из подъезда на улицу, как вдруг подъезжает машина и какой-то отъявленный мерзавец выбрасывает почти на ходу с переднего сиденья женщину. Она падает на тротуар и следом за ней летят сумка и ключи.

— Подонок! — воскликнула Тамара, вся покрываясь пятнами от гнева. — Он даже не дотащил меня до квартиры! Мазерфакер!

— Он тотчас умчался прочь, а я подбежал к выброшенной женщине, поднял ее, и, представь себе, этой женщиной оказалась ты! Каково же было мое удивление! Я сразу узнал тебя, хотя и прошло столько изнурительных лет.

— Ты мой милый!

— Я бережно отнес тебя, открыл дверь, раздел и уложил в кровать. Как ты могла связаться с таким негодяем?

— Это редкостная тварь! А все от тоски, вожатенький, от невыносимой тоски. Господи! А если бы ты не подвернулся в тот момент? Я бы так и лежала?

— Тебя могли обокрасть, изнасиловать, все что хочешь. Ты была словно неживая.

— Я напилась от тоски. Чтобы не видеть его гнусной морды, этого дьявольского фейса. Я столько раз застукивала его с его секретуткой, ты не представляешь! Недоносок псевдобуржуазный! Я хочу, чтобы ты лично убил его, Минька!

Выкрутасов вздрогнул. Во-первых, ему нисколько не хотелось никого убивать. Во-вторых, она назвала его Минькой. Неужто совпадение, и того пионервожатого, который соблазнил ее в «Артеке», тоже звали Дмитрием? Но подобный вывод мог оказаться поспешным, ибо Михаилов тоже изредка называют Миньками.

— Его и так рано или поздно убьют, — сказал он, отрекаясь от внезапно запланированного Тамарой убийства. — Каждый день по телевизору в «Дежурной части» показывают таких представителей нового класса с дырками в башке.

— Нет, вожатка, я хочу, чтобы ты лично продырявил ему каску, — стояла на своем жаждущая мести. — Как я ненавижу этого молодого нахала! Нет, только ты! Ты возьмешь пушку, а у меня есть превосходная новенькая «береттка», целочка нестреляная, и поедешь прямо сейчас к нему. Убьешь, а заодно заберешь мою машину.

— По-моему, ты любишь не меня, а его, — сманеврировал Дмитрий Емельянович. Сейчас он готов был не то что на сутки — на месяц затечь с Тамарой, лишь бы не ехать и не убивать никого из нестреляной «береттки».

— С чего ты взял?

— Ты с такой страстью жаждешь его смерти, как желают смерти обожаемым негодяям.

— Ты прав, я действительно доселе нахожусь во власти его дьявольских чар, — поникла Тамара и стала пьянеть прямо на глазах. — Но люблю я только тебя. Всю свою жизнь. Тридцать лет. Я сейчас упаду, а ты подхватишь меня и унесешь в кроватку, ланно? Вожатушшшш… Милень…

Тут раздалось давно позабытое треньканье мобильного телефона. Найдя переговорное устройство в комнате иззебренного кругова, Выкрутасов услышал снова голос Людвига:

— Ну ты, блин, доехал до своего занюханного Смоленска?

— Доехал и только недавно лег спать. Всю ночь тут с братвой в бане парился с телками. — Выкрутасов сам от себя не ожидал, что так ловко ответит.

— Не боись, мы и на твою братву ножички подберем, — уже не столь страшно произнес Людвиг. Он еще что-то проквакал невразумительное и закончил обещанием в скором времени перезвонить.

Бросив телефон на стол, Дмитрий Емельянович оглянулся и увидел в дверях Тамару. Она пьяно покачивалась и с ужасом смотрела на него.

— Минька! — жалобно выдавила. — Ты что, крутой? Как это пошло! Ну почему вы все, бывшшш пионеры, комсомолисты, вожаки, в бандиты подались, а?

— Я не бандит, — сказал Выкрутасов. — Но мне приходится притворяться крутым. Понимаешь?

— Аха, — мотнула головой Тамара и чуть не грохнулась. — Ни хрена не понимаю.

— Тебе и не надо ничего понимать, кроме того, что я есть, что я нашел тебя, что я люблю тебя и шел к тебе всю жизнь.

— Мудр-р-рёно! — воскликнула Тамара, и тут ему пришлось срочно вести ее туда, где сверкала великолепием разнообразная импортнейшая сантехника. Исполнив свой долг перед одним из главных достижений сантехнического гения, бледно-зеленая госпожа Ромодановская отблагодарила лже-вожатого черной неблагодарностью.

— Сволочь же ты! — сказала она ему. — Это ты во всем виноват, что у меня жизнь не сложилась.

— Глядя на твои апартаменты, никак не констатируешь, что у тебя не сложилась жизнь, — ядовито заметил Выкрутасов.

— Дурак! — квакнула Тамара. — Что ты в этом понимаешь! Ведь я всю жизнь старалась ради твоего появления. Как ты мог тридцать лет дрючить меня ожиданием! Женщина — не вино, от старости не улучшает качеств. Ну что ты стоишь и смотришь на меня, бестолочь! Хватай и неси свою пионерочку!

И ему ничего не оставалось делать, как выполнять ее приказание. Внося Тамару вновь в спальню, бедный Дмитрий Емельянович подумал: «Придется забивать этот гол!»

Глава седьмая

И ОТ БАБУШКИ УШЕЛ…

Футбол — самая существенная из несущественных вещей. Франц Беккенбауэр

— Тебе вправду было хорошо со мной?

— Очень.

— В точности так же, как тридцать лет назад?

— Даже лучше.

— Верю. Конечно, я тогда дышала свежестью, а теперь нет, но зато с тех пор я очень многому научилась по этой части.

Свежестью Тамара Сергеевна и впрямь не дышала. Запахи из ее рта очень не вязались с роскошью квартиры. «У нее, должно быть, проблемы с желудком, — неприязненно думал Дмитрий Емельянович. — Странно, вроде бы хорошо питается…»