Повести и рассказы

— Чудеса!..— усмехаясь, проговорил старик.

— Ну, это одна фантазия!— воскликнули дамы.

— Нет, не фантазия! вопрос о, пахоте недавно был возбужден в нашей литературе…

— Да не помешался ли Новоселов?

— Он-то не помешался! А не помешался ли весь наш общественный строй!..— грозно произнес юноша.

— Что же, ты просил к себе Новоселова? — спросил старик.

— Он обещался приехать сегодня вечером. Мне было хотелось с ним поговорить побольше, да я спешил домой и его не хотел стеснять.

Все призадумались.

— Нечего сказать,— проговорила Александра Семеновна,— грустные времена: ни за что гибнут лучшие силы!..

— Вот бы вас заставить работать! — обратился старик к дамам,— жать, молотить… на пруд ходить… А то постоянно пищат: “Папочка! поедем в город! там театры, концерты…” И ты тоже, баловница,— сказал старик дочери: — “Поедем, папочка, в Москву!” — уши прожужжала… Я вот тебя заставлю огурцы солить да за индюшками ходить.

— Ну уж, пожалуйста! мы и так едва ноги таскаем…— сказала Александра Семеновна.

— Нет! — продолжал студент,— я теперь просветлел! И слава богу! Я понял, что такое наше образование… Оно калечит людей, выжимает из нас всю кровь… Недавно я читал где-то, что школа имеет на учеников самое гибельное влияние: молодые люди тупеют, чахнут, а некоторые даже перестают расти,— так что под гибельным влиянием школы люди начинают вырождаться… Насчет наших гимназий — так там прямо сказано, что педагоги своими уроками гонят учеников, как почтовых лошадей… Славные ямщики!..

— Что же, по-твоему, так и оставаться невеждой? — возразила мать.

— Лучше невеждой,— проговорил молодой человек,— но здоровой, рабочей силой, нежели сухим буквоедом и ученым бюрократом, да вдобавок еще…

Студент встал и объявил:

— Довольно об этом!.. Пойдемте лучше в сад… Что, жива моя лошадь?

— Жива,— сказал старик,— ходит в пристяжке.

— Ну, а твои собаки, куры? — спросил Василий Егорыч сестру.

— Пойдем, я тебе покажу: посмотри, Вася, какие у меня цыплята…

Варвара Егоровна взяла брата под руку, и все отправились в сад.

Любуясь цветами, зеленью, липовой аллеей, молодой человек говорил:

— Ах, как у вас хорошо! Земной рай! Итак, папа, ты не сердишься, что я приехал? Да и почему мне не посвятить тебя агрономии? ведь ты более половины своей жизни занимался хозяйством… А по теории Дарвина яблоко недалеко падает от яблонки.

Из саду все семейство отправилось во флигель, старинное здание, выстроенное на случай приезда гостей, где должен был жить Василий Егорыч. Осмотрев комнаты, молодой человек назначил одну из них для Новоселова и решился просить его перебраться сюда на целое лето, так как земля Новоселова сдана была в аренду до сентября, значит до того времени делать ему было нечего в своем имении; а если он непременно захочет пахать, то Василий Егорыч обещался снабдить его и сохою и лошадью. Не рассчитывая на знакомство в своем околодке, молодой человек дорожил Новоселовым как человеком просвещенным и бывалым, с которым не будет скучно всему семейству. Женщины известили его о приезде графа, о его ученых занятиях; они принялись упрашивать Василия Егорыча съездить в Погорелово, сделать визит графу. Молодой человек изъявил свое согласие. На возвратном пути к дому Александра Семеновна сказала своей племяннице:

— Ты, Варя, смотри не влюбись в графа. Я знаю, Новоселов не произведет на тебя впечатления… ты его уж знаешь… но граф… граф… Я боюсь за тебя…

— Меня они оба интересуют,— сказала девушка.

— Новоселов-то чем же?

— Как же, тетя! такой умный человек, а хочет пахать.

Александра Семеновна засмеялась и сказала:

— Да это он просто хочет прослыть за оригинала. Но граф… я заочно влюблена в него!..

— Я тоже с нетерпением хочу видеть этого столичного льва,— сказала Карпова.

— Заварил ты у меня кашу! — заметил старик сыну,— бабы-то уж теперь влюбились в графа.

Карпова обняла мужа и, целуя его, сказала:

— Да разве я променяю тебя на кого-нибудь? Что нынешняя молодежь? На что она похожа?

— Нет, мой друг,— заметил старик,— я хорошо помню пословицу: “Не верь коню в поле, а жене в подворье!”

IV

НОВОСЕЛОВ

После обеда молодой Карпов отправился во флигель соснуть, так как он проехал более тысячи верст не отдыхая. Старик, по всегдашнему своему обыкновению, сидел в комнате жены в огромных, старинных креслах и дремал. Накрыв его платком от мух, Карпова ушла наверх, где Александра Семеновна, при помощи горничной, рассаживала цветы. Варвара Егоровна с дворовыми и крестьянскими девицами качалась в саду на качелях. Мало-помалу спустились сумерки. Зала осветилась лампой. На столе явился самовар.

Около девяти часов к крыльцу подъехала крестьянская телега, из которой вылез плотный мужчина лет тридцати двух, с окладистой бородой, в сюртуке и в русских сапогах.

— Прикажете подождать? — спросил мужик.

— Нет, ступай! Отсюда я как-нибудь доеду,— сказал гость,— вот тебе за труды…

Мужик снял шапку, взял деньги и, стоя на коленях в телеге, задергал вожжами лошадь, к морде которой начали бросаться собаки. В это время из саду выбежала, с большой куклой на руках, Варвара Егоровна и закричала на собак; они, искоса поглядывая на госпожу, вдруг смолкли и начали расходиться по сторонам.

— Здравствуйте, Варвара Егоровна! — пожимая руку девушке, сказал гость,— как вы выросли!.. и узнать нельзя…

— Ведь мы с вами не видались около двух лет,— отвечала Варвара Егоровна,— вы тоже изменились, Андрей Петрович, пополнели, обросли бородой…

— И постарел,— добавил гость.— Что это, вы в куклы играете?

— Да, играю; посмотрите, какая славная кукла: крестьянская баба, в поняве, в лаптях…

— Ваши дома?

— Дома; брат Вася во флигеле. Катя! — обратилась Варвара Егоровна к одной из дворовых девиц,— завтра приходи опять качаться да захвати с собой гармонию…

— Варвара Егоровна, а нам приходить? — спросили крестьянские девушки.

— Непременно, да чтобы песни играть и плясать…

— Вы весело проводите время,— говорил гость, входя в переднюю…

— Еще бы!..— проговорила девушка и в одну минуту очутилась в зале с известием: — Знаете, кого я привела? Андрея Петровича.

В зале сидели дамы и старик. Молодой Карпов еще не просыпался. При появлении Новоселова дамы воскликнули:

— Давно пора вам показаться… Где это вы пропадали, Андрей Петрович?

— Садитесь-ка,— сказал старик.

— Фи! да он в русских сапогах! — воскликнула Карпова.— Варя! подай мне флакон… Что с вами? не совестно вам так одеваться?

— Что ж,— осматривая свою одежду, говорил гость,— я не знаю, чем дурен мой костюм?

— Ничего! В деревне надо жить по-деревенски,— заметил старик.— Ну-ка, рассказывайте, где были, что видели…

Новоселов сел за стол.

— В последнее время я жил в Петербурге и часто, Егор Трофимыч, вспоминал вас: помните, вы когда-то говаривали, что в Петербурге живут одни не помнящие родства…

— Ах да, да… что ж, разве это не правда? Признаюсь, не люблю я этого города! — сказал Карпов,— вертеп…

— Ну, а на службу не поступили до сих пор? — спросила Александра Семеновна.

— Какая служба! Бог с ней!

— Что же! вы ведь не Рудины… вы люди новые,— вам стыдно без дела шататься…

— Зато у нас и другие вопросы, нежели у Рудиных: те век целый исполинского дела искали…

— А вы что же?

— А мы не погнушаемся и черной работой…

— Скажите, Андрей Петрович, правда, будто вы хотите пахать землю…

— Совершенная правда. Вас это изумляет?

— Кого это не изумит? При ваших сведениях вы хотите взяться за соху.

— Вот сведения-то и привели меня к тому, что надо взяться за соху… Знаете ли что, Александра Семеновна: мы так привыкли есть готовый хлеб, что уж не только пахать, просто купить себе к обеду провизии на рынке мы считаем за дело недостойное нас. Странно то, что есть нам не стыдно, а добывать пищу стыдно.