Повести и рассказы

— Ах да! — воскликнула Александра Семеновна,— хоть бы поскорей приезжал Вася; как вспомнишь эту несносную зиму, боже мой! Я не знаю, как мы живы!..

— А ваш сынок скоро приедет? — спросил хозяина священник…

— Жду со дня на день… теперь у них экзамены кончились… Мой сын тоже естественник,— внушительно взглянув на священника, заметил старик.

— Естественник?— спросил батюшка,— гмм… да-с! доброе дело!.. Что бишь я слышал про графа? дай бог память!

Все с напряженным вниманием глядели на священника…

— Будто бы он… конечно, может быть, все это пустяки… я сам слышал от людей…

— Да что такое?

— Будто бы он науками-то вовсе не занимается, а с дворовыми людьми бегает по полям да перепелов ловит…

— Вздор какой! ну, можно этому поверить? — сказала Александра Семеновна,— вы сами посудите, батюшка.

— Конечно… я слышал… За что купил, за то и продаю…

— Это просто деревенские сплетни!.. Граф, как человек серьезный и ученый, приехал в наше захолустье попробовать применить научные сведения к нашей жизни, а про него распустили слух, что он перепелов ловит!.. Ах, какой народ!..— На лице Александры Семеновны выразилось негодование, и она прибавила: — Впрочем, гораздо лучше оставить этот разговор: к науке нельзя так легкомысленно относиться… Егор Трофимыч! я вам не сказывала моего горя?

— Что такое?..

— Мой грач, у которого было сломано крыло, сегодня утром скончался…

— Вечная память,— усмехаясь, сказал старик.

— Надо рыть могилку,— присовокупил батюшка.

— А вы как думаете? Неужели я его так брошу… Я ему сейчас пойду рыть могилку… Бедный, бедный! и отчего так скоро умер?.. Бывало, где бы он ни был, только скажи: “Милый грач!” — сейчас отзовется и придет…

— А остальные ваши питомцы живы?

— Слава богу! А насчет графа, батюшка, вы таких слухов не распускайте… пожалуйста! ведь это ужасно!! это ни на что не похоже…

— Помилуйте, мне самому говорили…

— Я вас покорнейше прошу…

Александра Семеновна попросила себе другую чашку чаю, утерлась платком и замолкла: на ее лице выступила краска. Старик, глядя на нее, посмеивался. Батюшка, поняв свой промах, переменил разговор:

— Все помаленьку начинают съезжаться в деревни: теперь в городах тяжко… пыль… Вот, говорят, Новоселов приехал из Петербурга.

— Наш сосед — Андрей Петрович?— спросил старик.

— Да-с! Говорят, дня три или четыре тому назад прибыл.

— Каков? и до сих пор не проведает нас… Значит, он до сих пор не определился на службу… Странный человек! ведь получил университетское образование… он тоже натуралист.

— Человек добропорядочный. Этого нельзя отнять… В залу вошла хозяйка с бледным лицом и томными

глазами, в белом пеньюаре: в руках у ней был флакон с духами. Приняв благословение у священника, она обратилась к мужу:

— Там, к тебе, мой друг, пришли мужики: должно быть, насчет земельки…— Она с усмешкой посмотрела на батюшку,— не могу равнодушно смотреть на этот народ; со мной сейчас делается дурно…

На улице вдруг раздался звон колокольчика: все семейство устремилось к окнам. Тройка почтовых лошадей подъезжала к церкви. Священник, вглядываясь в проезжающего, говорил: “Уж не к нам ли из консистории?..” Но тройка, миновав церковь, повернула прямо к дому Карповых. Женщины вскрикнули:

— Вася, Вася!

Все вышли на крыльцо, к которому подъехал бравый молодой человек в белом пальто. Это был сын Карпова. Произошла обычная сцена свидания; зазвучали поцелуи, посыпались расспросы; батюшка, поздравив Карповых с радостию, отправился домой. Через полчаса молодой человек сидел за самоваром в кругу родного семейства. Сообщив некоторые подробности из своего путешествия, он объявил:

— Ну-с, уведомляю вас, что университет я оставил.

— Как так? — спросили все.

— Очень просто. Завершаю свое образование и поселяюсь здесь с вами.

— Что же ты будешь делать?— спросила мать.

— Буду знакомиться с хозяйством, охотиться, изучать химию. Это мой любимый предмет. Да и, наконец, папаша слаб, я ему буду помогать.— Студент поцеловал руку отца и спросил: — Ты не сердишься на меня, что я бросил университет?

— Помилуй! напротив! Я же тебе писал несколько раз: приезжай, как только вздумаешь.

— Послушай, Вася! — возразила Александра Семеновна,— неужели ты с этих пор хочешь закабалить себя в деревне?

— Да! Закабалить!— энергично сказал молодой человек,— а знаете вы причины, почему я оставил университет? Ведь вы их не знаете. Вы не можете себе представить, что такое медицинский факультет!..

Старик усмехнулся и сказал:

— Вот то же самое он говорил про юридический и филологический факультеты: “Вы не можете себе представить!”

— Ну, да с этими факультетами я покончил,— более и более воодушевляясь, говорил юноша,— теперь послушайте, что я вам скажу про медицинский. Я не могу до сих пор понять, каким образом медицина в моей голове перевернула все вверх дном! познакомившись с нею, я совершенно охладел к жизни, даже потерял всякое уважение к людям. Ей-богу… Вообразите себе: всякий из нас, как известно, любит цветы, например; да и в самом деле, они прелестны,— чудо в своем роде, как чудо все, что только произвела природа. Теперь не угодно ли вам послушать университетские лекции об этих цветах или вообще о растениях: вам, зевая, нехотя, потому что профессорам надоело несколько десятков лет читать одно и то же, сообщают, что чашечка пятиразверзная, пестик один, листья перисто-выемчатые, обратно-яйцевидные и т. д. И все это читается вяло, монотонно, как будто профессора отбывают самую несносную для них повинность… Затем представьте себе эти распластанные, изрезанные трупы, этих молодых людей с ножами…

— Фи! не рассказывай, пожалуйста,— воскликнули дамы,— c’est affreux!.. {Это ужасно!.. (фр.).}

— Нет, ведь это любопытно. Раз я вхожу в физиологический кабинет и вдруг вижу: студент лет семнадцати разрезает брюхо живому щенку; несчастное животное распластано на столе и крепко привязано за все четыре ноги; морда тоже завязана, и щенок издает глухой страдальческий стон.

— Боже мой!.. какое варварство!..— воскликнули дамы. У Варвары Егоровны на глазах появились слезы. Студент продолжал:

— Нужно было видеть это бессердечие, с которым молодой человек тиранил бедное животное. Во время этой вивисекции он держал в зубах сигару и то и дело отходил в угол к товарищам, с которыми беседовал о Шуйском, о Тартюфе и т. д. Или такое зрелище: толпа молодых людей, окружив чахоточного больного, выслушивает его грудь и чуть не с восторгом кричит: “Великолепные каверны!” Да что! это я вам рассказал миллионную долю… а состав, а правила университетские!.. Обо всем этом надо написать такое же многотомное сочинение, как “История Российского государства” Карамзина.

— А мы думали, что ты будешь доктором,— заметила мать.

— Какой я доктор? помилуйте! да и теперь все порядочные медики сознаются, что лечить значит шарлатанить, что самый лучший врач — натура, а самое лучшее лекарство — хорошая пища, правильный образ жизни и тому подобное.

— Ну, отчего же ты бросил филологический факультет? — спросила Александра Семеновна.

— Я уж вам говорил, что там частицу quod объясняют несколько лекций: как употреблял ее Цицерон, Корнелий Непот, Тацит, Тит Ливии…

— А юридический?

— Об этом и говорить не стрит! это не что иное, как факультет пустозвонства. И какой из меня может быть юрист? Обвинять преступника, ссылать его на каторгу я не могу… Впрочем, я знал бы, что делать… у меня есть свой кодекс…

— Ну уж, пожалуйста, не умничай…

— Слушаю.— Студент взглянул на сестру и спросил: — Что это? ты никак плачешь, мой друг!

— Мне жаль щенка! — вымолвила Варвара Егоровна,— бедный!

Студент обнял сестру.

— Добрая душа, ты еще не знаешь, что люди подчас бывают хуже зверей. Впрочем, не дай бог тебе познать эту истину!.. Ах да! я вам и не сказал самого интересного: ведь я заезжал к Новоселову: он уже несколько дней как приехал из Петербурга… Вообразите себе… Подъезжаю к его хате, смотрю, дверь отперта. Думаю, не сам ли хозяин тут? Вхожу и вдруг вижу, что вы думаете? Андрей Петрович Новоселов сам готовит себе обед, стоит перед печкой и смотрит, как варится каша. Спрашиваю: “Андрей Петрович, что с вами?” Он говорит: “Как видите, готовлю обед”. А было дело часов в восемь утра: значит, он держится русского обычая насчет обедов: готовит кушанье в затопе. “Как вы сюда попали? давно ли из Питера?” — “Из Петербурга я, говорит, дней пять”. А уж он около двух лет не был в своем имении. Я ему объявил, что бросил университет. “Ну, а вы что? спрашиваю, не пробовали служить?” — “Пробовал, говорит, разумеется, бросил все и решился жить здесь, в своей хате”.— “А делать что же будете?” — “Как что? Буду пахать землю”. Я так и повесил нос… Вот тебе и наука! Человек с университетским образованием хочет пахать землю…