Шаги по...

Он открыл страничку со слоном. Там над ним, было светло-голубое чистое место. Он стал разглядывать фотографию, изредка переводя взгляд на слонов, стоящих напротив него.

Нацелился ручкой и задумался.

– Лена, – девчонка наклонилась.

– Что – «Лена»? – Николай глянул на неё поверх очков.

– Меня Лена зовут, – зарделась та.

– Лена? Хорошее имя. А папу твоего?

– Дима. …Дмитрий, – запнулась та.

– А я – Николай! – Николай положил буклет на колено и стал что-то писать.

– На! Места тут мало для всего-то… – он протянул Лене буклет.

Антон протянул руку к буклету.

Лена выхватила буклет, спрятала его за спину и посмотрела на него: – А Вам не надо. Если хотите, то распишитесь на этом! Она протянула ему другой.

Антон улыбнулся, взял его, ручку, и что-то стал писать под своей фотографией.

– А можно я с вами сфотографируюсь, – Лена опять повернулась к Николаю.

– Садись, – Николай подвинулся на край кресла. – Уместимся. Кресла-то как для них делают, – он кивнул на слонов. Лена побежала к посетителям, отдала им фотоаппарат и втиснулась рядом. Антон стоял за спинкой и улыбался.

– Идите сюда, – позвал он посетителей. Несколько посетителей подошли, встали рядом с Антоном. Вспышки света сбивали одна другую. Люди суетились, подходили, уходили, Лена сидела рядом с Николаем, улыбалась. Николай сел поудобнее, положил руку почти на её плечо  и улыбался.

– Ослепите! – пробурчал он. Ткнул пальцем в Антона: – Вон его фотографируйте. А то уедет в свою Италию, хрен дождёшься хоть привета, хоть ответа.

– Жду фотографии! Адрес в буклете, – Антон обратился к повеселевшим гостям.

Шум в зале стал затихать.

…– Худенькая-то какая? Ведь одни косточки. Вот не… – Николай показал Антону палец, … не… куда там – тоньше!.. Что за моду взяли – себя истязать?

Он смотрел на улыбающуюся Лену, стоящую в дверях с поднятой рукой в которой были два буклетика.

… Николай опять стал разглядывать слонов, о чём-то думая.

…– Дед! – раздалось неожиданно, и к нему подбежал мальчишка лет пяти и уперся грудью в колени. В дверях показались Надежда, Ольга, Мария и мальчишка постарше. – Гляди! Для тебя ковал! Сам!

Мальчишка, не здороваясь, достал из пакета, черную кованую пластину, чуть побольше его ладошки.

Николай взял и стал рассматривать её. Пластина была выгнута и напоминала ладошку внука или створку раковины, с одного конца которой было возвышение с утолщением на конце, а на другом небольшой отросточек.

Было видно, что она тщательно очищена и воронёный цвет стали приятно радовал глаз Николая. Свет от светильника отражался в углублении серым кружочком.

Николай, надавив, прошел по воронёной поверхности пальцем и глянул на Антона.

Антон поняв, что его спрашивают – «Кто воронил?» ткнул себя пальцем в грудь и улыбнулся.

Николай встал, подошёл к окну, продолжая разглядывать предмет.

Вернулся, сел на лавочку рядом с Надеждой.

– И что же это такое, Михаил? – спросил он мальчугана.

– Дед! Ты чё! Это же уточка, – поник тот.

– Уточка? …Уточка!.. Очень похоже, – Николай протянул пластину, показывая её Надежде.

– Очень! – подтвердила та, улыбаясь.

Мишка недоверчиво смотрел то на них, то на Марию.

– А что же у неё клюв-то открыт? – спросил его Николай.

– Так она же… крякает, – внук даже присел от удовольствия. – Крякает. Кря! Кря! Утка же! Вот и крякает! А крыльев не видно – потому, что плывёт, а крылья прижимает вот так, – мальчуган вытянул руки «по швам», – а ног не видно, потому, что… плывёт она. И крякает! Понятно?

Мишка посмотрел на мальчугана постарше, явно продолжая когда-то начатый разговор.

– Нам очень нужна такая вещь. Правда? – Николай посмотрел на Надежду. – Мы в неё будем пуговицы оторванные класть. Мы её ещё намагнитим, и если вдруг потеряется иголка, то «уточка» быстро нам её найдет. Правда?

– Конечно, правда! Она у нас будет жить на комоде около зеркала. И будет казаться, что их у нас две, – подтвердила та.

– Здорово! – радостно подвёл итог Михаил.

…– Может, останетесь? – Мария подошла к Николаю Петровичу.

– Нет, Маша, поедем! Домой надо, – Николай положил руки на плечи мальчишек. – Сами-то когда к нам?

– День-два – разгребём всё, да приедем, – Антон посмотрел на прислонившуюся к нему Марию, как бы ища подтверждения словам.

– Там в машине еда, одежда пацанам, ещё кое-что, – она смотрела на Николая и Надежду. – Приедем! Скоро!

Все расселись перед дорогой вокруг слонов и замолчали.

… – Двоём-то им повеселее. Так ли?.. Ты, это, Антон, поедешь, захвати с собой уголь для горна. У меня, правда есть, но кто его знает – хватит ли. – Третью-то тумбу найдешь ли? – он кивнул, с ухмылкой, на слонов.

Антон молчал и улыбался.

– Я спрашиваю – «захватишь ли уголь», а он стоит и лыбится, как дурачок на ярмарке.

Мальчишки прыснули, сдерживая смех.

– Привезу. И тумбу найду. И с Димкой и Федькой свяжусь. И фотографии от них привезу.

…Все встали и медленно пошли к выходу. Николай задержался и посмотрел на слонов. Отсюда казалось, что один слон защищает другого своим телом, а тот, подняв хобот, то ли зовёт кого, то ли прощается с кем-то.

…– Уточка, Мишка, это очень хорошо. Уточка – она завсегда на Руси оберегом дома была, – Николай положил на голову внука ладонь, полностью накрыв её, другой обхватив второго мальчишку за плечо, приостановился, пропуская вперед женщин.

– Дед! А «оберег» – это что? – тот тоже остановился, вкручиваясь головой в ладонь.

– Оберег? А это… это, Мишка, то, что в доме всегда должно быть.

… Дом, Мишка, без оберега, вроде, как и не дом, вроде.

Вроде, тогда в доме-то и беречь нечего. А если в доме беречь нечего, то, вроде, и оберег не нужен, но тогда, вроде, какой же это дом – если беречь нечего?

А если есть что беречь – то и оберег должен быть!..

Антон, улыбаясь, слушал.

Приостановился, тоже оглянулся на слонов, пропуская вперед себя отца и сыновей.

Однажды будет…

Звонок раздался вечером, около девяти, почти в тот момент, когда Николай собирался отключить телефон.

Все, знающие его, были поставлены в известность, что с девяти вечера и до восьми утра его телефон отключен.

«Отключенный телефон дает Вам полную уверенность в том, что я в здравом уме и жив. Это позволят вам спокойно выспаться, а утром проверить, проснулся ли я. Или, я вам советую, набрать мой номер где–нибудь в десять вечера,  и вам сообщат утром, что я проснулся, когда я включу его», – примерно так, или близко к этому он комментировал свою привычку.

Сам он никогда никому не звонил.  «У вас должна быть полная уверенность, не покидающая вас ни на секунду, что вам не придется придумывать, чем вы заняты, когда вы возьмете трубку. Не придется никуда ехать и «вздыхать и думать про себя…» У вас не должно возникать забот обо мне, поскольку вам хватает забот о себе».

Звонил Алексей – внук сестры и просился переночевать сегодня, поскольку «у него разговор».

– Если ты успеешь по пути придумать тему для разговора, – то я буду рад.

Если же тебя решили  «забросить  на разведку в тыл», то можешь утром отчитаться о выполненном тобой задании и наплести всё, что тебе придет в голову, а сам  это время  провести с  пользой, зацепившись за какую–нибудь юбку, упражняясь в красноречии и поправляя свой «павлиний хвост», – ответил ему Николай и отключил телефон.

… Алёшка приехал около десяти, спросил разрешения и «нырнул» в Интернет.

– Ты думаешь ли пить чай? А то мне чаю хочется, – крикнул Николай ему из соседней комнаты.

– Всё, всё! Иду, – раздалось на пороге.

Они сидели на кухне пили чай, Николай угощал внука мёдом, который ему прислали друзья из какого-то «медвежьего угла», в которых он любил бывать.

– Дядя Коля. Похоже, я не туда пошел учиться, – тихо, но внятно произнёс Алексей.