Шаги по...

– Вот что за ерунду порет! И ты, уши развесила, рада стараться, – попыталась прекратить разговор Надежда. – Право слово, – от яблоньки и яблочко. Язык без костей у обоих! Не из родовы – в родову!

…Машина подъехала где-то к обеду.

– Встречайте! – водитель Володя, прошел в дом, глянул по углам. – Здравствуйте, Николай Петрович, здравствуйте, баба Надя, здравствуйте, тетя Оля.

Антон Николаевич просил кланяться и прислал меня к вам в ваше распоряжение.

Он стоял с улыбкой у двери и разглядывал родителей Антона.

– Давай, Володя, руки мой и к столу. Поедим, что Бог послал, перед дорогой, – Надежда встала, приглашая гостя.

– Сыт я. Спасибо, – Владимир, не сгоняя с лица улыбку, поклонился.

– Какой барин – таки конюхи и кони, – буркнул Николай. – Тебя за стол приглашают, а не брюхо набивать.

– Шучу я, Николай Петрович. Конечно, чайку выпью.

– То-то! Обрядились все в колпаки с бубенчиками – всё со смехом. Дети уж в школу пойдут, наверное, а родители всё дурака гоняют.

Марш к рукомойнику, – Николай встал и пересел за стол. Положив огромные ладони, друг на друга, сидел, смотрел то на жену, то на дочь, то на гостя.

– А ну, Володя, подсоби-ка мне! – вдруг встал, кивком приглашая его за собой.

Они вышли во двор, и пошли к небольшому строению рядом с баней.

Николай обтоптал траву, убрал доску, прислоненную к двери. Зашли.

– А я здесь и не был ни разу, – тихо сказал Владимир. – Настоящая кузница. Вот ведь! Дела! Я-то думал… ну, знал, конечно… А не видел…

– «Думал»! Для этого думалка нужна, а не вешалка для шапки, – Николай прошел в угол и стал разбирать, сваленные в нем, вещи. – А ну, подсоби!

Он немного отодвинулся, и Владимир увидел слона.

…Это был настоящий слон из воронёной стали, сплетенный из кованых полос и лент разной формы, причудливо перевитых и украшенных где насечками, где витьем, другими орнаментами, непонятными знаками.

Хобот его был поднят, и казалось, что он кого-то зовет, оглашая мир своим трубным призывом.

– Дела! – с восхищением сказал Владимир, присев на треногий табурет, обтянутый кожей. – Дела!

– Сможем увезти? – спросил Николай, не отрывая взгляда от слона.

– Сможем. Сможем. А что же он здесь-то? – Владимир все так и сидел, разглядывая слона и бережно водя рукой то по его ушам, то по его спине, то по хоботу.

– А куда его? В дом? Где родился там и живет, – Николай стал смотреть в небольшое окно, заросшее паутиной.

– И куда его? – Владимир так, не отрывая взгляда от него, и сидел. – Курить-то можно?

– Кури! Антону подарим. Его слон, – ответил Николай.

– Дела! Как это – «его»? Я у него такого не видел, – Владимир курил, и дым в кузнице на фоне темных прокопченных стен, казался голубым. – Да, дела!

Они вдвоем вынесли слона на улицу.

Николай взял тряпицу и стал протирать пыль, сдувать какие-то опилки с его спины и ушей.

– Ух, ты! – воскликнул Владимир. – А это что? – он с удивлением ткнул пальцем слону в живот.

– Это – слоненок у него внутри, – спокойно сказал Николай.

– Слоненок?!.. Ух, ты! «Мама» – значит. «Слониха» – значит.

Владимир стоял на коленях и старался разглядеть в переплетении металла слоненка.

– Такой маленький, – а уже слон! – вздохнул он, распрямляясь, вставая с колен.

…Когда подъехали к выставочному залу, Антон стоял на крыльце и курил. Заметив машину, он бросился к ней открывать дверь.

Ольга выскочила, обежала и стала что-то беспорядочно говорить, теребя и обнимая Антона.

Пока тот помогал матери, Николай встал чуть в стороне, наблюдая сцену и слушая воркование дочери. Антон подошел к нему.

– Привет папа! Спасибо! Я рад, что вы приехали. Пойдемте, я покажу вам… залы.

– Подожди. Там слон. Можно он побудет с нами там же? – Николай положил ладонь на машину, кивнул на дверь здания. – «В люди» – так все в люди.

Николай, прищурившись, смотрел на Антона.

– Ты привез дедушкиного слона?.. Ты привез слона… – Антон замер и замолчал.

– Не привез! Он с нами приехал. Все, значит, вместе приехали. Только братьев твоих нет. Делом заняты – службу несут. Недосуг им по выставкам-то хаживать.

А ты так один и бегаешь, как сеголеток? Мария где?

– Ладно, пап! Мария там, – Антон кивнул в сторону дверей и положил на слона руку. – Теплый!

Ну, здравствуй! Здравствуй, – он взял слона за хобот. – Какая ты молодец, что приехала. Молодец-то, какая? Надолго? Не побоялась дороги!

– У нас дети по лавкам не плачут. Как выгонишь – так и поедем. А чего ей бояться? Чай не одна! Так ли? – Николай глянул на слона, потом на подошедших Ольгу и Надежду.

– Ах, дружище. Ну, молодец. Сейчас я народ найду. Поможем тебе подняться, – Антон как будто не замечал никого. Стоял у открытой задней двери машины и гладил слона. Он взял телефон и, не убирая руку с его спины, стал куда-то звонить.

…К машине подбежала Мария, следом вышли ребята в синей униформе.

Мария подошла к Николаю Петровичу.

– Как хорошо, что вы приехали. Ребятишки будут рады, – она взяла его за локоть. Повернулась к Надеже с Ольгой, – Какие вы молодцы. Антону так хотелось, чтоб вы посмотрели его работы. Он так расстраивается всегда, когда…

Она посмотрела на Антона и запнулась на полуслове.

Ребята подхватили слона, и пошли к двери.

– Я покажу им куда поставить, – сказала и побежала за ними.

– Пойдём! – Антон коснулся локтя отца.

– Матери помоги. Дорогу укажите – сам найду, – Николай отстранился.

Все пошли в зал. Николай последним.

…По стенам зала висели фотографии.

На них были изображены: ограды, какие-то скульптуры, карнизы, решётки, зеркала, вазы, камины, скамейки, часовня – всё в металле.

Струи его, сливаясь, разбегаясь, образовывали причудливые орнаменты, рисунки, узоры, соединялись в обрамления, где-то разбегаясь на ветви.

В зале стояли: столы, скамейки, вазы, элементы решёток, подсвечники, люстры. Справа была дверь во второй зал.

Николай Петрович огляделся, сел на скамейку рядом с Ольгой и Надеждой, посмотрел по сторонам, встал, подошёл к одной из фотографий. Долго её разглядывал, потом – к другой.

Антон, Мария, Надежда, Ольга, молча, оглядывали зал, наблюдали за ним.

Он задержался у небольшой скульптуры цапли, стоящей на одной ноге, в напряжении вглядывающейся куда-то, тронул её за крыло. Постоял. Подошёл к большому зеркалу, окутанному виноградной лозой. Тоже постоял. Потёр лист между пальцев. Подошёл к скамейке, стоящей рядом с «пингвином», оперся рукой на кованую спинку, попытался покачать её, посмотрел на ножки, сел.

К нему подошла Мария.

– Николай Петрович, Вы как – останетесь у нас? – она стояла перед ним, опустив голову.

– Домой поедем. Стесним мы вас, – неожиданно для Марии тихо ответил он. – Да и Ольга поехала – не сказалась «куда».

– А если ребятишки с вами захотят – захватите их с собой?

– Если захотят. А по принуке… Сами с ними возитесь.

…С Надеждой решайте, – насупился он.

– А мы тогда с мамой и Ольгой отлучимся. А?.. А вы тут с Антоном? А?.. – улыбнулась Мария.

– Делайте, что хотите. Я тут побуду, – сказал Николай и отвернулся, глядя на какую-то фотографию.

Женщины встали и ушли. Антон остался сидеть на скамейке у входа. Николай Петрович опять встал и стал ходить по залу.

Посетители оглядывались на пожилого темноволосого мужчину, сразу замечая, когда он, то снимал, то надевал очки, его огромные ладони. Разглядывали светлый вязаный свитер с высоким расстегнутым воротом, обтягивающий мощную некогда, а сейчас чуть покатую, спину.

Николай, чувствуя взгляды, старался быть прямее.

Опять возвратился к «пингвину», похлопал его по спине, сел на скамейку.

Антон подошёл и сел рядом. Сидели, молчали.

…– Прапрабабка-то твоя прадеда-то ведь не рожала, – тихо сказал Николай, разглядывая свои руки. – Длинная история.