Деснинские просторы (СИ)

Болтушный, оправдывая свою фамилию, был отчаянным балагуром, весельчаком и неутомимым гулякой. Рослый, красивый и веселый, он был симпатичен девушкам, легко входил с ними в контакт и почти всегда одерживал победы, меняя подруг едва ли не ежедневно. Его жизнелюбие, беззаботность и невероятная сексуальная мощь, о которой ходили легенды, вызывали невольное уважение. Георгич - так прозвали его на факультете. Влияние Георгича было настолько велико, что, порой, глядя на его беззаботную жизнь, прочие студенты начинали ему подражать, подленивались, «попивали винцо» и погуливали. Как правило, заканчивалось все это не всегда счастливо.

Так, еще на первом курсе один наш студент, приняв участие в попойке и пытаясь ни в чем не уступать Георгичу, попал в медвытрезвитель и едва не «вылетел» из института.

Был и еще один неприятный эпизод студенческой жизни, связанный с «веселостью» Георгича. Однажды студенты, проживавшие в общежитии, устроили вечернее застолье, в котором принимали участие почти все историки - обитатели общежития. Пришли туда и студенты-брянцы. Хорошо подвыпив, молодые люди вдоволь повеселились, а затем стали искать дополнительные источники развлечения.

На стене комнаты, где проживали А.Ю.Атапин, Ю.Д.Ковшуро и Ю.Г.Болтушный, висел портрет Л.И.Брежнева, унизанного орденами. Кто-то, будучи навеселе, подошел к изображению вождя и подрисовал ему усы. Я, увидев таковое, извлек из кармана авторучку и подрисовал выдающемуся политику бороду, а подружки Георгича - украсили портрет веснушками.

Так бы все и прошло, если бы не Георгич. Вместо того чтобы убрать испорченный портрет и «замять» случившееся, Юра взял его себе, отправился с ним на факультет и стал всем показывать. Дело завершилось скандалом. Каким-то образом о произошедшем узнали комсомольские руководители института, дело раздули до уровня «государственной измены», нашим студентам пришлось претерпеть немало неприятностей, и лишь благодаря тому, что Болтушный, привлеченный к ответственности вузовской инквизицией (многие из состава которой ныне - видные борцы против коммунизма и ненавистники Брежнева), никого из соучастников «изуродования портрета» не выдал и всю вину взял на себя, дело развития не получило. Самого Болтушного исключили из комсомола и, хотя временно оставили в числе студентов, он вскоре сам ушел на заочное отделение в смоленский вуз.

Надо сказать, что Георгич, несмотря на бьющую ключом энергию, был далеко не для всех примером. На факультете обучались и другие достаточно энергичные, решительные и по-своему обаятельные ребята.

Так, староста курса Гиков, несмотря на кажущиеся мягкотелость и чрезмерную доброту, был человеком сильным и самостоятельным. К Георгичу он относился снисходительно, в чем-то его уважал, но на беззаботные трюки, ему в подражание, никогда не шел. Гиков был очень умен и обходителен, частенько выручал попавших впросак товарищей. Не раз его советы позволяли исправлять довольно серьезные житейские ошибки. В контраст Георгичу он был спокоен, доброжелателен и практичен. Таковым же был и другой наш студент - Ковшуро, который не в пример горячему и энергичному Атапину, не заражался неуемной энергией своего соседа по койке - Георгича - и даже умел иногда словом охладить его пыл.

Особо хотелось бы отметить студента-историка нашего курса С.А. Кокотова. Он обладал, пожалуй, наибольшими достоинствами: был сдержан, деловит, умел и пошутить, и поспорить, но в крайности не впадал никогда. Хорошо атлетически сложенный, рослый, Сергей мог порой подкрепить свои слова и прочими, наиболее излюбленными народом, аргументами, словом, за себя постоять он умел! К Георгичу он относился с добродушным скептицизмом: улыбался, когда узнавал об очередных его приключениях, или даже посмеивался. Надо сказать, что он, как и Гиков, обладал хорошими властными и деловыми способностями. Так, однажды он помог мне в весьма неприятной истории.

Летом 1978 года мы, будучи студентами-третьекурсниками, поехали на археологическую практику в Новгород, приняв таким образом участие в крупнейшей археологической экспедиции, возглавляемой академиком В.Л.Яниным.

В первый же день приезда в древний город наши студенты не удержались и, поселившись в местной школе, устроили застолье. Нельзя сказать, что это была попойка, поскольку все были, в соответствии с брянскими привычками, «в норме», хотя многие захмелели не столько от напитков, сколько от дорожной усталости.

Буквально через час после того как пиршество завершилось в школу приехали студенты-москвичи, принимавшие участие в экспедиции. К сожалению, студенты МГУ и МГПИ повели себя в этот первый день не совсем дружественно, можно сказать, грубо и заносчиво, и каким-то образом случилась драка. Закончилась она не в пользу москвичей, и последние отправились к руководству экспедиции с жалобами.

В центре событий оказался я, поскольку в процессе потасовки уронил очки и, рассвирепев, расправился с обидчиками, получив от них, в свою очередь, синяки и шишки, отчетливо проявившиеся на лице. Увидев меня, украшенного не совсем подобающими атрибутами, а также выслушав перед этим своих московских студентов-жалобщиков, помощник главы экспедиции профессор А.С.Хорошев страшно разгневался.

- Как я вижу, вы приехали сюда не на практику, - сказал он в сердцах, - но пьянствовать и избивать наших ребят! Убирайтесь же отсюда!

Если бы не Гиков, командир нашего отряда, и Кокотов, комиссар, дело наше закончилось бы печально и бесславно…Но они проявили себя в этой трудной ситуации как люди уверенные и достойные. Ни один из них не показал вида, что принимал участие в застолье! Эти ребята умели держать себя в руках! Они спокойно, аргументировано объяснили Александру Степановичу, что коллективной попойки не было, что почти все ребята трезвы, однако ссора с москвичами возникла по недоразумению и была связана с заносчивостью и задиристостью самих пострадавших.

Их убедительные речи, высокий интеллектуальный уровень произвели благоприятное впечатление на московского ученого.

- Слава Богу, что мое первое впечатление не оправдалось, - сказал он, выслушав ребят. - Вижу, что и наши студенты далеко не ангелы. Однако надо бы кого-то за случившееся наказать! Зачинщик не должен уйти от возмездия! - И он вперил свой суровый взгляд в меня. - Этому студенту здесь места нет! Пускай он уезжает!

Я вышел вперед и хотел возразить, но Гиков быстро подошел ко мне и тихо сказал: - Подожди до завтра, проспись, а там пойдем к Янину!

Наутро состоялось мое первое знакомство с известным ученым. В кабинете В.Л. Янина сидели мы трое: я, Володя Гиков и Сергей Кокотов.

Валентин Лаврентьевич был вначале раздражен и требовал сурового для меня наказания. Однако в процессе беседы он все более смягчался и, наконец, улыбнулся. - Так сколько же ты выпил, Костя? - спросил вдруг он насмешливо.

- Стакан вина, - пробормотал я.

- Всего-то? - вскинул брови профессор. - Неужели молодой, здоровый парень от этого захмелеет?

- Говори все, как есть! - громко сказал, почувствовав общую разрядку, Сергей.

- Нечего скрывать! - деланно возмутился Володя.

- Честно говоря, не помню, - сказал я откровенно.

- Ну, тогда ладно, - кивнул головой Янин, - будем считать все это недоразумением! Но смотри: до самого отвала - ни-ни! Этот разговор у нас будет последним.

В этот вечер мы, обрадованные благополучным исходом, приняли приглашение москвичей сыграть с ними в футбол и, разгневанные на злополучную жалобу, начисто их обыграли - 7:3! Москвичи, большинство из которых считались известными футболистами и спортсменами, были так потрясены, что до самого конца экспедиции уважительно и дружески к нам относились.

Надо сказать, что наши студенты очень хорошо смотрелись на общем фоне отечественного студенчества. Мы ни в чем не уступали студентам из других вузов и городов, включая Москву: ни в знаниях, ни в спорте, ни в потасовках, ни в увеселениях!

С большим успехом и даже триумфом ездили наши ребята на межвузовские научные конференции.