Делёж

От церкви на площадь падала большая и густая тень. Недавно перестал идти обильный летний дождь, и между выбоинами в мостовой площади скопились маленькие лужицы воды. Тусклые там, где их покрывала тень от церкви, они отливали серебром вне границ тени, отражая в себе лучи луны - полной, яркой и неподвижно стоявшей в мягком синем небе. Отошла всенощная, и через площадь в разные стороны расходились тёмные фигуры людей. Они, осторожно обходя лужи, пропадали в улицах - пяти узких каналах, выходивших на площадь.

И вот на ней стало пусто, тихо и печально. Тогда в тени около церковной паперти раздался слабый звук металла, упавшего на камни, и откуда-то вышла маленькая фигурка. Она, странно подпрыгивая, побежала по мостовой и вдруг уменьшилась - не то наклонилась, не то упала на землю.

В то же время из одной улицы появилась крупная, немного согнутая фигура человека и, медленно шагая, направилась в сторону первой. Шла она, не разбирая дороги, и лужицы воды то и дело всхлипывали под её ногами, разбрызгиваясь по сторонам. Вот они обе сошлись в одну массу, - вторая фигура скрыла собой первую, изогнувшись над ней.

- Ты чего шаришь? - раздался хриплый, надтреснутый бас.

- Пятачок! - ответил звонкий детский альт, озабоченно и тревожно. Стал считать, сколько всего, а он, еретик, вырвался из рук, да и покатился. Сколько вот ищу! Ах ты!

- Верно знаешь - пятачок? - меланхолично спросил бас.

- Ну, ещё бы! Она всегда пятачок даёт... Это вот её и был.

- Кто - она?

- Она-то? Барыня такая...

- И всегда пятачок? - вздохнул большой.

- Всегда... - кратко и озабоченно кинул мальчик.

И всё так же плотно слитые в густое тёмное пятно, они оба замолкли, тщательно шаря по земле.

- Не найти! Вода. Грязь. А монета крупная. Жаль! - проговорил бас, вздохнул и выпрямился.

- А наплевать ин! - вдруг решил маленький и тоже встал во весь рост. Он был горбат, а его собеседник высок, тонок и странно съёжен. Казалось, что его сильно ударили сверху по голове и она у него глубоко вошла в плечи.

- Наплевать? - задумчиво переспросил он. - Ишь ты! Много, значит, насбирал?

- Ежели без пятачка - двадцать две! - самодовольно ответил горбун.

- Хорошо дают, значит! А вот мне - не везёт! Ступай, говорят, работай. В трудолюбивый дом. Вроде как бы в тюрьму. Хе! Разве я могу... со всякой рванью? Ты мал вот... ничего не понимаешь.

Он заговорил обиженным тоном, а кончил уже с раздражением. Оба они стояли неподвижно друг против друга.

- Этто меня сцопали в дом-то, - оживлённо заговорил горбатый мальчик. - Привёл бутошник... а там этакой дяденька в очках. Бутошник говорит: "Вот, говорит, ваше благородие, - поймал! Получите!" Тот меня сейчас же мочало щипать засадил. Жарко. Беда! В глаза, в нос - пыль лезет. Уж я чихал, чихал! Ах ты! - И мальчик засмеялся, вспомнив, как он чихал.

- Ну? - с интересом спросил большой.

- Ничего. Убёг на другой день.

- Убёг?

- Убёг...

- Ага! Вот видишь ты! - с большим торжеством в тоне заявил