Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

Он разделся, глотнул еще виски, лег в постель и крепко заснул.

Перси, с чемоданом в руке, ждал у входа в отель, пока Маркэнд расплачивался по счету. Теплый ветер с юго-востока принес с собой новый дождь (через Арканзас, Миссисипи и Залив).

- Сбегать за экипажем, сэр?

Маркэнд дал мальчику двадцать пять центов. Остается еще семнадцать долларов.

- Нет, спасибо. Я не спешу к поезду. Пойду пешком.

Вчера в том квартале, что тянется позади нарядных домиков Магнолия-авеню, он заметил ряд иных домов, более старых, убогих на вид, где, по всей вероятности, давно не живут их владельцы и где комнаты сдаются внаем. Холодный дождик все моросил, подгоняя его вперед. Ему было легче от этого. Когда он проснулся, гневный порыв, заставивший его отказаться от Айрин, уже исчез, но голод, который она пробудила в нем, остался. Трудно было не протянуть руку к звонку, чтобы позвать ее, трудно было не убеждать самого себя: ведь ты отдал деньги, получи же то, за что заплатил. Что все эти долгие месяцы удерживало его от доступного и безобидного удовлетворения своих желании? Девушка из Лимы... как ее звали? Бетти Мильгрим. Девушка из Клирдена, Люси Демарест. Айрин. Так не похоже было на него отказаться от призыва наслаждения. Но вот он бредет под дождливым небом канзасского городка, где ему решительно нечего делать, и борется против того единственного, чего мог бы желать. Айрин! По движению, которым она выставляла живот, отбрасывая назад плечи, он представлял себе обнаженным ее тонкое тело. Тугой изгиб торса, плоский живот, мягко сливающийся с бедрами... Нестерпима потребность наяву увидеть этот образ. Мимо него, не смущаясь моросящим дождем, шли по улице женщины; он представлял себе их горячие тела под темной одноцветной одеждой, он хотел Айрин. Он знал, что не пойдет за ней. Было что-то в охватившей его тогда дрожи связанное с бессмысленностью пребывания в этом городе, связанное с Элен: что-то более истинное, чем желание.

Город был чужим. Солнце вчера развернуло, расправило его; теперь под дождем он съежился, стараясь сохранить тепло, и Маркэнд остался вне его. Отвратительный город. Человеческие тела, движущиеся в кругу поступков, неведомых ему; лица, отмеченные сожалением, радостью, горем, чуждым ему; прерия; кишащий людьми мир, где жизнь идет своим чередом, как шла уже много лет без него, - все обостряло в нем чувство отверженности. Что ему до Канзаса?.. Потянулся ряд домов, где сдавались комнаты. Он выбрал один, грубо сложенный из коричневого камня, с эркером, галереей и крытой шифером башенкой; по, уже позвонив, увидел запущенный палисадник, провалившиеся доски на крыльце, облупившуюся краску, треснувшее стекло, грязные занавески. Неопрятно одетая женщина пригласила его в полутемную прихожую, где стоял запах, похожий на зловонное дыхание. Она провела его по скрипящей лестнице наверх, в комнату, перегороженную на скорую руку; на высоком потолке остатки росписи, херувимы и нимфы уходили за дощатую перегородку; на полу сохранились остатки штучного паркета; в комнате, среди этих следов великолепия, было холодно. Маркэнд вынул из кошелька два доллара, чтобы заплатить за неделю вперед. Женщина протянула худую морщинистую руку и улыбнулась. Айрин! Один и тот же ключ к двум различным, двум отвратительно одинаковым жизням. Страх?

- Надеюсь, сэр, - говорила старуха, - вам тут будет удобно. - Мелкие черты лица ее были смяты, только лоб сохранил гладкость, точно светлое воспоминание. И когда кисло поджатые губы изогнулись в благодарной улыбке, Маркэнд подумал, что когда-то они знали ласку.

Он снял свой хороший костюм и надел брюки, фланелевую рубашку и свитер, в которых работал в Клирдене. Нужно было достать работу: сейчас, даже если бы он захотел, он не мог бы добраться до дому. Можно было телеграфировать Реннарду, можно было поискать прилично оплачиваемую службу в банке или конторе; можно было, получив по телеграфу деньги, найти Айрин, подчинить своей похоти ее тонкое тело и потом уехать домой. Все это было бы разумно... и невозможно.

Переодетый рабочим, он снова пошел вдоль двойного ряда деревьев. Проходя мимо нарядных домов, он все время думал о своей одежде; но забыл о ней, как только впереди показалась железнодорожная насыпь. Рабочий-негр окинул его взглядом, до сих пор незнакомым Маркэнду. Случайный взгляд, брошенный человеком человеку... так взглянул на него негр. Теплота, светившаяся в этом взгляде, открыла Маркэнду, что прежде негры всегда смотрели на него... хоть и дружелюбно, но как на чужого. - В чем же дело? Я как был, так и есть белый. Значит, все дело в классовых различиях. Я одет, как рабочий. Старик негр, видимо, не отличался проницательностью, иначе он почуял бы запах прошлого "Дин и Кo", долларов "Дин и Кo". Маркэнд попытался в смехе выплеснуть свою радость; она не исчезла.

Может быть, поискать работу на железной дороге?

В тот же день ему удалось получить работу на третьем участке (четыре железнодорожные ветки обслуживали пятьдесят тысяч жителей Централии). За полтора доллара в день он должен был работать на погрузке и каждое утро в семь часов являться к десятнику по фамилии Бауэр. - Если работать как следует, это девять долларов в неделю. На еду, комнату и табак уйдет не больше семи. Два доллара в неделю я смогу отложить. Так мне не скоро удастся поехать домой. Впрочем, необязательно ехать в спальном вагоне.

Работа оказалась нелегкой. Нужно было сбрасывать корзины и ящики из вагонов на железные тачки и катить их в товарный склад, а из товарного склада выносить и грузить в вагоны. Вместе с ним работали два негра и трое белых; он присматривался к ним, остерегаясь в чем-нибудь отличиться от них и тем привлечь внимание к себе; он старался поменьше говорить. Ему нравилось работать вместе с ними (двое были небольшого роста, но сильные, как быки); они все делали ритмично и четко. Время от времени они останавливались, чтобы покурить; один из них, негр по имени Джошуа, словно выточенный из эбенового дерева, наблюдал за Маркэндом.

- Ты, брат, неженка... - протянул он высоким, певучим голосом, когда Маркэнд приложил руку к болезненно нывшей пояснице. Маркэнд улыбнулся, и Джошуа тоже улыбнулся, покачав своей длинной головой.