Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

   - Да, любезный, я просто не нахожу себе места! - раздраженно ответил поручик. - У вас всегда такой аншлаг?

   - Покажите, пожалуйста, ваш билет, сударь. Я вам помогу.

   - Мне сейчас может помочь лишь одно из двух: либо смазливенькая барышня с пухлыми губками и стройной ножкой, либо полная кастрация.

   - Простите, что-с?

   - Экий ты, братец, тугодум! Кстати, нет ли у вас здесь отдельных кабинетов, где можно было бы раздавить с дамой бутылку шампанского?

   Служащий понимающе улыбнулся:

   - Ну-у, разве что в уборной.

   - Чего? Ты, старый боров, предлагаешь мне, гусару, запереться с дамой в сортире?! - Оскорбленный в лучших чувствах поручик схватил его за грудки. - Хрустальных люстр понавешали, со всей Москвы красивых баб наприглашали - и никаких удобств! Негде с дамой посидеть, кроме как в клозете.

   - Ваше благородие, не виноват, отпустите, - бормотал перепуганный до смерти капельдинер. - Я имел в виду артистическую уборную, где артистки переодеваются.

   Ржевский тут же ослабил хватку.

   - Что? Переодеваются, говоришь? Это хорошо. Объяснишь, как туда попасть - рубль серебряный получишь.

   - А...

   - А не объяснишь - бутылкой по голове!

   И капельдинер выложил поручику как на духу, где расположены артистические уборные.

   - Только сейчас там никого нет, - заговорщически добавил он. - Все артистки на сцене.

   - А когда появятся?

   - После окончания первого действия. Минут, этак, через двадцать-тридцать.

   - Я столько не вытерплю!

   Ржевский раскинул мозгами.

   - Скажи-ка, любезный, а что за фрукт сидит вот в этой ложе, - сказал он, показав на крайнюю дверь.

   Служащий осторожно заглянул в ложу.

   - Граф Бурёнкин с любовницей, - сообщил он. - Заядлый театрал.

   - А жена у него есть?

   - Есть. Только он больше всё с другими барышнями приходит.

   - Отлично-с! Теперь мне срочно нужны перо, чернила и бумага.

   Капельдинер отвел поручика в служебное помещение. Откупорив для вдохновения бутылку шампанского и осушив ее из горла, Ржевский быстро набросал записку:

   " Графу Бурёнкину,

   совершенно интимно

   Ваше сиятельство, довожу до Вашего сведения, что в то время, как Вы услаждаете свой слух в опере, Ваша законная супруга услаждает свое тело в объятиях своего любовника.

   Искренне Ваш, Робинзон Крузо".

   Едва Ржевский отложил перо, как из буфета вернулся капельдинер, посланный им за второй бутылкой шампанского и двумя бокалами. Поручик взял у него шампанское и бокалы и отдал ему записку.

   - Поди вручи графу. Скажи, что очень срочно.

   Капельдинер зашел в ложу. Не прошло и минуты, как оттуда выскочил граф Бурёнкин с вытаращенными глазами и багровыми пятнами по всему лицу.

   - Карету мне. Карету! - восклицал он, сжимая кулаки. И убежал куда-то вдаль по коридору.

   Наградив капельдинера рублем, поручик вошел в оставленную графом ложу.

   - Бонжур, мадемуазель, - сказал он, приложившись к руке растерянно уставившейся на него девушки, которая тем не менее руки не отдернула. - Имею честь, поручик Ржевский!

   - Камилла.

   - Очень мило.

   Поручик еще раз поцеловал ей пальчики и присел рядом.

   - Свято место пусто не бывает. Не правда ли, сударыня?

   - Ничего не понимаю, - заговорила она, нервно обмахиваясь веером. - Объясните мне в чем дело, поручик. Куда девался граф?

   - Он уже не вернется. У него ponos.

   - Какой кошмар!

   - А, пустяки. Если не возражаете, я постараюсь вам его заменить.

   Она лукаво улыбнулась.

   - Вообще-то я не то, что бы... а впрочем, почему бы и нет?..

   - Ну и чудесно. Предлагаю начать с шампанского. Держите бокалы, а я пока займусь бутылкой.

   - Но я не привыкла пить вино с незнакомыми мужчинами.

   - Какой же я незнакомый, сударыня? Меня в Москве каждая собака знает. А вы вдруг - нет? Не может такого быть!

   - Я слышала о вас, но...

   - Никаких "но", солнышко.

   Бесшумно откупорив бутылку, поручик разлил шампанское по бокалам.

   - За нашу встречу, - сказал он. - За ваши шелковые плечи... и всё остальное!

   Они выпили. Ржевский пожирал Камиллу глазами.

   "Как мизинчик оттопыривает, чертовка!" - подумал он и положил ей руку на колено.

   - Поручик, вы перепутали, - с улыбкой сказала она, неторопясь допивая свой бокал.

   - Что такое?

   - Это не подлокотник, а моя нога.

   - Да-а? - Ржевский пощупал у себя под рукой. - Пардон, я не подозревал, что у вас такая стройная ножка. Оперся не глядя.

   - Что же вы никак не уберете?

   - Подлокотник, нога... какая, к черту, разница? - промурлыкал он, целуя ее под ушко.

   - Шея, колонна... - с усмешкой передразнила она, прикрывая веером декольте. - Что вам моя шея? Поцеловали бы колонну!

   - Колонна холодная, а вы такая горячая...

   Он опять тянулся к ней губами.

   - Поручик, мы все-таки в театре, - игриво уклонялась она. - Это же храм искусства. Здесь полагается слушать оперу.

   - Необязательно. Слышите, как храпят в соседней ложе?

   Камилла тихонько засмеялась в кулачок. Поручик снова наполнил бокалы.

   - Я хочу выпить за то чувство, от которого хочется петь, - сказал он. - За любовь!

   После второго бокала Камиллу неожиданно развязло. И она позволяла Ржевскому целовать себя, сколько душе угодно. Душа поручика была ненасытна.

   Нешуточные страсти, кипевшие в их ложе, постепенно стали привлекать внимание публики на противоположной стороне бельэтажа. И вскоре почти все сидевшие там зрители, и думать забыв о представлении, дружно пялили глаза на разбушевавшуюся парочку.

   Внезапно под натиском поручика у его дамы выскочила из декольте грудь, и публика ахнула.

   Между тем действие на сцене продолжалось, и этот протяжный вздох зрителей артисты отнесли на свой счет. А тенор даже так разволновался, что дал петуха и чуть было не свалился в оркестровую яму.

   - Смотрите, на нас показывают пальцем, - говорила Камилла, поспешно пряча грудь обратно.

   - Какая невоспитанная публика, - соглашался Ржевский, мешая ей оправить платье. - Что за грудка! Куда вы ее? Ну зачем? Во времена Ренессанса женщины вообще ходили с вырезом до пупа.