Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

   Вот стоит Ульяна Федоровна. Как говорится, женщина в теле. Пироги готовит так, что пальчики оближешь. Но в постели - как кисель и болтает без умолку. Живот подберите, Ульяна Федоровна! Та-ак, идем дальше...

   Кто это у нас там вертится? Команда "смирно была"! Анна Павловна, вы барышня, конечно, хоть куда, только с претензиями. Что это у вас сиськи болтаются, как вымя? Нехорошо-с. Мундир надо подбирать себе по размеру. Этот вам великоват. Меньший размер жмет? Ну и ничего, что жмет. Небось, когда Ржевский жмет, не жалуетесь, а как мундир - сразу капризы?

   А у вас, Настенька, левый чулок до самой пятки съехал и платье выше колен. Ах, это вы меня так соблазняете? Отставить! Перед вами обер-офицер, а не племенной бычок. Чулок подтянуть, платье удлинить!

   Эскадро-он! Если я говорю "смирно", это значит: спина доской, живот подтянут, грудь вперед. Аленушка, я сказал "грудь вперед", а не "наружу".

   Инесса, в последний раз предупреждаю, перестаньте строить мне глазки! Вы не на бале-маскараде. Я с вами мазурки там всякие танцевать не собираюсь. Молчать! Еще одно слово - будете у меня своими подвязками сапоги драить. Что-с? С удовольствием?! А всему эскадрону не хотите? Вот то-то же.

   Это еще что за компот! Бибигуль, ты почему ко мне спиной стоишь, да еще на карачках? Честь отдаешь?! Прямо в строю? Кто тебя этому научил? Я??.. Ну, может быть, не помню. Эскадро-он, отставить хихикать! Встань, Бибигуль. Чтоб у меня все запомнили: честь полагается отдавать командиру с глазу на глаз.

   Марья Ивановна, вы другого места не нашли, чтобы ребеночка грудью кормить? Чей это ребенок? Мой?? Шутить изволите. А вы докажите. Ну и что, что глаза похожи. А усов нет. Не отросли еще? Вот когда отрастут, тогда и поговорим.

   Мол-чать! Смир-р-р-но! Слушай боевую задачу. Мне нужен ночлег. Кто мне его предоставит? Добровольцы есть? Шаг вперед, шагом марш!

   Все добровольцы?! Марья Ивановна, куда же вы с ребенком... Что за черт! Откуда у вашего младенца вдруг усы взялись? Мужчина в моем бабьем эскадроне?! Кто вы такой, сударь?

   - Фельдъегерь Его императорского Величества государя императора Александра Павловича!

   Глава 4

   Письмо императрицы

   - Фельдъегерь Его императорского Величества государя императора Александра Павловича! - вновь раздался в ушах у Ржевского чей-то противный громкий голос.

   Он открыл глаза. Это был не сон. Перед его постелью стоял незнакомый мужчина с протянутой рукой и нес совершеннейший вздор. В руке он держал пакет.

   - Что вам от меня нужно? - пробурчал поручик, протирая глаза. - Вы спятили, сударь.

   - От Ее Величества императрицы Елизаветы Алексеевны поручику Ржевскому секретное предписание, - сказал фельдъегерь.

   - Что за черт!

   Ржевский выхватил у него из рук пакет. Отломив сургучную печать с двуглавым орлом, быстро пробежал глазами письмо. Царица Елизавета изъявляла желание немедленно видеть его у себя в Зимнем.

   - Вот так компот! - воскликнул Ржевский.

   - Это вы о ком? - насторожился фельдъегерь.

   - О своем, любезный, о своем...

   Всю оставшуюся ночь Ржевский с фельдъегерем носились по городу в поисках майора Гусева. Наконец, сняв его с какой-то пьяной крестьянки, Ржевский доложил о своем убытии в Санкт-Петербург.

   Майор Гусев прослезился. Он был изрядно во хмелю.

   - Если увидите государя нашего, передайте, - сказал он, с трудом попадая ногой в штанину, - что я, м-майор Гусев, готов костьми лечь за Его Величество. А ты, Маня, - повернулся он к зевающей девке, - запомни, если родится сын, назови его Александром, в честь императора нашего.

   - А коли дочь?

   - Александрой. Опять же в честь Его Величества.

   - А коли двойня выйдет? - поинтересовалась Маня, с ленцой потянувшись.

   - Боже мой! И зачем черт дернул меня ввязаться в это дело? - со вздохом сказал майор Ржевскому по-французски.

   - Мы все так думаем, когда дело уже сделано, господин майор, - усмехнулся поручик. - На вашем месте я позаботился бы о том, чтобы эскадрон перевели в другой город до истечения девяти месяцев.

   - Это смешно, поручик, но ничего другого нам не остается.

   - Прощайте, господин майор. Мальбрук в поход поехал, - весело пропел Ржевский. - Бог весть когда вернется.

   Рассвет поручик Ржевский встречал, вопреки обыкновению, не в постели с очередной любовницей, а в трактире с фельдъегерем. Он напился вдрызг. Фельдъегерь же, напротив, совсем не пил, ссылаясь на суровые правила государственной службы, - за что Ржевский едва не набил ему морду. Все попытки поручика выведать причины столь странного интереса к нему со стороны императрицы ни к чему не привели.

   Но и без того Ржевский был счастлив. И все никак не мог поверить, что в скором времени уже окажется в Петербурге, где среди белых ночей табунами бродят хорошенькие les femmes, где пуховые перины давно заменили сеновал и где можно свободно изъясняться по-французски, не опасаясь, что тебя неправильно поймут.

   Глава 5

   Истина в вине

   Карета ворвалась в Санкт-Петербург, как ветер врывается в распахнутое окно.

   - Восхищаюсь деяниями Петра Великого, - сказал Ржевский сопровождавшему его фельдъегерю. - Если бы самодержец не построил посреди этих поганых болот столицу, наше путешествие изрядно бы затянулось. До Москвы пёрли бы еще неделю.

   - Мда, - отвечал его немногословный сосед.

   Ржевский бросил на него презрительный взгляд. Отхлебнув глоток из бутылки портвейна, поручик вытер усы рукавом.

   - Какая, право, скука иметь в пути спутника, вроде вас, любезный. Ни выпить толком, ни поболтать.

   - Да, я не болтлив.

   - И вид для фельдъегеря какой-то хлипкий.

   - Какой есть.

   - В последний раз спрашиваю, портвейн пить будете?

   - Не положено.

   Ржевский схватил его за грудки.

   - Скажи-ка, любезный, а ты, часом, не шпик?

   - Как вы догадались?! - испуганно воскликнул тот. И тут же понял, что выдал себя с головой.

   В этот солнечный полдень праздно гуляющие по Невскому петербуржцы могли с интересом наблюдать, как в одной из проезжавших мимо карет с шумом распахнулась дверца и на мостовую вылетел щуплого вида человек. Упав на четвереньки, он быстро вскочил, побежал за удалявшейся каретой, но не догнал; после чего долго грозил ей вслед кулаком, размазывая по лицу сопли.