Прометей, или Жизнь Бальзака

Маргонн, видя, что он печален и одинок, обычным своим холодным и изысканно вежливым тоном пригласил его к себе в Саше, где писатель мог спокойно поработать. Бальзаку хотелось закончить роман "Мелкие буржуа", и, кроме того, его угнетало необъяснимое молчание Чужестранки - он принял приглашение.

Сначала Саше хорошо подействовало на него, он вновь увидел родную Турень, ее леса, ее прекрасные долины, маленькие замки, описанные в "Лилии долины". Вспоминая день за днем счастье, пережитое в Верховне, он сравнивал себя с Луи-Филиппом, который в своем изгнании в Клермоне наверняка с тоской вспоминал о Тюильри. Февральская революция нисколько не изменила жизни в замке. Госпожи де Маргонн, унылой горбуньи, уже не было в живых; все так же яростно после завтрака и после обеда Маргонн и его гости сражались в вист с соседними мелкими помещиками. Вино из виноградников Вуврэ бросалось в голову, а работа над "Мелкими буржуа" совсем не двигалась. Несмотря на строгую бережливость Маргонна, ели в его доме хорошо, слишком хорошо для Бальзака, у него усилились одышка и перебои в сердце. Ему трудно было подниматься в гору, а еще труднее взбираться по ступенькам лестницы - он задыхался. Он думал, что у него отек легких, что разбухшее сердце "переполнено кровью".

К этому надо добавить тяжелые потрясения: кровавые июньские дни в Париже; двадцать пять тысяч убитых, Ламартин навлек на себя "глубочайшее презрение", закрылись театры. Маргонн готовился уехать из Саше, считая его не очень надежным убежищем в случае всеобщего восстания. Хотя Бальзак находил Париж еще менее надежным, у него не оставалось другого выхода, как вернуться на улицу Фортюне. Все же он радовался, что его не было в Париже в дни восстания, ведь ему пришлось бы в рядах национальной гвардии атаковать баррикады повстанцев; его плотная фигура представляла бы собой отличную мишень. К счастью, он уехал в Саше своевременно и в штабе не могли заподозрить, что он дезертировал, сознательно нарушив обязанности солдата-гражданина.

В Париже его ждал чудесный сюрприз: несколько длинных писем от любимой. Значит, он напрасно обвинял ее, думал, что она забыла его. Виновата во всем оказалась почта, а не равнодушие. О, эти любовные письма! "Уже полдень, а я их читаю с десяти часов утра!.. Это райское блаженство. Видели вы когда-нибудь дрозда, опьяненного виноградным соком, когда идет сбор винограда?.. Он как в раю. Вот и я упиваюсь, пью без передышки из источника вашей души, переживаю за два часа два месяца вашей жизни. Это неописуемо..." Тотчас же он отвечает на "распекание". Ну как она могла встревожиться по поводу нелепой выходки Алины, предложившей Бальзаку в жены собственную дочь? Уже семнадцать лет, с тех пор как он увидел в Невшателе некую даму в фиолетовом бархатном платье, он мечтает только об одной женщине. "Полноте, мы будем вместе жить и вместе будем покоиться in aeternum [в вечности (лат.)] - пусть даже и в вечности меня распекает моя неизменная спутница. И сейчас в угрюмом и обезлюдевшем Париже, из которого выехала треть его населения, мне весело - вы знаете отчего. Ведь я вижу, что вы любите меня так же, как я вас люблю..."

А в доме у него полный беспорядок. Занелла стряпает плохо и не прибирает как следует: "Ах, если б вы знали, как мне нужна "жи-ина"! В ожидании того счастливого времени, когда его жена возьмет в свои руки бразды правления в доме, он возлагает на мать и на своих племянниц Софи и Валентину обязанность сделать инвентарную опись всего имущества. Когда он поедет на Украину, мать, всегда готовая к услугам сына, поселится на улице Фортюне. К счастью, есть кое-какие денежные поступления. Комеди-Франсез дает ему аванс в сумме пяти тысяч франков под будущую пьесу "Мелкие буржуа", а театр Одеон предлагает пять тысяч франков за "Ричарда Губчатое Сердце". Как знать может быть, он еще проживет достаточно долго, чтобы перевести "Человеческую комедию" в драматургический план. Это было бы замечательное предприятие! Кроме того. Ганская прислала десять тысяч франков, что позволило сделать новый взнос за акции Северных железных дорог - акции нужно сохранить во что бы то ни стало, так как строительство железнодорожной сети скоро будет завершено и курс акций поднимется до тысячи франков. Сколько приятных новостей! От них исчезли перебои в сердце. Любимая прислала в письме цветок розового подснежника. Сразу Бальзак чувствует себя молодым и гонит прочь все сомнения.

Четвертого июля умер Шатобриан. "Пережив июньские дни, Париж как будто отупел, в ушах у него все еще стоял шум ружейных перестрелок, гул набата, пушечных залпов, и он не услышал того торжественного молчания, что сопровождает кончину великих людей..." - писал Виктор Гюго. Бальзак участвовал в погребальном шествии. Вокруг него парижане болтали о своем. "Эти похороны были уроком. Все было холодно, рассчитано, бездушно. Пришли словно на биржу", - писал он Ганской. Вечером Бальзак обедал у Сюрвилей и играл в вист. На улицах слышалось: "Проходи! Стой! Кто идет?" Глухих или рассеянных, помедливших с ответом, убивали.

Бальзак тотчас решил выставить свою кандидатуру в Академию, чтобы занять освободившееся кресло Шатобриана. Разве не нужно было для славы Академии, чтобы умершего великого писателя заменил великий живой писатель? Гюго, с которым Бальзак говорил, обещал ему свой голос. Он восхищался Бальзаком и через Вакери просил его написать фельетон для газеты "Эвенман", которую он основал. Редкостная удача в эти дни хаоса! Между Огюстом Вакери и Бальзаком завязалась дружба. Вакери, готовившийся поставить на сцене свою драму в стихах "Трагальдабас", пригласил Бальзака на репетицию. Возвращались они вместе пешком от театра Порт-Сен-Мартен до Фобур-Сент-Оноре. "Трагальдабас" совсем не нравился Бальзаку ("Отвратительная пьеса из породы "под Гюго"), но он охотно вел доверительные разговоры со своим молодым спутником. Он начинал верить в воцарение Генриха V; тогда ему, Бальзаку, можно будет попросить, чтобы его назначили послом в Лондон или в Санкт-Петербург. "Как жаль, - говорил он, - что Виктор Гюго скомпрометировал себя, присоединившись к Республике!.. Не будь этого, любые честолюбивые притязания стали бы для него дозволены". Вакери робко заметил, что ведь и Бальзак также добивался избрания в депутаты. "О, это большая разница, - ответил Бальзак, - меня же не выбрали".