Как в одном поселке (СИ)

- Ну, и что ты так расквасилась? - вместо приветствия спросил Купидон, с сочувствием взглянув на Анечку, но, не услышав ответа на свой вопрос, продолжил, - А ты думаешь, Ксафану легче? Ведь сама виновата, в случившемся. Вместо того, чтобы выяснить все сразу, - фыркнула, взбрыкнула, рассердилась, убежала... Ведь, надобно понять и его. Он, же, ангел...

Моментально изобразив на лице неприступность, Анечка произнесла со всей строгостью, на которую была способна, пребывая в столь плачевном состоянии:

- Посторонних прошу покинуть мой кабинет! - и указала пальцем на дверь, но не получив на свой приказ ответной реакции, она скомандовала по-другому, - Закрой дверь с другой стороны, несносный мальчишка! - Однако, когда и это не возымело никакого действия, она окончательно сорвалась, - Дурак... Идиот... И твой дружок - такой же недоделанный!.. - при последнем возгласе, внезапно слетевшем с ее уст, стало абсолютно ясно из-за кого и почему у нее такое настроение, - И никакой он не ангел, - со злобой произнесла она, - Потому что крыльев у него за спиной, лично я, - не видела, а хвост, думаю, - наверняка имеется...

- Ну, ты даешь... - не ожидавший такого "бурного" приема и случайно получивший, предназначавшееся явно не ему, удивленно произнес Купидон, а следом задал вопрос, который вполне закономерно напрашивался после столь бурной встречи, - Ты всех своих посетителей встречаешь такими жуткими воплями? Или мне так досталось исключительно по знакомству?

- И нечего мне "тыкать"! Я не твоя подружка! - злобно рявкнула она. Слезы, которые лились из ее глаз уже в течение нескольких часов, внезапно прекратились, и даже нос перестал так выделяться на ее лице, потому что от негодования оно стало таким же красным, каковым раньше был только нос, старательно отшлифованный просоленным слезами носовым платком.

- А я считаю, что любимая девушка моего друга, является и моей подругой тоже, - парировал Купидон, сделанное ею заявление, - И мне совсем не понятно, за что я получил от тебя столько всего "хорошего", хотя сам - ничего плохого тебе не сделал? Я, всего-то на всего, принес очередную заметку в твою газетку. - Слово "газетку" он произнес уничижительно, чтобы хоть как-то задеть за живое и отомстить Анечке, сорвавшей на нем свой "праведный" гнев, - Газетенка твоя, по-моему, просто расцвела на наших опусах. Не правда ли?.. - с долей ехидства поинтересовался он.

Крыть было нечем. И Анечка, выплеснув на подвернувшуюся ей первой голову свое отвратительное настроение, как-то утихомирилась и, в глубине души, согласилась с Купидоном.

- Ладно, уж... - примирительно произнесла она, - Давай сюда свой материал, и протянула руку, чтобы взять тот.

Купидон, порывшись в складках хитона, достал несколько аккуратно сложенных бумажек и, только ознакомившись с их содержанием и отобрав нужную, протянул ее Анечке.

- А там что? - поинтересовалась она, указывая на остальные листы.

- Это тоже заметки в твою газетенку. Просто их время пока еще не пришло, - сообщил Купидон, - Но придет непременно, - обнадежил он ее тем, что ее периодическое издание, по крайней мере, еще какое-то время будет исправно получать от них интересующие читателей материалы.

Анечка бросила взгляд на заметку. Та была короткая и гласила следующее:

"Академик Борис Гальперин сделал удивительное открытие!!! - это было выделено жирным шрифтом в качестве заголовка, а далее следовал текст заметки, которая сообщала что:

В надписи на странной плите, обнаруженной в Воловском пруду, содержится послание какому-то демону Буну. В ней ему предлагается что-то, каким-то образом исправить. Послание заканчивается странной угрозой: "Не сделаешь, - хвост намылю!". Интересные, однако, отношения существовали раньше!

Надпись на плите сделана на древне арамейском языке" - пояснялось в конце заметки.

От прочитанного, Анечкины глаза недоуменно округлились. Она потрясла, принесенным Купидоном листком перед его носом и строго спросила:

- Что за галиматью ты мне притащил? Мы, все-таки, не "желтая пресса". (Хотя сейчас граница "желтизны" и "не желтизны" бывает настолько зыбкой, что, порою, ее бывает просто невозможно заметить). Какой хвост?.. И причем тут мыло?.. - возмутилась она, - Да, наша газета печатала ваши идиотские заметки, но, согласись со мной, до "хвостов в мыле", дело еще не доходило...

Купидон, загадочно улыбнувшись, произнес:

- А, вот, сегодня - как раз и дошло. Впрочем, - с явно деланным безразличием произнес он, - если не хочешь брать заметку, я могу поискать и другой печатный орган, который с радостью и большим удовольствием опубликует материал, касающийся данной темы.

Купидон уже протянул руку, чтобы забрать принесенный листок, но Анечка, вцепившись в тот мертвой хваткой, не выпустила его из рук.

- Ладно, ладно... - примирительно сказала она, не желая упускать грядущую выгоду от очередной публикации материала, идущего на "ура", - Мы, так и быть, напечатаем ее. Но ты, хотя бы, объясни мне, что за "намыленный хвост" тут фигурирует?

- Это послание Ксафана черту Буну, вместе с которым они и придумали всю эту "чертову перестройку с реформами". Когда мы только начинали бороться с их последствиями, Ксафан предложил на камне, который мы, для грядущего успеха нашего совместного дела, утопили в пруду, написать угрозу Буну. Ну, - как заклинание. Чтобы лучше подействовало... - пояснил он их магические действия, - А сейчас, так сложились обстоятельства, что эту угрозу будет, кому донести до ушей этого прохвоста - Буна. В Волово вчера прибыли посланцы из преисподней. Инкогнито. И ты их тоже видела, когда прогуливалась с Ксафаном, - таинственно прошептал он, но тут же добавил, - Но, сама понимаешь, - это не для печати.

После сказанного Купидоном, Анечка сделалась похожей на истукана и какое-то время молча переваривала услышанное. Затем, просчитав что-то в уме, радостно воскликнула.

- Так значит его слова: "Господи! Что же мне теперь делать", относилось совсем не ко мне и не к нашим взаимоотношениям?..

- Именно это, я и пытался сообщить тебе с самого начала. Но ты спустила на меня всех собак. Я обижен, - с чувством собственного достоинства произнес Купидон, - Я - бог, и со мной еще никто так грубо не говорил, а тем более - не орал на меня, как ты.

- Купидончик, дорогой, ну, прости меня, пожалуйста! Я совсем не хотела... Просто у меня такой взрывной характер, - объясняла она ему свое буйное поведение. - Можно я тебя поцелую? Ну, в знак нашего полного примирения... - спросила она, не зная, какая божественная реакция, может последовать на ее такое (с одной стороны естественное, но с другой стороны, несколько фамильярное) действие.

- Ладно, уж... целуй, - милостиво разрешил Купидон, подставляя для поцелуя свою безбородую отроческую щеку и даже указывая божественным перстом место, предназначенное для грядущего лобызания.

Ощутив губами нежную кожу юнца, Анечку неожиданно заинтересовал следующий вопрос:

- А кто из вас старше, ты или Ксафан?

На лице Купидона изобразилась гримаса негодования.

- Что вы сегодня все цепляетесь к моему возрасту!? - явно не понимая назойливого интереса окружающих к собственной персоне, возмутился он, а затем добавил, - А тебе, - Главному редактору газеты, - пусть даже самой, что ни на есть, захолустной, - стыдно не знать этого. Конечно, же, я старше Ксафана. Если ты помнишь, - и он, прищурившись, с сомнением взглянул на Анечку, потому что помнить того, чего не знаешь - невозможно, - то христианство пришло на смену языческим религиям Греции и Рима. Так что я был тогда, когда христианства с его понятиями Рая и Ада, со всеми населяющими их сущностями, - и в помине не было. Соответственно, тогда не существовало и твоего разлюбезного Ксафана.

- А что, было? - полюбопытствовала Анечка, которой это было до недавнего времени (до того как она связалась с ангелом и познакомилась с языческим богом) совершенно без разницы. Она была атеисткой до мозга костей, поэтому вопросы религий, - ее абсолютно не волновали.