Слушается дело о человеке

Причмокивая языком от восторга, советник послушно уселся на указанное место и немедленно разлил в рюмки принесенный им волшебный напиток, самый аромат которого наполнял предчувствием неслыханных наслаждений. Они чокнулись и тотчас наполнили рюмки снова.

Приятное тепло разлилось по их внутренностям. Под тихую музыку они начали свой ужин. Челюсть советника ритмически двигалась в такт нежным звукам, и приятный хруст наполнял комнату, в которой стоял аппетитный запах ветчины и маринованных огурцов.

— Еще капельку горчицы, золотая рыбка, — попросил он. Рыбка кивнула и подала ему тюбик с горчицей.

— У тебя все особенно вкусно! — сказал он и пробормотал еще что-то совершенно нечленораздельное. Хорошенькая пухлявочка засмеялась, обнажая зубки, в которых торчал замечательный кусочек корейки.

— Ах, оставь, любимый, ведь все устроил ты, — пролепетала она в ответ. — Я здесь совершенно ни при чем.

— Ни при чем? — возразил советник, продолжая застольную беседу. — Ты говоришь, ни при чем? При всем, повторяю я. Что толку в этом ликере, если бы его горячие капли не смачивали твоих красных губ? Что толку в этом южном вине, если б огонь его не зажег такую очаровательную бабенку? Скажи, я хорошо описал тебя? Совсем как в романе, правда? Знаешь, мне кажется, я мог бы стать настоящим поэтом, будь у меня только время. И я воспевал бы тебя в каждой моей строчке.

Рыбка покраснела от восторга.

Настроение становилось все лучше.

Они кончили ужин, встали из-за стола и пересели в удобные кресла. Прозрачный дымок сигарет окутал их лица. Они пересели с удобных кресел на еще более удобный диван. Приглушенная мелодия неслась из радиоприемника и звучала у них в ушах. Более удобной мебели в комнате не было, на этом диване они и приземлились. Ведь мог же Альфред Зойферт позволить себе полный отдых и полный комфорт! Да, на плечи этого человека были возложены две важнейшие задачи: он обязан был выступать и в качестве уважаемого владельца весьма процветающей лавки, расположенной в предместье, и в качестве представителя городского населения, советника магистрата, который был приведен к присяге и занимал пост главного уполномоченного по жилищным вопросам.

Сколько неприятностей и огорчений, сколько скандалов и грубейшей ругани! Нет, ему необходим полный отдых! Но жена совершенно неспособна понять его. Она всегда бранится и кричит, что все эти официальные должности и обязанности никому не нужны, что в них нет ровно никакого толка.

Он же молча и преданно нес на своих плечах бремя власти и почета, независимо от того, стоял ли он за прилавком, торгуя деликатесами, или сидел за канцелярским столом, торгуя квартирами, то есть наоборот… (Он иногда решительно запутывался в своих обязанностях.) Но чем бы он ни занимался, он всегда прежде всего ощущал себя советником магистрата. С головы до пят. Вовсе не так легко, как кажется, никого не обвесить, никого не обмерить, и, черт подери, это требует нервов! Устоять против подобных соблазнов могла только подлинно сильная личность.

Правда, Зойферту не дано было участвовать в большой игре, да он и не стремился к авантюрам. Но его вовлекли в них лица, которые поддерживали кандидатуру Зойферта на выборах, не считаясь с его желаниями. В самых сокровенных тайниках его сердца таилось желание остаться скромной маргариткой, одной среди многих в поле, — иначе говоря, солидным лавочником, торгующим солидным товаром, — и не переселяться в пышные сады под слепящий блеск солнца. Но, увы! Раз уж он попал в такое положение, ему волей-неволей пришлось покинуть свое скромное убежище и разыгрывать вельможу.

Вот почему Зойферт считал себя в полном праве подыматься на третий этаж к своей рыбке, покуда супруг ее был на работе.

Поздним вечером, несколько утомленный, он покинул этот дом и, садясь в свою машину, услышал, как кто-то его окликает. Сперва советник решил, что вернулся супруг рыбки. Но нет, он не мог так рано уйти с работы.

— О господин Зойферт, так поздно и все еще по служебным делам? — снова сказал кто-то за его спиной.

Ужасное предчувствие овладело советником: Второй нос!

— Ну, разумеется, — быстро ответил советник, не оборачиваясь. — Я просто не справляюсь со своими обязанностями. А уж лавку я совершенно забросил.

Неожиданно голос схватил его за плечи и повернул к себе.

Зойферт увидел пристальные, вернее пронзительные глаза, которые, невзирая на темноту, так и сверкали на лице Генриха Драйдопельта.

— Да, да, понимаю. Тяжело быть слугой двух господ. Дело дрянь. Ничего не выходит, просто сил не хватает. Может пойдем выпьем?

Советник вздрогнул. Голова у него трещала. Нет, его нисколько не тянуло сейчас к ночным развлечениям.

— Охотно, конечно, очень охотно, — пробормотал он, — разумеется… Но я занят, вы понимаете, служебные обязанности, и, кроме того, меня ждет жена. Может быть, как-нибудь в другой раз — завтра?

Он слегка махнул рукой, вошел в машину, дал газ и уехал. Но ему казалось, что его преследует немое ухмыляющееся лицо.

А Драйдопельт решительно зашагал по направлению к главной улице, куда его вел второй нос. Через некоторое время он действительно увидел нескольких человек, стоявших возле пивной. На первый взгляд могло показаться, что на них одинаковые мундиры с одинаковыми петлицами и одинаковыми пуговицами и даже одинаковые фуражки с одинаковыми кокардами. Но, подойдя ближе, он увидел, что одеты они все по-разному и шляпы на них самого различного фасона.

«А, господа советники магистрата, — осенило его. — Нет, это неспроста».

— Добрый вечер! Что вы здесь поделываете в столь поздний час?

Приятели обернулись и хмуро уставились на пришедшего, но, узнав Генриха Драйдопельта, состроили самые приветливые лица.

Нет, право же, они сошлись здесь совершенно случайно.

— Куда ни пойдешь, непременно повсюду встретишь знакомых, — сказал советник Пауль-Эмиль Бакштейн.

— А вы тоже вышли прогуляться?

Лицо Драйдопельта растянулось в улыбке, но, к огорчению присутствующих, он не сказал ни слова и, тотчас же став серьезным, обвел взглядом всех, одного за другим.

Особа надвинула шляпу на глаза и почесала в затылке, а Цвибейн вынул из кармана коробку отборных сигарет и протянул ее вновь прибывшему. Только Эмиль Шнор продолжал смотреть на кончики своих ботинок, что-то тихо насвистывая.

— Это взятка, — сказал Драйдопельт и положил сигарету в жилетный карман. — Я курю тольку трубку.

В эту минуту — и тоже совершенно случайно — из пивной выскочил Рогатый, сопутствуемый каким-то странным мерцанием, и присоединился к приятелям.

— «Смотри на небо, Тимофей, накликал Ивик журавлей»^[9],— продекламировал Драйдопельт, который знал классическую литературу, и пристально посмотрел на Юлиуса Шартенпфуля.

Шартенпфуль вздрогнул. Однако он только что пил водку и чувствовал поэтому прилив сил. Он встал навытяжку и даже протянул Драйдопельту руку.

— Вот видите, как бывает, — сказала важная особа, указывая на вновь прибывшего. — Вот еще один приятель, который пришел пропустить несколько рюмок и забыть про служебные невзгоды. Да иначе их и выдержать было бы невозможно. Каждый отдыхает на свой лад. Один идет в кино и смотрит «Ночь без признаний». Другой опрокидывает кружку-другую пива. Нужно же человеку после трудов праведных хоть изредка развлечься.

— Особенно если вспомнить, — вставил Цвибейн, — что, по последним статистическим данным, на одного чиновника приходится в среднем сто нечиновников. Ведь это целая рота, которой должен командовать наш брат.

— Именно, именно! — подтвердил Шартенпфуль. — Нет, вы попробуйте только держать этакую орду в узде. Штатские об этом и понятия не имеют. А как это изматывает! Ничего удивительного, что у нас не выдерживают нервы.

— Совершенно верно! — сказал, ухмыляясь, Драйдопельт. — А прибавьте к этому еще всякие тайные неприятности. Скажите, пожалуйста, прикончили уже этого парня, Брунера?

Все замолчали, как по команде. Особа без всякой видимой нужды принялась сморкаться. Раздался сухой звук. Цвибейн — он был несколько долговяз, зато обладал прекрасным голосом и тончайшим обонянием — снова вытащил из кармана коробку сигарет и протянул их спрашивающему. Советник высморкался еще раз, очевидно через другую ноздрю. Раздался тот же сухой и резкий звук. Шнор перестал покачиваться на носках и сдунул пылинку с брюк.