Прометей, или Жизнь Бальзака

XXX. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ (II)

Иной раз нам случается проклинать условия человеческого

существования по сравнению с неким отвлеченным

несуществующим совершенством. А ведь нам, наоборот, надо

исходить из самих этих условий, каковы они есть, и

прислушиваться, о чем вопиет человечество. И если это не

украшает мир в наших глазах, остается одно: пойти и

утопиться. Бальзак излечивает от мизантропии - вот чем он

хорош.

Ален

МАСТЕРСКАЯ ХУДОЖНИКА

Как он работал? Какие материалы употреблял? Он охотно повторял: "All is true" ("Тут все правда"), говорил о своей "устрашающей точности" и добавлял: "Ужасам, которые романисты, как нам кажется, сочиняют, далеко до подлинной действительности". Разумеется, природа богаче, чем искусство, но правда в природе не то же, что правда в искусстве. В природе ее нельзя ни исчерпать, ни до конца постичь. Правда редко кажется правдоподобной. Ей недостает гармонии и единства. Великий писатель ищет единства композиции. Бальзак любил называть себя поэтом, то есть человеком, воссоздающим сущность вещей. "Что такое искусство? Это концентрированная природа". Воображаемое опирается на реальное, но упорядочивает его. Художник должен стремиться к простоте, воплощать свои идеи в образы людей, но при этом создавать фигуры, которые для читателя были бы живыми. У Бальзака стержнем романа является какая-либо страсть; роман показывает нарастание этой страсти, волна ее поднимается, все сметает на своем пути и, захлестнув человека, способна убить его.

Романист бальзаковского склада: бальзаковские персонажи и правдивы, и вместе с тем крупнее заурядных людей. "Мне нравятся существа исключительные, - говорит Бальзак в письме к Жорж Санд, - я сам один из них. Мне и надо быть таким, чтобы выдвинуть на авансцену моих заурядных героев, и я никогда без необходимости не жертвую ими. Эти заурядные герои интересуют меня гораздо больше, чем вас. Я их возвеличиваю, я их идеализирую - только в обратном смысле, преувеличивая их безобразие или их глупость. Я придаю их уродствам ужасающие или комические пропорции". Этим приемом преувеличения Бальзак как будто приближается к романтикам, но в то время как они любят украшать водосточные трубы страшными мордами чудовищ, ничуть не заботясь о правдоподобии, Бальзак, давая правдивые подробности, стремится быть верным человеческой природе.

В процессе создания Бальзаком его персонажей можно различить три стадии. Сначала он исходит из образа известного ему человека или из книжных характеров. Например, рисуя Пильеро, он думает о Даблене, а рисуя Беатрису, видит перед собой Мари д'Агу. Затем он все меняет и обогащает портрет чертами, заимствованными у других моделей. Во второй стадии им руководит "уже не стремление к литературной транспозиции, а внутренние требования самого произведения". Как художник, который, отойдя немного от своей картины, лучше видит ее и добавляет лишний мазок или новый оттенок, Бальзак, окинув взором все, что уже нарисовано, стремится придать картине больше выпуклости. И наконец, в третьей стадии он "деформирует созданную фигуру, словно в приступе галлюцинации", чтобы сделать ее воплощением определенной идеи. И тогда Гобсек становится олицетворением могущества золота, Бирото - воплощением честности, а Горио - отцовской любви. Но даже в переходе к отвлеченному он твердо ступает по земле. Как интересно в его книгах обнаруживать маленькие черточки, являющиеся следами его повседневной жизни. Гранде называет свою жену "мамочкой", как называла свою мать Лора де Сюрвиль, и говорит о Великом Моголе, как отец Бальзака. В зеленых папках Рабурдена мы находим каналы, прокладываемые Сюрвилем. Основа разорвана на кусочки, и они собраны по-новому. Разумеется, Бальзак прежде всего обращается к самому себе, к своим воспоминаниям, к пережитым горестям. Многие из его романов как бы вознаграждают его за то, в чем ему было отказано судьбой: де Марсе приносит ему красоту и силу; Растиньяк женится на богатой женщине и делает блестящую карьеру; д'Артез дарит ему чистоту. Или же, прибегая к колдовству, старому как мир, он освобождается от преследовавших его неудач, обрушивая их на одного из своих персонажей. Так, Люсьен де Рюбампре избавляет его от тяжелых переживаний юных лет, Цезарь Бирото - от воспоминаний о крахе его начинаний в типографском деле, а Натан - от мучений писателя. Бальзак знает, что сам-то он выше этих горемык своей изумительной работоспособностью и силой своего гения, знает, но ему приятно сказать это самому себе и показать другим. З.Маркас, Альбер Саварюс - вот кто достоин его, и оба они могут считаться его братьями по гениальности, однако ж, оба гибнут: на них возложена автором роль искупительной жертвы. "Каждый бальзаковский персонаж является, таким образом, двойником своего создателя: в них он торжествует или терпит поражение и гибнет - чтобы отвратить от себя приговор судьбы", - пишет Пикон. Эти вымышленные существа в его глазах - живые, а "реальные люди даже казались ему бледной копией его собственных героев". Прочно утвердившись в этой второй реальности, он мог вместе с героями делать скачки во времени. Он объявляет читателю: "Здесь же вы видите внушительный образ де Марсе, который становится премьер-министром, а в "Брачном контракте" описаны его первые шаги в обществе; позднее... он предстает то восемнадцатилетним юношей, то тридцатилетним пустейшим денди, легкомысленным бездельником" [Бальзак. Предисловие к "Дочери Евы" и "Массимилле Дони"]. Не так ли бывает и в нашем обществе? Вы встречаете человека, которого потеряли из виду; он был беден, а теперь стал богат; вы идете в другой уголок гостиной, и там какой-нибудь искусный говорун за полчаса расскажет неизвестную вам историю двадцати лет жизни вашего знакомого. Бальзаку превосходно удаются такие разговоры, где при каждом повороте светской болтовни открывается какая-либо тайна. Зачастую история рассказывается по частям, в несколько приемов: "Нет ничего цельного в нашем мире, все в нем мозаично... Образцом для автора служит XIX век, век крайне подвижный, когда ничто не стоит на месте" [Бальзак. Предисловие к "Дочери Евы" и "Массимилле Дони"]. Автору приходится иной раз ждать три года, чтобы узнать развязку романа ("Беатриса"), или же забыть прошлое своих персонажей, а порою игнорировать его. "Торпиль", написанная раньше "Провинциальной знаменитости в Париже", показывает нам друзей и врагов Люсьена де Рюбампре, и они говорят о нем так, словно совсем потеряли память. В дальнейшем автор все уладит, если у него хватит времени. Волшебство всех этих приключений заключается в том, что Бальзак чувствует себя в созданном им мире как в реальной жизни и ждет, чтобы какая-нибудь встреча или доверенная ему тайна натолкнули его на продолжение того или иного романа, а когда он возвращается к житейской действительности, то всюду видит там своих героев и углубляет свое знакомство с ними.