Немецкий экспрессионизм (сборник)

Тобиас, которому собственные легкие казались теперь плотными бархатными лоскутами, юркнул в ближайший подъезд и, трясясь от страха, что его кто-нибудь увидит, впрыснул себе новую дозу кокаина в быстро освобожденное от рукава предплечье.

IV

Да, гляди-ка, тут дрожащие звезды снова остановились, на мгновение. "Священный яд! Священный яд!" - вот что почувствовал Тобиас; и увидел ужасного демона, давно знакомого, расположившегося высоко в ночном небе. Тут Тобиас все понял и зашептал вверх, прямо в небо:

- Ты ecu смерть и милость и жизнь. Нет иного бога, кроме Тебя!

Он снова спустился по улице. На пересечении с Курфюрстен-дамм вошел в озаренную зеленым светом ротонду. Внутри оказался какой-то господин постарше его, приводящий в порядок одежду. Тобиас встал в одну из кабинок и приготовился помочиться.

1. Ср. в Евангелии от Иоанна: "Я семь путь и истина и жизнь" (14:6).

Но он чувствовал, что за ним наблюдают. Его руки беспомощно обшаривали костюм. Он ни мгновения не мог простоять спокойно: обернулся, сменил кабинку, ощупал карманы, нашел склянку и шприц и, наконец, растерянно посмотрел в глаза господину, который, вовсе не торопясь удалиться, внимательно и с холодным спокойствием за ним наблюдал.

Наконец господин ушел и оставил Тобиаса в полном отчаянии… Какой ужас! Это же был детектив, сотрудник санитарного управления, посланец матери, которую Тобиас недавно повстречал и которая от него спряталась!

Несколько минут Тобиас растерянно стоял в восьмиугольном зловонном помещении, по стенам которого стекала мутная жижа, время от времени внезапно шипевшая, будто хотела на него плюнуть.

Несомненно, они сейчас выстроились снаружи, безмолвным кордоном. Наручники позвякивают, смирительная рубашка уже приготовлена. Рыдание сдавило его болезненно пересохшее горло. Жажда! Жажда!… Решившись от безысходности на все, Тобиас наконец покинул ротонду и, шатаясь, вышел на свежий воздух.

Он очень удивился, не обнаружив преследователей.

Однако чуть дальше (…внезапный ужас ввинтил ему глаза в голову…) - чуть дальше стоял тот пожилой господин и свистел. Он свистнул громко, один раз, два!

Стой! Стой!

Тобиас кинулся к нему; снял шляпу и, задыхаясь, заговорил:

- Не удивляйтесь, сударь, что я так возбужден! Я пережил нечто ужасное! Уверяю вас: я не сумасгиедший! Еще нет! А также не пьяный и не отравленный! Поверьте! Не свистите, пожалуйста, вашим людям! Позвольте мне уйти!

Господин удивленно смерил его взглядом. Потом отступил на шаг и сказал:

- Что вы имеете в виду? Я вас не понимаю. Мне нет до вас никакого дела. Я высвистываю свою собаку.

Он опять свистнул. Тут подбежала темная овчарка и, виляя хвостом, прыгнула на хозяина.

- Извините, - пробормотал Тобиас и быстро ретировался. Несомненно, ему подстроили ловушку! О, он разглядел,

как сверкнули глаза этого господина! Ему нужно побеспокоиться о своей безопасности.

Тобиас метнулся к Императорской аллее и бежал под деревьями, пока не почувствовал, что грудь вот-вот разорвется. Тогда он остановился и огляделся. Глубокая ночь, вокруг ни души. Уличные часы показывают половину первого.

V

Здесь, под сенью деревьев, он снял пиджак, положил его на асфальтовую дорожку, засучил рукав с темными большими пятнами, источающими запах крови, и, скрипнув зубами, со всей тщательностью - нарочито неторопливо - сделал себе две инъекции.

Он поднял склянку к свету далекого фонаря. Она была еще на две трети полной. Довольный, он сунул ее в карман брюк, извлек другую склянку, с эфирным спиртом, и протер предплечье. А также смочил эфиром лоб и шею.

Кусты шептались. Издалека приближался один из последних трамваев.

Тобиас быстро оделся.

Ах, как бы он хотел сейчас оказаться дома, чтобы за запертыми на замок и засов дверями без помех насладиться гибельным ядом. Однако он знал, что вернуться в свою меблированную комнату не может. Хозяйка наверняка заперла ее и запрятала ключ, чтобы Тобиас не попал внутрь.

Куда же, куда, бог ты мой, податься в столь бедственном положении! С непокрытой головой стоял он под звездами.

Неужели снова, как уже нередко случалось, ему придется ночь напролет блуждать по окрестностям, чтобы в конце концов встретить серое утро на канале либо у газового завода, который к этому часу вынырнет, как кулак, из тумана?

Эфир каким-то образом снизил бешеное возбуждение, державшее его в плену. Правда, пульс, как он чувствовал, еще бился в лихорадочном, ускоренном ритме. Или это одиночество - отсутствие людей - даровало ему относительный покой?

Он двинулся в путь с упорством наркотического фанатика, не ощущая ни мускулов своих, ни сухожилий. Вниз по длинной Императорской аллее до самого вокзала Вильмерсдорф-Фр-дэнау. Там он свернул в боковую улицу и вскоре уже стоял перед многоквартирным доходным домом.

Здесь, в большом ателье, жила Марион - его дорогая подружка из кафе.

Входная дверь была заперта. Он несколько раз свистнул и позвал:

- Марион, Марион! Тщетно. Наверное, уже спит.

Пока в ожидании он расхаживал взад и вперед, овеваемый ночным воздухом вольного предместья, черное небо снова начало на него давить. Звезды роняли тяжелые липкие капли. Высокие дома действовали на него угнетающе. Ветер пел в раскачивающихся дуговых лампах, и они отбрасывали беспорядочные резкие блики.

Тобиас опять почувствовал страх. Он воровато оглянулся, скользнул в темный закоулок и всадил себе два новых укола.

Ах, тут жгучее пламя лихорадки снова вспыхнуло в нем! Голова раскалывалась, глаза расширились и таращились, как у паралитика. Тобиас беспокойно переступал с ноги на ногу.

Он уже плохо помнил, что его привело сюда, когда услышал приближающиеся к дому шаги.

Незнакомый господин остановился возле подъезда, позвякивая ключами.

Тобиас нерешительно приблизился к нему и поздоровался.

- Никто не открывает, - произнес он, запинаясь. - А я должен вызвать одну даму к ее больной родственнице…

Господин молча пропустил его в открывшуюся дверь и снова запер ее на ключ.

Тобиас включил свет и быстро побежал вверх по лестнице.

Внезапно ему пришло в голову, что лучше бы подождать, пока господин пройдет в свою квартиру. Он подождал. Уже на втором этаже пришедший открыл дверь и вошел. Дверь захлопнулась. Свет в подъезде погас. Сквозь цветные стекла окна на лестничной площадке фантастически пробивался снизу дрожащий свет фонарей.

Тобиас робко взбирался на пятый этаж, испытывая смертельный страх каждый раз, когда проходил мимо чьей-то квартиры.

Наверху, на пятом этаже, прикрытая, но не запертая дверь пропустила его в подобие коридора: переднюю со световым колодцем. В глубине была тяжелая железная дверь - вход в ателье Марион.

Тобиас включил свет. Поставил на подоконник бутылочку и футляр со шприцем. Протер окровавленную руку эфиром и насладился новым впрыскиванием.

На него с новой силой навалились галлюцинации.

Он обошел помещение. Снизу, с первого этажа, доносились голоса множества людей, собиравшихся подняться по лестнице. Неотчетливый, приглушенный шепот… Тобиас уловил лишь обрывки разговора:

- Пора прекратить безобразие… Настоящий скандал… Эта свинья погубит и себя, и родственников… Отправить его в психушку!… Затолкаем в автомобиль… Хватайте прямо сейчас!… И смотрите, чтобы он не выпил из склянки, с него станется…

Он задрожал. Пот лился по рукам (…или то была кровь?). Свет снова погас, и раздался голос матери:

- Тобиас, сыночек! Умоляю тебя!… Тобиас, Тобиас!… Тобиас! Голос затих на этой жалобной ноте. Топ, топ, топ! Шаги по лестнице вверх, равномерные и все ближе. Шепот же ни на миг не умолкал.