Дженни. Ближе к дому

Annotation

В книге американского писателя глубокий драматизм событий сочетается с глубинным раскрытием сил, заложенных внутри американского общества, небольших ростков протеста и гнева против расизма.

Эрскин Колдуэлл

Дженни

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

Ближе к дому

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

ЭРСКИН КОЛДУЭЛЛ И ЕГО НОВЫЕ КНИГИ

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

Эрскин Колдуэлл

Дженни

Ближе к дому

Дженни

1

Сумерки были словно забыты при быстрой смене времен года в этот октябрьский день — так стремительно наступила темнота, приведя за собой ночь. Стояла та пора, когда кроткое лето, если оно слишком затянулось, всегда бывает побеждено жестокой силой зимы.

В середине утра ледяной ветер с Пидмонта на севере промчался над пожелтевшими холмами, неистово бушуя под низко нависшими темными тучами и неся первые зимние холода городу Сэллисоу, окрестным полям и пастбищам в низинах. После полудня буря прошла, оставив безветрие в морозном воздухе под хмурым небом. И теперь, когда серый дневной свет быстро сменялся тьмой, высокий деревянный дом в два этажа слабо потрескивал от ночного холода, начинавшего схватывать бревна. Когда же наступит утро, желтые и красные хризантемы завянут и поникнут, побитые морозом зеленые листья начнут опадать с виноградных лоз, так буйно обвивавших летом беседку на заднем дворе.

Дженни Ройстер наклонилась вперед, сидя на стуле, и, все так же зорко глядя в окно на опустевшую улицу, прибавила огня в газовой печке. Потом она откинулась на спинку стула, греясь в уютном тепле газовой печки, и сложила руки на животе. Потом передвинула руки кверху, поддерживая тяжелую грудь.

Еще несколько минут, шевеля губами от одолевавших ее мыслей, Дженни тревожно ждала первого появления судьи Майло Рэйни в меркнущем свете. Она надеялась, что он появится раньше, чем на дворе стемнеет совсем, — ей хотелось заметить его вовремя, чтобы отпереть парадную дверь, как только он взойдет на крыльцо.

По Морнингсайд-стрит промчался автомобиль, и его фары на мгновение осветили густые кроны черных дубов перед домом, потом машина быстро скрылась из виду, и на улице стало еще темнее.

Неожиданно возникнув из ночного мрака, кто-то быстро подходил к дому.

Уверенная, что она узнала прямую фигуру судьи Рэйни, Дженни в одно мгновение вскочила на ноги и, легко неся свое полное тело, побежала в прихожую, включая по дороге свет. Она едва успела мимоходом посмотреться в зеркало и поправить взбитые каштановые волосы, прежде чем судья подошел к парадной двери.

Судья Рэйни, топая ногами, чтобы прогнать озноб, и согревая теплым дыханием сложенные руки, вошел в прихожую, не говоря ни слова. По характеру он был сдержан и на словах и на деле, и в силу этой его сдержанности редко кто видел, чтобы он вел себя экспансивно или неосмотрительно. Повесив шляпу и сняв пальто, он повернулся к Дженни с улыбкой на изрезанном морщинами лице.

— На одно я всегда могу надеяться, Дженни, приходя в ваш дом, — сказал он вместо приветствия, улыбаясь ей. — А исполнение надежд всегда не менее приятно, чем ожидание.

— Что же это такое, Майло? — спросила Дженни. — Я не всегда понимаю, что вы хотите сказать, но мне нравится, как вы говорите.

— Вы всегда встречаете меня на пороге, Дженни. За все годы, что мы с вами знакомы, мне ни разу не приходилось стоять на крыльце и барабанить в дверь, как простому смертному. Вы всегда даете мне почувствовать, что я пользуюсь особыми привилегиями.

Дженни взяла у него пальто и повесила на вешалку под шляпой.

— Просто у меня такая манера оказывать вам услуги, Майло, — сказала она. — А мне нравится оказывать вам услуги. Это моя самая большая слабость.

— И я всегда буду это ценить, Дженни, — сказал судья, когда она снова повернулась к нему лицом. — Женская ласка — одно из немногих благ, которые дарованы человеку в этой жизни.

Судья Рэйни был высокого роста, худой, подвижной и нервный, на вид гораздо моложе своих лет. Хотя в его густых черных волосах уже проглядывала седина, держался он прямо и голос у него был звучный и уверенный. Он всегда одевался в старомодные темные костюмы, носил крахмальные белые рубашки, черные башмаки и коричневого цвета галстуки бабочкой. У него были десятки галстуков разной ширины и длины, но все любых оттенков коричневого цвета. На левой руке он носил перстень с крупным брильянтом и хвастался в шутку, что такая прихоть по средствам только холостяку.

— Ну, Дженни, — говорил он, не переставая улыбаться ей, и его звучный голос гремел на всю прихожую. — Я предсказываю, что в этом году у нас будет суровая зима, как в старое время, может быть, даже со снегом и крупой время от времени.

— Я бы ничуть не удивилась, Майло, — подтвердила Дженни. — Всю мою жизнь я видела, что беды да несчастья не приходят поодиночке — они ползут целой вереницей, как эти несносные муравьи к моей сахарнице.

— Если сахар такой же сладкий, как вы сами, Дженни, то я, честно говоря, не могу осуждать муравьев. А если судьба когда-нибудь завлечет меня в брачные сети, то я искренне надеюсь, что…

Погладив ее по щеке, судья Рэйни повернулся и шагнул через порог в натопленную гостиную. Дженни ненадолго задержалась в прихожей, чтобы взглянуть в зеркало на свое раскрасневшееся лицо и поправить каштановые волосы.

Когда она вошла в комнату, судья Рэйни грел руки над газовой печкой.

— Вы всегда говорите мне такие приятные слова, — сказала она, подходя ближе и заглядывая ему в глаза. — Где уж мне думать насчет замужества, ведь я теперь всего-навсего толстая старуха, глядеть не на что. Вы не знаете, сколько раз я думала про себя, что если б мне вернуть мою молодость, да к тому же хорошую фигуру…

Резко отвернувшись от судьи Рэйни и смахнув слезы пальцами, она подошла к креслу и села.

— Дженни, что это за разговор, — сказал он, неодобрительно хмурясь. — Могу сказать со всей прямотой и искренностью, что вы были бы самой завидной супругой. Собственно говоря, я легко могу себе представить, что некто является на этих днях в суд и подает заявление. На формальном языке закона это означает просто jus primae noctis^[1].

Дженни пристально глядела на него, моргая глазами.

— Это то же самое, что разрешение на брак?

— Нет. Это только относится к тому же предмету.

— Ну, Майло, перестаньте меня дразнить, — сказала она, краснея. — Не верю ни единому вашему слову. Столько есть хорошеньких девушек, с каждым днем все новые подрастают, выбирайте, закрыв глаза, а время и место вам стоит только назначить, да вы и сами это знаете.

— Большинству из них придется еще многому учиться, а время не ждет. Вы понимаете, что я хочу сказать, Дженни. Юная внешность и восторженность не всегда дают то, что обещают и что от них требуется. А мы с вами…

В комнате надолго воцарилось молчание, потом судья Рэйни отошел от печки и сел в кресло рядом с Дженни.

— Что бы ни случилось, Майло, я всегда буду вам благодарна, — сказала после паузы Дженни, — и в любое время, когда вы только захотите, я вам докажу свою благодарность, стоит вам только слово сказать. Вы со мной достаточно хорошо знакомы, чтобы знать, какой я могу быть доброй, когда есть ради чего. Я — такая, какая есть, даже силой закона меня не переменишь. Я не такая, чтобы держать полон дом любимых кошечек и собачек и представляться, будто я не нуждаюсь в мужском обществе. Если бы не вы, не знаю, как бы я выдержала все мои беды и печали. Иной раз думается, что одно только это жизнь для меня приготовила — горе, неудачи да неприятности каждый день.