Чужая боль

Вечером все трое помогали Сашке загрузить в телегу капусту. Яшка сам носил мешки с огорода, не позволив Наташке с Юлькой надрываться. А когда телега была заложена до отказа, хотел предложить Яшке выпить. Тот отказался категорично, сославшись на головную боль, давление, на то, что хочет, в конце концов, выспаться, позвал к себе домой на ужин «без промочки». '

— Не обижайся, Сашок. Ко всем моим бедам, я чуть выпью, дурным становлюсь. Из-за этого слишком много потерял в этой жизни. У меня теперь одна дочуха осталась. Я перед нею лажаться не хочу. Это значит, потерять все и безнадежно. Ты сам мне такого не пожелаешь. У каждого из нас есть свой якорь, не отнимай у меня последнее и пойми правильно.

— Дело хозяйское. Предложил, а неволить не стану. Не хочешь, не надо. Я и сам этим не увлекаюсь. А ужинать буду дома, а то жена обидится. Старания женщин надо уважать. Лучше давай перекурим, — предложил Сашка, достав сигареты.

Мужчины присели на завалинку.

— Слушай, Яков, ты стал хозяином в этом доме? Сладилось у тебя в семье?

— Пока что квартирантом живу. Безбабным, и поверишь, даже говорить о чем-то не решаюсь с Юлькой. Она сразу выкинет меня из дома. А там моя дочь. Юлька была подругой Риты. Как понимаешь, обо мне знает больше других. Вот и представь, как я ей предпожусь или в постель полезу, она из меня мигом отбивную сообразит и на всю деревню осрамит. Так что живу, ни на что не претендуя. Не прогнали, и на том спасибо.

— Может, со временем свыкнетесь?

— Ох, Сашка, мы с нею оба жизнью биты. Такие и в одном гробу вальтом спят. Лично я ни на что не надеюсь. И не жду, что меня признают мужчиной. Судьба, видать, с каждого за свое возьмет. Вот и обхожусь тем, что имею. Глядишь, вырастет Натка, переедет ко мне в город. А пока я ее к себе потихоньку приручаю. На Юльку планов нет. Она вконец одичала, — усмехнулся человек грустно и добавил:

— Есть в том и моя шкода. Рита от нее ничего не скрывала. Кто знал, что жизнь вот так оглобли повернет.

— А мои сдружились, как родные. Анюта свою мамашку в хрен не ставит. А эту сразу признала. Вот и пойми этих баб. Я, конечно, доволен такому виражу. Ну и ты пытайся растеплить Юльку. Битые и обиженные на тепло чуткие. Это точно, я и по себе знаю о таком.

— И ведь совсем одна, никого у нее нет. Много раз проверил. Но подхода к ней не найти, — невольно пожаловался Яшка.

— А ты пытался сыскать этот подход?

— Покуда нет. Душою чую, что бесполезно.

— А ты не спеши. Все само собой придет и получится. Ведь вот какая мать из нее состоялась. Хотя Наташка не родная ей. И баба получится отменная. Она замужем никогда не была. Жизнью избита вдрызг. Так ты ей душу поначалу согрей. И, поверь, какая голубка получится! — советовал Сашка.

— А чего сам на ней не женился? Ну, когда она в твоей бригаде вкалывала.

— Моя Анютка подростком была. Не нашли бы общий язык. Я это душой чуял. Ей нужна была такая, как Наташка, чтоб себя можно убедить, будто сама родила ее. Вот тогда баба и сердце, и душу отдаст тому ребенку без остатка. И любить станет больше собственной жизни.

Потому что она мамкой назвала. А это дорогого стоит…

…Юлька с Наткой никогда не смотрели на окна соседних домов, не обращали внимания, как живут эти люди. Да и жили рядом с ними сплошные старики. Общаться с такими было скучно. А потому ограничивались тем, что коротко здоровались при встречах, старались не вступать в разговоры, не слышать любопытных вопросов старух. Знали, что бабки каждое слово разнесут по деревне, добавив свою выдумку, фантазии, считая, что в этом нет ничего особого.

Но бабки в деревне, как и повсюду, были самыми любопытными и не мирились с тем, что соседи живут замкнуто, никогда ничего не рассказывают, не делятся секретами семейной жизни, не спрашивают их мудрых советов. Такое невнимание злило, и старухи, горя любопытством, пытались сами узнать о семье хоть что- нибудь, войти в дом к Юльке под любым предлогом.

Они часто шмыгали под окнами, пытаясь заглянуть в дом сквозь занавески, услышать что- нибудь хоть краем уха.

Пока Юлька с Наташкой жили вдвоем, ими никто не интересовался. Но когда в доме появился Яшка, старухи не сводили глаз с окон Юлькиного дома. Ведь там появился мужчина, новый человек в семье. А значит, жди перемен. А как у них сладится? Ругаются или милуются? Часто ли спорят? Спят в одной койке или по разным углам? О чем говорят? Едят ли за одним столом? Все это не давало покоя старикам. Им хотелось знать все и обо всех первыми. Как же иначе, ведь в одной деревне живут, на одной улице, окна в окна. Зачем же скрытничать и так наглухо задергивать занавески, значит, есть что прятать от людей.

Неспроста даже тусклый свет горит в зале.

Бабка дыханье затаила, вслушиваясь, о чем говорят люди в доме. Но ни звука не донеслось. И тогда решилась старая на хитрость, стукнула в окно и попросила:

— Юля, откройся на минуту.

Едва баба сняла крючок, бабка тут же проскочила в прихожую. Оглядела все мигом.

Двери в зал были открыты. Яшка уже спал, раскинувшись на диване, Наташка сидела у телевизора, включив его через наушники, смотрела передачу. Юлька собирала в сумку обед для Яшки, была в халате, застегнутом на все пуговки.

— Чего тебе надо? — спросила бабку раздраженно.

— Юля, детка, выручи, дай стакан сахару, свой кончился, а магазин уже закрыли. Тут же, ну, как назло, Петровна приволоклась, я ее хотела чаем напоить, а сахару ни крошки, весь извела и забыла про то. Так ты дай, я завтра ворочу!

— Да кто в такое время чай пьет? Обоссы- тесь средь ночи! Глянь на время! Уж полночь скоро. Тебе спать давно пора, а ты по соседям шляешься! В другой раз засветло приходи. Ночью больше не открою, — предупредила Петровну, сунув той в руки пакет с сахаром, и открыла перед старухой дверь. Бабка ушла, бурча недовольно:

— Во, люд пошел нахальный, никакого уважения к старикам. Ни принять, ни поговорить не умеют. А ведь сколько годов соседствуем, — забыла поблагодарить за сахар, ушла обидевшись. Зря старалась старая, ничего интересного не увидела. Завтра не о чем побрехать с соседями…

Петровна на другой день приплелась. Долго под окном стояла. Там в доме кто-то громко смеялся. Но над чем? Старуха нос и уши готова была в щель засунуть. Но тут внезапно Яшка занавеску отдернул и тут же увидел бабку. Поначалу испугался, а потом узнал и заматерился на Петровну грязно. Та мигом на дорогу выскочила. А Яшка, открыв окно, крикнул во все горло:

— Слышь, старая лахудра, еще раз под окном увижу, ноги из жопы вырву! Бесстыжая дура!

Бабка вскочила к себе, запыхавшись. Тут же закрылась на все запоры и крестилась со страху. Ведь могла получить чем-нибудь по башке. А как скажешь людям, за что вломили?

В деревне многие любили подсмотреть и под-слушать. Ну, а чем еще заняться бабкам? Своя жизнь прошла. За ровесниками следить неинтересно. Вот и развлекались, кто как мог. Когда никаких новостей не удавалось узнать, скучали на завалинках, возле печек.

Юлька все это понимала. Деревня трудно при-выкала к ней, следила за каждым шагом, не прощала ни одной оплошки. А тут повод в руки, мужик в доме появился. И пошли разговоры по избам:

— Во, окаянная, она неспроста девку Ритки взяла. Мужика дитенком завлечь решила.

— А может, они еще при живой Ритке путались? Не зря ж к ней всяк день бегала.

— Чего ж враз не сошлись, когда Ритка померла?

— Видать, совестно было им!

— У них, нонешних, совести отродясь не было.

— Это верно! — соглашались бабки, вспомнив, что во времена своей молодости они белым днем не ходили под руку с мужьями, считая такое неприличным.

— Зато теперешние оборзели! Еще никем не доводятся, а уже в обнимку идут.

— Ну, Юлька с Яшкой даже рядом не ходят.

— Скрываются на людях. Зато в одном доме живут. Там закрыли двери, и твори что хошь. Никто им не указ, ни живые, ни мертвые!

— Я не верю, что они промеж собой не грешны. Оба ретивые. На ходу отмочат срамное.