Дело о ртутной бомбе

анитаркой. Там отличные врачи. И они "вытащили" Ельку из смертельной простуды. Но тут навалилась другие болезни. Главные были – слабость и страх. Он не мог подняться, тело было как тесто. А с вечера начинались "всякие мысли". Елька к тому времени вспомнил все и был уверен, что человек в снегу – Домовой.

– Мить, я и сейчас думаю, что это он…

Елька сидел к нему вплотную и касался плечом. Как вчера, на горке. И через это касание, через мелкую дрожь озноба в Митю вошло все, что чувствовал Елька. И защищая его (и себя!), Митя заговорил:

– Ну, почему он? Подумай хорошенько! Как он мог попасть в щель из подвала? Зачем?

– Не знаю… Я себе то же самое говорил тыщу раз. Что он уехал на станцию Остаткино… А кто-то будто все равно стучит в голову: "Это он, это он…"

– Елька, это просто из-за болезни.

– Может быть… А там в больнице думалось: наверно он там, в снегу, заскучал без меня и захотел позвать с собой. Вот и высунул руку…

– Но Елька! Если бы захотел, то… Нет, он наоборот!

Митина фантазия – видимо, от испуга и от жалости к Ельке – завертела в голове спасительный вариант:

– Ты сообрази! Выходит, он спас тебя! Нарочно царапнул ногу, чтобы ты с перепуга пробил доски!

Елька обратил к Мите глаза, которые из раскосых стали круглыми.

– А… ведь… правда…

– Конечно, правда! Если это он. Только это наверняка не он. Не мог он, Елька, туда попасть. Никак…

– А если не он, то почему рукав военный…

– Но ты же говорил, что он надел ватник!

– А под ватником-то все равно военное осталось…

– Мало ли кто носит камуфляж!

– Да. Я себе много раз повторял: не он, не он… Мить, а если это другой кто-то, все равно жалко…

– Да. Но это другое дело, – жестко сказал Митя. Главное было защитить от страха и печали Ельку. – Ну, а почему ты с жизнью-то решил прощаться? Так худо было?

– Это не я решил… Меня вдруг из госпиталя перевели в другую больницу. Сказали, что у меня белокровие. И еще какие-то научные названия говорили, я забыл. Ну, в общем, рак крови. С быстрым развитием. И я оказался в детской больнице, где лечат это… Нам, конечно, ничего такого не говорили, вы, мол на обследовании, но всё равно ребята знали… Ну, что живыми оттуда вряд ли уйдут…

– Елька, это же вылечивается!

– Бывает. Но редко… Но ты не думай, что там все были такие… похоронные. Больница как больница. Только по ночам тоска брала. Не спишь и прощаешься… Сам с собой… И даже не страшно, а обидно… Мне знаешь что больше всего обидно было?

– Что…

– Я весной по телеку видел про пирамиды в Египте. И там один ученый говорил, что под главной пирамидой есть подземелье, которое пока еще не раскопали. И там хранится золотой шар, а в нем всякие записи, в которых открываются главные тайны нашей Земли. Кто ее сделал, что на ней было, что будет и вообще зачем всё на свете. И он говорил, что скоро это подземелье отроют и мы про всё узнаем… И так было жалко, что я не дождусь и не узнаю… И тогда, чтобы не разреветься (а то прибегут, укол начнут ставить), я вспоминал Нукаригву…