Стыд

Вернулся Олег, сказал, что девушку уже перехватили, она сейчас пьёт в какой-то компании, след её затерялся. Я сказал, что поеду в театр. Я больше не хотел пить.

Посидев немного с Олегом и его однокурсниками, пока они допивали водку, поболтав о том о сём, я повторно попрощался и вышел из комнаты.

4.

Я спустился вниз, на вахту, обдумывая своё положение. Пока я был в комнате Олега, то всё время на что-то отвлекался, прогоняя неприятные мысли. Теперь же проблема встала в свой полный рост. Конечно, теперь ночевать придётся всё время в театре Васильева. Но днём, днём что мне делать? Как проводить время днём? В театре мозолить глаза начальству опасно, да и не хочется. Я подумал, что единственный выход - это целый день шляться по Москве или (об этом подумалось с некоторым удовольствием) сидеть в читальном зале одной библиотеки, в которую у меня сохранился пропуск. Денег немного у меня ещё оставалось, поэтому я был спокоен в этом отношении. Во всяком случае, дней на десять хватит, а там как-нибудь они опять появятся.

Я снова захотел есть. Решил ехать в центр, в диетическую столовую. Спросил у проходящего студента, который час. Оказалось, пятнадцать минут седьмого. Нужно срочно ехать, а то в семь закроется столовая.

Я быстро вышел на улицу и побежал к автобусной остановке.

Глава тринадцатая

1.

В институт за дипломом я больше не пошёл. Вообще в институт больше не заглядывал и не хотел заглядывать. Время моё ушло. Я это чувствовал с тех пор, как меня выгнали из института. Там теперь другие справляют праздник жизни.

Я ночевал в театре, а днём бродил по Москве или же сидел в читальном зале библиотеки на Большой Бронной. С Олегом Соболевым я не виделся. В гости ни к кому не ходил. С Петей не разговаривал и не здоровался, хотя он каждый вечер тоже приходил в театр ночевать. Он спрашивал меня, почему я с ним не здороваюсь. Я молчал. Однажды я его долго не пускал в квартиру, принадлежащую театру, которая находилась между пролётами первого и второго этажей, в том же подъезде, где располагался и сам театр. В этой квартире обычно проживали иностранные студенты, приезжавшие на стажировку в театр Васильева. Но это было время, когда они отсутствовали, и я там обжил себе маленький чулан, настолько маленький, что в нём помещался практически только матрас. Днём я матрас сворачивал, а на ночь разворачивал. Так вот, Петя захотел принять ванну, а я его долго не пускал. Специально. Это было ребячество. В огромной квартире, где в одной из комнат были колонны, кроме меня никого не было. Я стоял у внутренней стороны двери, он стучал в неё с внешней, а я ему через дверь говорил, изменяя голос: «Не велено принимать!», а потом добавлял, что мыться вредно, что Васильев не моется, поэтому и ему нельзя. Васильев, конечно, моется, это я так шутил. Наконец, Петя стал так яростно стучать в дверь, ногами в том числе, что я решил ему открыть. После чего он набросился на меня с кулаками, и мы с ним некоторое время барахтались на полу, потому что он меня своей огромной тушей просто сбил с ног. Я понял, что переборщил, и постарался его утихомирить. Но Петя заявил, что найдёт способ меня проучить.

2.

Случай проучить меня представился очень скоро. Я неточно договорился со своим сменщиком насчёт ночей, в которые не собирался ночевать в театре, потому что был приглашён в гости за город одним моим знакомым из окружения Васильева, у которого и провёл трое суток, отдыхая от неустроенности и городской суеты. Так вот, мой сменщик, привыкший к тому, что я каждую ночь ночую в театре и поэтому уже с месяц ежедневно уезжавший ночевать домой, разумеется, с моего согласия, не приехал на дежурство, а Петя, как главный вахтёр, написал на меня докладную директору театра. Естественно, меня уволили. Хотя это не вполне естественно, уж слишком скоропалительно и без разбора было вынесено решение. Но тут сказалось влияние Пети.

3.

И вот тут-то моё положение оказалось отчаянным. Но мне помог Андрей, тот молодой человек, с которым я так любил поболтать о жизни. Он позвонил Матвею, своему брату, спросить, можно ли предложить мне их вариант с квартирой? Матвей не возражал, и я стал жить пока что у них на старой квартире, аж в Зеленограде, которую они, впрочем, скоро собирались сдавать за валюту каким-нибудь людям. Сами братья со своей семьёй недавно переехали в новую двухкомнатную квартиру.

Таким образом на некоторое время я был устроен. Но так долго, конечно, продолжаться не могло, и я всё чаще приходил к выводу, что пора возвращаться домой, на родину. Конечно, возвращаться без диплома, с полууголовной записью в трудовой книжке стыдно, но мне ничего не оставалось больше. Москва не принимала меня. Будь я менее талантлив, был бы более счастлив и удачлив. Это ясно как день.

И вот однажды, когда Матвей предупредил меня, что на днях необходимо съехать с квартиры, потому что нашлись квартиросъёмщики, я не долго думая продал часть своих вещей на Тишинском рынке, книги также продал или раздарил, потому что они не вмещались в мою коричневую средних размеров сумку, взял билет с рук на Курском вокзале и без сожаления, а скорее с лёгким сердцем, покинул Москву…

«Что ожидает меня впереди?» - думал я, сидя у окна в плацкартном вагоне, и чем дальше уносил меня поезд, тем меньше мне помнились и Порожний, и Петя, и многие другие, сделавшие мне много зла, и всё больше в моём воображении вставало картин моей южной родины, мелькали лица друзей, знакомых, с которыми я когда-то начинал в театре, и я уже думал о том, чтобы смиренно и терпеливо начать всё сначала…

Но по-другому, по-другому, по-другому…

                    1990-1993