Современная африканская новелла

Девушка поставила на стол поднос и повернулась к выходу.

— Нет, дорогуша, куда же ты торопишься? — загремел Артур. — Ведь он же здесь и мы тоже. Присядь на минутку, голубка.

Она снова покраснела и стала оглядывать комнату, но на парня не посмотрела.

— Хелло, Шарлотта, — крикнул я.

Она взглянула на меня, покраснела еще больше и промолвила:

— Здравствуйте!

— Нет, ты посмотри, как они смущаются, — продолжал Артур. — Ты только погляди, как они краснеют! — Он налил себе немного вина. Рука его слегка дрожала, он передал бутылку мне. — Нет, правда же, очень забавно они краснеют, — подытожил Артур и улыбнулся.

— Любовь, что поделаешь! — засмеялась мамаша Шриккер. Ее полное тело сотрясалось от смеха. — Любовь не хуже, чем в кино!

Артур поднял стакан, протянул его в сторону парня и девушки и провозгласил:

— За жениха и невесту! Желаю вам никогда не знать невзгод! — Он засмеялся снова.

Лицо парня исказилось страданиями. Девушка отвернулась.

Я хотел было вмешаться, но Артур перебил меня:

— Раз они так любят друг друга, краснеют и все такое, пусть поженятся. — Он отпил вина, поперхнулся и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Прекратите, — попросила девушка.

Парень пристально поглядел на Артура.

— Прекратить? Что прекратить? Женитьбу? — пьяно спросил Артур. — Нет, тут должна быть свадьба!

Он привстал, очевидно желая произнести новый тост, но снова грузно опустился на стул. Ноги его уже не держали.

— К чертям! — воскликнул я. — Брось, старик! Допивай — и пошли.

Он бессмысленно уставился на меня:

— Чего это ты, черт возьми? В чем дело?

Девушка сказала:

— Оставьте его в покое. Пусть болтает, меня это не трогает.

— А что я такого сделал? — взорвался снова Артур. — Я не пьяный. Могу и на одной ноге постоять. Показать?

— Свалишься и поломаешь мебель, да еще вазы перебьешь.

— Да, — сказала хозяйка, — с вазами будь поаккуратнее. Их ведь мне подарили.

— Ну и дьявол с ними! — пробурчал Артур, мрачнея. — Давай, старик, еще по стаканчику.

Я налил оба стакана, поднял свой и улыбнулся парню:

— Не обращай на него внимания. Он немного перебрал.

— Да я и не обращаю, — ответил парень, улыбнувшись. Потом посмотрел на девушку и мягко положил руку на ее плечо. Она вскинула на него глаза и как-то криво улыбнулась. Было в ее улыбке что-то невеселое, чувствовалось, что у них не все ладно.

Артур допил стакан, снова икнул и угрюмо сказал:

— К черту все! Они должны пожениться. Знайте — все равно дело кончится пузом. Этого не запретишь!

— Кончай! — вырвалось у Шарлотты. — Неужели нельзя без этого! — Она была готова расплакаться.

Артур поднялся, на этот раз прочно удерживаясь на ногах, лицо его выражало тупое удивление.

— Что я такого сделал? Ну что я такого сделал, старик? — бормотал он, покачиваясь.

Я взял его под руку:

— Знаешь что? Давай лучше уйдем, — сказал я.

— Конечно, — сказала мамаша Шриккер, — забирай его домой. Хватит с него.

— Я же не пьян, черт возьми! — упирался Артур. — Пусти меня!

— Нет, нет, тебе сейчас лучше идти домой, — настаивала хозяйка.

— Значит, гонишь? Ну ладно! — Он переводил взгляд с меня на мамашу. — Больше я сюда ни ногой! Учти, ты потеряла клиента! — Он немного помолчал и добавил надменно: — И неплохого клиента!

Вид у него был пресмешной, это верно, но я не смеялся. Только крепче взял его под руку и повел к двери. Мамаша Шриккер пошла нас проводить.

Прежде чем выйти из кабачка, я сказал парню и девушке:

— Не огорчайтесь из-за него. Он сегодня хватил лишку.

— Да ладно уж, — сказала девушка, не поднимая головы.

Мы вышли на крыльцо. Артур навалился на меня всем телом. Хозяйка стояла в дверях и в проеме двери на фоне электрического света казалась еще более толстой и расплывшейся.

— Тащи его домой, слышишь. Да смотрите не ввяжитесь по дороге в какую-нибудь историю.

— Ладно, все будет в порядке. Не так уж он пьян.

— Пусти, старик, — сказал Артур. — Ты что — никак нести меня хочешь? Я сам дойду.

Я попрощался с мамашей Шриккер. Она попросила заходить и захлопнула дверь.

— Ну ты как, нормально? — спросил я Артура.

— Конечно! А почему бы нет?

— Тогда идем.

— Что за черт, — пожаловался Артур, — какая их муха укусила?

— Да ты все приставал к ним с этой свадьбой, — сказал я.

Мы медленно плелись по улице.

— Ты же знаешь, — сказал я, — что белый парень не может жениться на цветной девушке. Если даже они и любят друг друга.

— О боже! — вскричал Артур в темноте. — О господи Иисусе! Что за дьявольщина!..

Робинсон МАТСЕЛЕ

(ЮАР)

КОСТЮМ ДЛЯ КОНЦЕРТА

Я собирался на певческий конкурс. Все мальчики и девочки нашего района должны были явиться в приличных костюмах. Ничего особенного — самый обыкновенный приличный костюм. Но без него нельзя.

Что я больше всего ненавидел, так это галстук, но именно на нем настаивал мой отец как на обязательной принадлежности к приличному наряду. А я всегда чувствовал себя неловко с этой змеей на шее. И мать постоянно ругала меня за то, что я был не похож на других детей, которые, отправляясь в церковь или на такой вот конкурс, надевали яркие спортивные куртки и галстуки.

Для людей, живущих в этой трущобе, было делом чести ухитриться одеть своих детей, участвующих в соревновании, в приличный костюм с непременным галстуком. Ибо певческий конкурс, кроме всего прочего, — это комиссия. Голос и то, что мы пели, было делом второстепенным. Но мы-то сами считали, что важнее всех нарядов была обезоруживающая белозубая африканская улыбка.

Судейская комиссия состояла сплошь из белых, и нам сказали, что они хорошо разбираются в музыке.

— Ты должен спеть получше, — сказала мне мать, когда я, изо всех сил стараясь доказать свое прилежание, мыл тарелки.

— Но, мама, ты же знаешь, как я пою, — ответил я.

— Знаю. Но ведь ты слышал: папа собирается купить тебе костюм и галстук к нему.

— И что, разве из-за костюма я буду петь лучше? Дело ведь не в костюме… — снова попытался я возразить.

— Не дерзи! — отрезала мать. — Ох уж эти нынешние дети, совсем не умеют себя вести. Разговаривают со взрослыми как им вздумается.

Был субботний день. В соседнем дворе громко кудахтали бентамские куры, проголодались, видно. Седовласый Сонто, наш сосед, вышел из своей хибары и принялся разбрасывать зерно и скликать птиц, смешно подражая их голосам. Птицы ринулись к нему со всех ног, беспорядочно налетая друг на друга.

Мать стояла в дверях, подбоченившись, в каком-то невероятно длинном ярко-коричневом одеянии. Она помахала соседу рукой, затем посмотрела на тучи, которые собирались на небе все утро и теперь готовы были разразиться грозой. От земли шел резкий запах испарений и душной пыли.

Я старательно тер кастрюлю влажным песком — вон как заблестела!..

Сонто продолжал выкрикивать: «Цып, цып, цып», скликая кур, потом на минуту остановился, повернулся в мою сторону и сказал старческим дребезжащим голосом:

— Надеюсь, на этот раз победишь ты.

Я с нетерпением ждал отца. Из-за того, что была суббота, он мог запоздать — встретить по пути друзей, заглянуть к кому-нибудь из них, чтобы выпить глоток домашнего пива, или просто остановиться порассуждать о том о сем.

Был он высокий, крепко сбитый, красивый мужчина. И мы любили его, хоть и побаивались его неуравновешенного нрава. Если я баловался, мать грозила, что пожалуется отцу, и я знал, что лучше мне в таком случае где-нибудь спрятаться, чем потом взывать о помощи. Отец никому не давал спуску. Я знал также, что он был смелый человек. Все знали, как он расправился с пьяными хулиганами, которые ломились к нам в двери. Он избил их кнутом до полусмерти. И в то же время он был добрый и веселый. Он часто рассказывал мне разные случал из своей жизни. Как-то отец ехал на велосипеде с работы ночью через кладбище. Вдруг перед ним выросла странная фигура. Незнакомец просил разменять деньги. У отца не оказалось с собой ни гроша. И тогда тот человек — надо думать, это было привидение, — сказал, что, мол, очень жаль, потому что те деньги, которые он много лет тому назад взял с собой в могилу, теперь уже не годятся и ему их нужно поменять…