Современная африканская новелла

Недели через две Эзекиела вызвал директор школы к себе в кабинет. Потом послал еще за пятью мальчиками, его одноклассниками. Примерно через час, когда кончились занятия, директор велел выстроиться всем на школьном дворе и суровым голосом сказал:

— Час назад я получил письмо от директора одной английской школы. — Он поднял вверх голубой конверт и показал его всем. — Боль и стыд оставило во мне это письмо… Я никогда не думал, что среди учеников моей школы есть жулики и проходимцы, волки в овечьей шкуре… — И дальше директор поведал всем, что натворил Эзекиел.

— …Подумайте о дурной репутации, которую мы создали нашей школе, — сказал директор, оборачиваясь к Эзекиелу и остальным пятерым, которые писали письма в Англию. — Подумайте о дурной репутации, которую вы создали Нигерии, нашей родине! — воскликнул он, и все ученики разом тяжело вздохнули. — Подумайте о школьниках Англии, которые отныне будут относиться к Нигерии как к стране воров и жуликов из-за этих шестерых проходимцев! — Некоторые школьники засмеялись, услышав незнакомое слово.

— Да, да. Проходимцы! — повторил директор. — Они опозорили нашу страну перед Европой. Ведь многие из вас собираются ехать туда учиться. Сами подумайте, как вас после этого встретят… Могу вам сказать как: едва вы сойдете на берег и скажете, что вы из Нигерии, — европейцы схватятся за свои карманы. Почему? Потому что будут предубеждены против вас как против воров и мошенников. Вам это будет о-ч-е-нь приятно, не правда ли?

— Неприятно, сэр! — хором ответила школа.

— Так благодарите вот этих шестерых оболтусов!..

Чики дрожал при мысли, что и он мог стоять сейчас перед всей школой, случись у него тогда шесть пенсов. Ему было жалко Эзекиела и остальных, а особенно своего дружка Смога.

А директор продолжал говорить. Он сказал, что Сэмюель получит самое легкое наказание, а Эзекиел — самое тяжелое. Ибо Сэмюель просил, Эзекиел же еще и обещал.

И после того как директор закончил говорить, произошло наказание преступников. Эзекиел получил двенадцать ударов, он кричал и долго плакал. Сэмюелю досталось шесть ударов, а остальным — по девять. А вечером мать Эзекиела пришла к директору школы и устроила ему скандал.

После этой истории у Чики слегка поубавилось желания переправляться через Нигер. Да он и не знал теперь, где достать шиллинг, если не просить у кого-нибудь. Оставалась одна надежда — может, найдется добрый человек и подарит ему этот шиллинг. Найдется ли? Вот в чем был вопрос. Он уже подумывал вообще выбросить из головы эту затею…

В последний день семестра ученики, как всегда, занимались уборкой школы и школьного участка. Мальчики косили траву на спортплощадках, а девочки мыли и убирали классные комнаты. Чики работал неподалеку от мангового дерева, увешанного спелыми плодами, которые было запрещено трогать. Вместе со всеми Чики распевал песенку старых арестантов и размахивал в такт серпом. Последний день семестра — радостный день; если б еще не забота о переводных баллах! Конечно, экзамены не переводные, но все-таки… Чики вдруг услышал, как директор окликнул кого-то: «Абрахам!» — и выпрямился, чтобы посмотреть в чем дело. И еще несколько мальчиков выпрямились и посмотрели в ту сторону… И на том попались! Директор собрал всех, кто прекратил работать, отозвавшись на имя «Абрахам», и послал их тащить пожитки школьного миссионера в близлежащую деревню Окикпе.

— Это вам в наказание за любопытство! — сказал он со смехом.

До Окикпе было шесть миль пути и мост через реку Нкаса. Перед тем как отправиться, выяснилось, что мост смыло во время недавних дождей, их довезут на грузовике до переправы, а оттуда две мили до Окикпе мальчики понесут вещи на себе. Поначалу ребята испугались, но шофер заверил их, что река в том месте мелкая. Все-таки страх не прошел, особенно у Чики: он не умел плавать.

Чики сидел в кузове и чувствовал себя приговоренным к смерти: мальчишки постарше стращали его всякими небылицами о людях, будто бы утонувших в этой реке во время переправы вброд.

Чики решил про себя, что, если вода будет выше пояса, он просто повернет обратно. Когда шофер снял багаж миссионера с машины, самый старший из ребят, по прозвищу Папаша, заявил, что поклажу нужно разделить всем поровну.

— Все мы учимся в одном классе, значит, все равны, — заявил он.

Но водитель оказался добрым человеком и дал Чики только одну небольшую корзинку.

Ребята сняли с себя одежду, завязали ее в узелки и вместе с грузом положили на голову. Папаша вошел в воду первым и осторожно побрел вперед. Навстречу им с противоположного берега тоже двигались люди. Ах, была не была! Чики зажмурился и полез в воду следом за Папашей. Старшие мальчики, которые пугали его, первыми сдрейфили и топтались на берегу… А Чики вода дошла уже до груди, но он не поворачивал назад, как задумал. В какой-то момент он оступился на скользком камне и чуть не упал, но сумел сохранить равновесие. А потом вода пошла на убыль. Самая опасная часть реки была пройдена! Чики был доволен собой. Он быстро добрался до берега и только тогда горделиво оглянулся — его одноклассники еще продолжали бороться с течением у другого берега.

Остальная часть путешествия прошла без приключений, но главное осталось у Чики в сердце — он обрел уверенность в себе.

В школу они вернулись к шести часам вечера. Двери уже были заперты, и они смело направились к директору домой, чтобы узнать результаты экзаменов. Чики и еще два мальчика сдали экзамены успешно, а Папаша и еще трое провалились. Как только Чики услышал об этом, он бросился бежать, он испугался, что Папаша с досады изобьет его.

Отбежав на безопасное расстояние, Чики замедлил шаг и прокричал Папаше стихи, которые недавно сочинил их учитель:

Стихи были сочинены наспех, после того как три ученика их школы чуть было не отправились на тот свет, наглотавшись «мозговых пилюль». Какой-то бессовестный торгаш предложил им эти пилюли, заверив, что они, мол, укрепляют память. Ребята попали в больницу. Оттуда «пилюльщиков» выписали только через пять дней, и доктор сказал, что они еще счастливо отделались — могли остаться ненормальными на всю жизнь. А на экзамене все трое так дрожали, что с позором провалились…

Чики уже свернул с гудронного шоссе и пошел не по улице, а напрямую, по песчаной тропинке, которая укорачивала путь к дому пятнадцать по Оду-стрит, где жили его дядя и он сам. Ему под ноги попался крепкий, незрелый апельсин, и он стал подфутболивать его и незаметно вообразил себя центральным нападающим в большом футбольном матче. Он обводил воображаемых противников, и болельщики восхищенно орали, когда их любимец делал наиболее ловкие финты. Он обвел одного, другого и стал считать до трех перед завершающим ударом: «Раз, два, три… Г-о-о-л!» — закричал он на всю округу и поднял победно обе руки кверху, как это делают в такой момент настоящие футболисты. И в ту же секунду что-то сверкнуло у него перед глазами среди поднятого ногой фонтанчика песка. Он нагнулся и поднял. У него пошли круги перед глазами. Он закрыл их и открыл снова. У него на ладони лежала шестипенсовая монета. Он оглянулся, ища глазами того, кто мог ее обронить. Не было такого. Ни сзади, ни спереди — никого. Он сжал ладонь в кулак и сунул кулак с монетой в карман. После этого храбро пошел дальше. Но через несколько шагов не выдержал и побежал вприпрыжку.

Никогда раньше у Чики не было столько денег. Самая большая сумма, какую только ему приходилось держать в руке, было три пенса. Случилось это еще в давние времена, на пасху, когда он вместе с ребятишками «зарабатывал музыкой» у себя в деревне. У них был маленький, но настоящий деревянный барабан, обтянутый звериной шкурой, и еще один ненастоящий — большая жестяная банка из-под печенья. Музыкальными инструментами считались еще несколько трещоток, а проще говоря, консервных банок, жестяных коробочек из-под сигарет, наполовину заполненных камешками; у кого не было совсем никаких инструментов, те хлопали. Они всей кучей ходили от дома к дому и исполняли разные песни и танцы. За это им платили: кто монетой, кто заграничным печеньем, кто просто едой. К вечеру они кончали свои концерты и делили все заработанное. Чики, как правило, доставался трехпенсовик, который он тратил на земляные орехи.