Барабаны пустыни

— Который теперь час?

— У меня нет часов…

— Почему ты не пошла сегодня в школу?

— Я бросила школу год назад…

И тут я вспомнил слова матери о том, что отец Наимы запретил ей посещать школу, когда она стала девушкой, и, исправляя свою оплошность, поспешил ее успокоить:

— Это пустяки. Не все знания, полученные в школе, понадобятся в жизни. Главное — самой побольше читать и повышать свою культуру…

Меня постоянно мучил вопрос: годится ли Наима мне в жены? И тут же я отвечал — а почему нет?

После этой мимолетной встречи я обнаружил, что Наима заняла уголок в моем сердце и что я начинаю испытывать к ней нежную привязанность. Это была не любовь, а скорее желание защитить Наиму от жизненных бурь, стать ей добрым другом и наставником.

Айша зажигала в моей крови всепожирающее пламя страстей, а Наима будила в душе нежность и чувство искренней заботы, словно у старшего брата или отца.

Поэтому я выбрал Наиму… выбрал настоящее и будущее, выбрал жизнь.

Я сказал матери, что Наима мне нравится и я готов жениться на ней, потому что считаю наш брак богоугодным делом.

* * *

Прошло несколько месяцев… и вот Наима и я поселились в уютном маленьком домике, ставшем пристанищем двух любящих сердец, полных взаимной привязанности, понимания и нежности.

Наима была очень заботливой женой. Она с утра до ночи хлопотала по хозяйству, наполняя весельем и светом наш дом. Она принесла подлинное счастье в мою жизнь, сделала ее безоблачной, далекой от любовных бурь, взаимных упреков и эгоизма. Спокойное, тихое счастье! Я чувствовал, что Наима полностью, безраздельно принадлежит мне, что я ее хозяин и господин. Я искренне полюбил ее. Она старалась предугадать все мои желания и прихоти. Я не оставался в долгу. Нет высшего счастья в супружеской жизни, чем брать любовь и самому щедро дарить ее.

Она не умела хорошо готовить обеды и иногда плакала от своих неудач. Я утешал ее и доказывал, что она самая лучшая хозяйка на всем белом свете.

* * *

Бежали дни, наполненные сказочной музыкой, улыбками и звонким смехом Наимы, ее нежными взглядами и робким шепотом. Мне казалось, что моя жизнь — воплощение мечты философов и чаяний мыслителей. Мы с Наимой были живым воплощением мечты человечества о счастливой и мирной жизни.

Вот он — подлинный мир, мир душевного покоя и телесного счастья, когда сердца и души сливаются в волшебной гармонии.

Меня осенила мысль: на земле нет мира, потому что люди потеряли внутренний покой и живут в состоянии постоянной войны с самими собой, войны идей и взглядов. В этой войне побеждает эгоизм. Я искренне жалел людей, не способных вернуть на землю утраченный мир, и уважал их, ибо они вели изнурительную борьбу с самими собой. Понятие войны и мира не есть что-то застывшее, оно изменяется с изменением условий бытия.

* * *

В тот день Наима не встречала меня, как обычно, на пороге дома. Я открыл дверь и крикнул: «Наима!» Тишина…

Из внутренних комнат вышла моя мать. Забыв поздороваться, я испуганно спросил, где Наима.

Мать обиженно поджала губы:

— Так-то ты меня встречаешь?

— Извини, мама, я не знал, что ты здесь. Где Наима, что с ней?

— Успокойся! Наима в комнате, у нее легкое головокружение. Она послала за мной, чтобы я приготовила тебе поесть…

Наима лежала в постели, закрыв глаза.

— Что с тобой, любимая? У тебя побледнело лицо, под глазами черные круги. Тебе плохо?

Наима слабо улыбнулась:

— Все уже прошло, вот только слабость…

Я вызвал врача. Он осмотрел Наиму, вышел из комнаты и с улыбкой провозгласил, обращаясь ко мне и матери:

— Поздравляю вас! Ваша жена ждет ребенка.

…Ждет ребенка! О земля, о небеса, о звезды, о весь мир!

Я был на седьмом небе — Наима ждет ребенка. Мать поспешила оповестить об этом всех родных. Я прижал Наиму к груди и шептал ей на ухо самые нежные слова любви и признательности.

* * *

Проходили дни…

Я видел, как округляется стан Наимы, и мое сердце переполняла радость отцовства и ожидания сына, моего сына! Сын свяжет меня и Наиму узами, которые разорвет только смерть.

Наима с терпением и выдержкой переносила беременность. Она больше, чем я, сильнее, чем я, хотела подарить мне именно сына.

В конце августа, в самые жаркие дни, настал срок родов. Малыш уже настойчиво стучался в живот Наимы.

В тот душный вечер я рано вернулся домой. Наима встретила меня с улыбкой на пороге дома. Она старалась казаться веселой, но ее лицо выражало страдание. Она успокаивала меня, говорила, что чувствует себя хорошо, и не хотела, чтобы я вызвал врача.

Во время ужина я заметил на ее лбу крупные капли пота, но она вновь воспротивилась, чтобы я позвал врача.

В постели она быстро уснула. Я тоже начал дремать, но тут меня разбудили стоны Наимы.

— Что с тобой, любовь моя?

— Мне кажется, я рожаю…

Как безумный, я вскочил с постели и закричал:

— Как? Где? Когда?

Превозмогая боль, Наима рассмеялась:

— Али, прошу тебя, будь разумным и постарайся вызвать врача…

Было три часа ночи. Я бросился к телефону, вызвал врача, отца и мать.

Наима плакала, и я тоже едва сдерживал слезы.

Наима стонала:

— Али, где ты? Не оставляй меня! Ты нужен мне, как никогда, сейчас… мне больно, Али, облегчи мои страдания…

Пришли мать, отец и врач. Наима корчилась от боли и кричала. Врач осмотрел ее и сказал, что роды пройдут нормально.

Вот он — символ человечества. Врач, который помогает матери произвести на свет новое существо. В нем воплощены гуманизм, доброта, наука, культура. А рядом с ним мои отец и мать. Значит, все будет хорошо!

Как они были мне нужны сейчас! В их присутствии я видел божью руку.

О великий и всемогущий, милостивый и милосердный творец!

Придет ли наконец заря? Сегодня утро борьбы между жизнью и смертью!

И вдруг в тишину ночи ворвались автоматные очереди.

Я бросился к окну, распахнул его. Город спал, но издалека доносились звуки выстрелов.

Отец удивленно спросил:

— Как ты думаешь, что случилось?

Начали открываться окна в соседних домах. Прошло еще несколько минут, и послышался грохот идущих по улице танков и бронетранспортеров. Вот они уже под нашими окнами. Крики Наимы смешались с лязгом гусениц. Люди спрашивали, что же происходит в это утро в тихом городе Триполи.

Мы все столпились у окон, пораженные шумом и видом войск, идущих по улице. Вдруг я увидел высокого молодого офицера, стоявшего в открытой башне бронетранспортера, и закричал отцу:

— Смотри, это же наш Махмуд!

Махмуд вскинул голову, обвел взглядом окна и балконы, заполненные жителями, и крикнул:

— Братья, закройте окна!

Его взгляд упал на наш балкон, и Махмуд улыбнулся.

Раздался сильный крик Наимы. И вслед за ним — плач новорожденного.

Я крикнул Махмуду:

— Это революция, это революция, брат мой!

И десятки голосов вторили с балконов и из окон — революция, революция, революция!

И мать крикнула из комнаты Наимы:

— Сын, родился сын, Али! Тысяча поздравлений тебе! Нет ничего прекраснее сына!

Я крикнул вслед Махмуду:

— Он родился, родился…

И мой брат ответил мне издалека:

— Поздравляю новорожденного!

На рассвете ликующие толпы народа вышли на улицы Триполи, скандируя:

— Отдаем тебе душу и кровь, наша революция!

Новая жизнь рождалась в нашем доме, чтобы даровать нам счастье, которому нет конца.