Демократия как вырождение (СИ)

Описывая разные виды концернов, Сорель противопоставлял спекулянтов, «жертвующих всем из желания достичь быстрых выгод», промышленникам, которые «всегда озабочены расширением сферы и средств своей деятельности и жертвуют охотно выгодами сегодняшнего дня в интересах будущего». К этому благородному виду концернов он отнес германские картели, «говорящие о хозяйственных задачах политическим языком». – Владельцы этих картелей утверждали, что продажная цена товаров должна включать издержки производства и незначительную прибыль, что одни только производители в состоянии устанавливать необходимые и законные цены, и что спекуляция присвоила себе исключительное право производителей.

Эта констатация немецких особенностей в значительной мере объясняет будущие политические события в Европе. Обходящаяся без спекуляций, высокоэффективная работа германской промышленности, отвергавшей методы финансовых спекулянтов, стала одной из главных причин международного заговора против Германии, приведшего к Второй мировой войне. Бурдо писал о городах германской империи: «Жилища для рабочих составляют предмет забот всех классов общества. Городские управления в крупных городах Германии нанимают дома для рабочих. Города стремятся, чтобы общественные предприятия не эксплуатировались акционерными обществами… Всё это происходит помимо социалистов». По мнению Сореля, из всех европейских стран лишь Германия легко восприняла самые прогрессивные приемы работы. «Немецкий промышленник – новатор, и он не парализован, как его английский собрат, тиранией рабочих союзов» /!/. – Это доказательство возможного сотрудничества классов при капитализме не смущало ученого.

В 1884г. Бисмарк заявил в рейхстаге, что в вопросе о социальном законодательстве он руководствуется принципами прусского земельного права 1794г.: «Государство должно взять на себя попечение и заботу о гражданах, которые не могут сами добывать себе средства к существованию, или получать их от частных лиц, несущих обязательства в силу особых законов. Тем гражданам, которые лишены средств или возможности содержать себя и свою семью, должен быть доставлен труд, соответствующий их силам и способностям». Эта государственная позиция подвергалась критике слева и справа, – Сорелем и Лебоном, так как оба протестовали против растущей роли государства. Лебон видел в ней опасность социализма, а Сорель – угрозу социализму, у которого отнимали право заботиться о гражданах. Приходиться признать, что благородный принцип, изложенный Бисмарком, воплощался с 1923г. в Италии, с 1933г. в Германии и с определенной спецификой – в Советском Союзе.

Но Сорель подозревал германские картели в постановке целей, носящих «общий или государственный характер» и, в соответствии со своим неприятием государства в любой форме, сравнил их с исчезнувшими общественными типами. «Картели являются коллективной господской властью, подобной общинам Средневековья…и находятся в непосредственном соприкосновении с правительством», – писал он. Подводя под свое недовольство юридические соображения, Сорель цитировал Гегеля: «Государство есть само по себе нравственная общность, осуществление свободы», назвав эту формулу крайне вредной, так как она «заставляет нас придавать воле главы государства преувеличенное значение, ограничивая волю права» /«Фридрих II – это гегелевское государство»/.

Однако право, персонифицированное в фигуре вождя государства, противостоит ненавидимому Сорелем буржуазному миру. Приводимые им примеры из германской экономики и политической жизни Германии, противоречат его собственным выводам, во многом верным для других стран. Сорель часто возвращался к Германии, словно зачарованный мощью универсального хозяйствования и политической самобытностью этого государства.

Критикуя законодательные усилия германских руководителей в пользу народа, как общественный долг, он всё же давал им почти объективную оценку: «Иной раз немецкие феодалы /иносказательное обозначение правителей Второй империи – И.Б./ взбираются на более высокую ступень консервативного социализма /!/; вся страна рисуется им подчиненной администрации, аналогичной той, которая управляет крупными владениями прусского государства».

Однако Сорель придал своей критике еще одно направление: «Если идеи об общественном долге являются внутренним, существенным содержанием современной демократии, то было бы насущной, безотлагательной потребностью повести беспощадную борьбу против этой самой демократии». В таком понимании «общественный долг», как маскировка колоссальных преимуществ правящего слоя пред правом народа, действительно не заслуживает уважения. Тогда вслед за Сорелем решительную борьбу с демократией нужно признать социальной необходимостью.

Удаляясь от экономических тем, доводы французского социолога обретали наибольшую доказательную силу. «Всякое участие в политике, в какой бы форме оно ни происходило, причиняет социализму только вред, ибо оно заставляет придавать значение только торгу, спекуляции. В нем затемняется одновременно и правовой, и революционный дух». Эти слова Сореля относятся к политике в рамках буржуазного государства. Однако, в такой же степениверны суждения социолога о социализмев динамике его развития, доходящего до нашего времени: «Социалистическое вырождение сопровождается всюду моральным упадком».– Дегенерация социализма предвиделась Сорелем задолго до того, как этот строй обрел интернациональное воплощение в первый период существования СССР. Но острота социального зрения Сореля убедила его в значении совершенного Сталиным переворота, и резкое усиление государственной власти не помешало французскому социологу прозреть черты национального социализма в действиях руководства России.

С силой философского обобщения Жорж Сорель выразил мысль о преимуществе свой грандиозной идеи мифа над бескрылым буржуазным мировоззрением: «Необходимо отличать учреждения от идей. Их видоизменения не зависят от одних и тех же причин. Бывает, что институты исчезают и неизвестно, возродятся ли они когда-нибудь. Идеи же, очевидно, не исчезают. К ним, как к науке, можно применить концепцию прогресса». Действительно, история многократно доказывала, что если главная идея верна, то ее осуществление – лишь дело времени, даже если она кажется фантастической обывательскому уму.

К этому обобщению Сорель добавлял изложенную с лаконичным изяществом практическую рекомендацию, содержащую здравую долю протеста против формальной логики: «Чтобы сделать полезное дело, необходимо с точки зрения социалистической концепции отделить временное и преходящее от того, что является действительно характерным, и найти в экономической жизни элементы, которые можно рассматривать как основное ядро. Это не всегда легко достижимо, потому что экономическая структура состоит из массы случайно накопленных разнообразных элементов. Кроме того, наиболее жизнеспособные системы социальной философии никогда не бывают вполне координированными. Если бы они стали совершенно логичными, они, вероятно, потеряли бы большую часть своего влияния на мир». – Блестящая защита преимуществ мифа!

Воплощение в жизнь мифа у Сореля не случайно связано с фигурой вождя. Его отвращение к демократии распространялось на все возможные проявления так называемого народовластия, т.е. имело психологическую основу и коренилось в недоверии к способности народа самостоятельно решать вопросы государственной важности. «Одно дело иметь вождей, решающих на основе собственных богатых знаний, другое – иметь простых чиновников, которые занимаются лишь одной частью труда, и деятельность которых оценивается соответственно их заслугам», – писал Сорель.

Он отвергал стихию реформаторства и бесперспективную, с его точки зрения, медленную эволюцию. Называя Прудона гениальным человеком за глубокое проникновение в стихию труда, Сорель упрекал его за превращение из «великого разрушителя общественного строя» в «философа, моралиста и реформатора». Отвращение Сореля к реформаторству принимало агрессивную форму, теряя связь с пролетарским вопросом: «Люди развлекаются реформой мира, когда нельзя думать о его завоевании с оружием в руках» /!/. – В знаменательных недоговорках Жоржа Сореля – один из источников его силы.