Конец вечного безмолвия

— Позвольте, господин Громов!

Громов положил ложку, одернул мундир, вытер тыльной стороной ладони усы и тяжело вывалился из-за стола.

Все расступились, образовав свободное пространство посреди комнаты. Держа одной рукой ладонь Агриппины Зиновьевны, а другую положив на то место, где у хозяйки начиналась округлость, Громов повел даму, вальсируя среди пораженных анадырцев.

Сдержанный шепот восхищения пронесся над столом.

Милюнэ застыла в изумлении — Агриппина Зиновьевна и Громов двигались в удивительном согласии с музыкой. Все грузное тело женщины от полных ног до плеч вздрагивало в такт ритмичным ударам.

Милюнэ перевела взгляд на Тренева. Иван Архипович смотрел на жену, и лицо его как-то странно скривилось, будто у него неожиданно заболел зуб.

Никто сначала не понял, что случилось. Музыка тонко взвизгнула, будто кто-то прижал хвост ненароком забредшей собаке. Наступила тишина, и в этой тишине отчетливо послышался голос Тренева:

— Агриппина Зиновьевна!

Он встал из-за стола и решительно шагнул к танцующим.

— Довольно, Груша, пора домой.

— Ваня, Ванечка, — пыталась что-то сказать Агриппина Зиновьевна, но Тренев не слушал ее и изо всех сил тащил за собой.

Возле дверей Тренев увидел Милюнэ и сердито крикнул ей:

— И гы тоже иди домой!

Арене Волтер закрыл дверь, вернулся в домик и сказал собравшимся:

— Никого.

— А что собака лаяла? — спросил Михаил Куркутский.

— Тренев с женой и Маша бежали! — ответил Волтер.

Безруков подумал и спросил:

— А как насчет Милюнэ? Она бы нам очень подошла. Живет в доме у Тренева, а к нему, похоже, сходятся многие нити. Знает чукотский и русский и сама представительница местного населения. — Он оглядел присутствующих. — Что ты скажешь, Куркутский?

— Все же она баба!

— Ну что вы, товарищ Куркутский! — укоризненно заметил Безруков. — В революции для нас нет ни баб, ни мужиков — товарищи.

— В том и загвоздка, что товарищем ее не назовешь. Больно красива, — вздохнул Куркутский.

Безруков засмеялся:

— А что в этом плохого? Революция приветствует красоту. Тебе, Куркутский, подпольная большевистская группа дает задание — выявить политическое лицо и пригодность для нашего дела чукчи Тымнэро и служанки Треневых Маши… Задача ясна, товарищ Куркутский?

— Ясна, — вздохнул Михаил.

— Второе, — продолжал Безруков. — Оружие и боеприпасы. Как насчет этого, товарищ Волтер?

— Мы имеем шесть револьверов системы «браунинг» с комплектом патронов, — перечислял Арене, — пять винтовок русских тоже с патронами, три охотничьих ружья.

— Если возникнет необходимость, где еще можно достать оружие?

— У Бессекерского склад полон оружия, — сказал Михаил Куркутский.

— Ближайшая задача — выявить людей, которые могут войти в нашу боевую подпольную группу, — сказал Безруков. — Для этого надо побывать на угольных копях, в ярангах местных жителей…

Кто-то завозился у дверей.

В комнату вошел Александр Булатов.

— Что сидите в табачном дыму? На улице такая благодать!

— И верно! — весело ответил Дмитрий Хваан. — Чего мы тут киснем?

Гурьбой потянулись из домика и спустились к лиману, где в ровном свете белой ночи рыбаки возились возле ставных сетей.

— Благодатная река, — задумчиво произнес Сергей Безруков, глядя, как старик тащил короткую ставную сеть.

— Я тут услыхал — ждут японский пароход.

Жена Громова на нем едет, — сказал Булатов. — Может, на этом пароходе удастся перемахнуть на тот берег?

— Ну что же, — подумав, ответил Безруков. — Вольному воля… Только сомневаюсь, что ты доберешься до родной Смоленщины.

— Почему? — вскинулся Булатов.

— Все же через чужую землю без денег, без знакомых…

— Но добрался же я сюда, — возразил Булатов.

— Сюда-то добрался, — согласно кивнул Безруков. — А что собираешься делать у себя в деревне?

— Работать, — твердо ответил Булатов. — Говорят, землю дали… А у меня вон — видите мои руки? Уж сколько лет я не брал теплой, весенней земли. Соскучился.

— А ты уверен, что землю дали? — спросил Безруков, свертывая самокрутку.

— Так по всей же России! — ответил с жаром Булатов.

— А вот и нет, — сухо заметил Безруков. — Адмирал Колчак, верховный правитель Сибири, с помощью своих союзников возвращает власть помещиков и капиталистов. Никаких раздач земли и фабрик крестьянам и рабочим.

Булатов растерянно посмотрел на Безрукова и забормотал:

— Нет, нет, не может такого быть… Разве можно? За что же боролись, кровь проливали? Не-ет, да разве мужик запросто отдаст землю, если он ее получил?

— Его и спрашивать не будут, — вступил в разговор молчавший до этого Хваан, — силой возьмут, и все.

— Так и силой можно не отдать! — сердито сказал Булатов.

— Как это? — с интересом спросил Безруков.

— А так! — убежденно произнес Булатов. — Не позволят. Не может быть. Да я слышал еще в Германии в плену, во Владивостоке: есть такая партия — большевики. Во главе с Лениным. Они за бедного человека, за простого рабочего.

Хваан с Безруковым переглянулись.

Старик выпростал пойманную рыбу из ячей, (сложил добычу в жестяной таз и длинной палкой снова вытолкнул снасть в спокойную гладь Анадырского лимана.

— А почему бы нам не купить рыбы да не попробовать здешней ухи? — предложил Хваан.

Он подошел к старику и выторговал у него две большие рыбины.

Вернувшись домой, затопили печь и занялись стряпней.

Булатов с видимым удовольствием разделывал рыбу. Он вывалил на чистую доску икру и спросил:

— А с этим что будем делать?

— А мы ее мигом засолим, — весело отозвался Михаил Куркутский. — Через пять минут икра будет готова.

Безруков внимательно наблюдал, как ел Булатов. Он черпал ложкой неспешно, глубоко, а потом, подставив кусок хлеба под ложку, осторожно нес ее ко рту, стараясь не уронить ни капли. Ложка у Булатова по солдатской привычке была своя, и он носил ее всегда за голенищем сапога. После еды Булатов аккуратно обтер ложку и засунул на место.

Милюнэ пришла в ярангу Тымнэро и уселась у горящего костра. Выпростала из узелка гостинцы для девочки и обломок кирпичного чая.

— Кыкэ — русский чай! — с радостью заметила Тынатваль.

— На пароходе привезли, — ответила Милюнэ. — Товар мой хозяин получил.

— На шкурки менять будет? — поинтересовался Тымнэро.

— Не до шкурок ему, — ответила Милюнэ. — Такое случилось! Не хочет отдавать свою жену новому начальству.

Милюнэ для Тымнэро стала как бы окошком в мир тангитанов. Оттуда нескончаемым потоком шли самые причудливые новости.

— Хотел, что ль, взять начальник твою хозяйку? — спросил Тымнэро.

— Хотел, еще как хотел, даже глаза закрывал, — с жаром произнесла Милюнэ. — Прильнул к ней, будто вдруг детенышем стал, закрыл глаза… Танцевал с ней. Ну, Архипыч и заметил это. Взял за руку жену и оторвал от начальника.

— Кыкэ вынэ вай! — с ужасом произнесла Тынатваль. — Как же он посмел? Говорят, у него золотые наплечники, как у Армагир-гина?

— Ии, — кивнула в знак согласия Милюнэ. — Оторвал и потащил. И меня заодно прихватил. Пришли домой, и тут вся смелость его и покинула. Встал он перед своей женой, а та вся красная. Внутри бурлила, вот-вот лопнет…

Милюнэ замолкла, еще раз хлебнула чаю.

— Мне поначалу и показалось, что она лопнула, — продолжала она. — Такой был звук. Это она так ударила своего мужа. Большой своей жирной ладонью по щеке. Да так сильно, что вся рука отпечаталась на лице Архипыча…

— А что он? — нетерпеливо спросил Тымнэро,

— Он-то? Он ничего. Слегка пошатнулся, но ничего не сказал. Повернулся и пошел в комнату. И там рухнул на постель.

— Какая безжалостная она! — заметила Ты-натваль.

— Ии, — согласилась Милюнэ. — Села она в своем красивом платье на стул поодаль от постели и в окно стала глядеть… Только будто пар из нее сразу вышел, потому что бледная очень стала. Потом увидела я — плачет…