Толедский собор

Наши революціи были мимолетными мятежами; въ народ слишкомъ сказалось долгое церковное рабство, и вс испанскія возстанія останавливаются у порога церкви. Вы можете быть спокойны, народъ не ворвется въ стны собора. Но вы сами знаете, что это не потому, что воскресъ религіозный духъ прежнихъ вковъ.

– Это правда,- сказалъ донъ Антолинъ. Вра исчезла. Никто не приноситъ жертвъ на пользу храма Господня. Только въ часъ смерти, когда людей одолваетъ страхъ, они иногда приходятъ намъ на помощь.

– Вы правы, и я долженъ прибавить, что и испанцы равнодушны къ вопросамъ вры по недомыслію. Они уврены, что попадутъ на небо или въ адъ, потому что имъ это внушили, но при этомъ они живутъ какъ придется, не думая о грядущемъ. Они врны традиціямъ вры, въ которой ихъ воспитали, но никогда не размышляютъ о религіи. Они – ни врующіе, ни атеисты, а принимаютъ за вру то, что принято, и живутъ въ какой-то умственной спячк. Всякій проблескъ критической мысли убивается страхомъ передъ осужденіемъ другихъ. Судъ закоснлаго въ предразсудкахъ общества замнилъ прежнюю инквизицію. Всякій человкъ, разбивающій рамки общепринятаго, возбуждаетъ общій гнвъ и осуждаетъ себя на нищету или одиночество. Нужно быть такимъ, какъ вс,- иначе нтъ возможности существовать. И вотъ почему у насъ невозможна оригинальная мысль, невозможны плодотворныя революціи. Вра умерла въ испанцахъ, но характеръ націи не измнился. Остался культъ традицій, преграждающій путь къ прогрессу. Даже революціонеры считаются съ предразсудками. Конечно, церковь бдна въ сравненіи съ ея прежними несмтными богатствами, но положеніе ея еще прочное. Пока у насъ будутъ попрежнему бояться суда людей и страшиться каждой новой идеи – до тхъ поръ вамъ нечего бояться революціи: какъ она ни будетъ бушевать, васъ она не коснется,

Донъ Антолинъ разсмялся.

– Теперь я совсмъ тебя не понимаю, Габріэль. Я возмущался твоими словами и думалъ, что ты, какъ многіе другіе, жаждешь революціи и водворенія республики, которая отниметъ у насъ все. А ты, оказывается, всмъ не доволенъ. Я радъ. Ты не страшный врагъ – ты слишкомъ многаго требуешь. Ho послушай, неужели ты дйствительно думаешь, что Испанія теперь еще въ такомъ же дикомъ состояніи, какъ въ т вка, о которыхъ ты говоришь? Я все слышу о желзныхъ дорогахъ, фабрикахъ и заводахъ, наполняющихъ города и возвышающихся высоко надъ колокольнями церквей къ радости нечестивыхъ.- Прогрессъ, конечно, есть,- пренебрежительно отвтилъ Габріэль.- Политическія революціи привели Испанію въ связь съ Европой, и потокъ захватилъ и насъ,- какъ онъ захватилъ дикія племена Азіи и Америки. Но мы идемъ слдомъ за другими, безъ всякой иниціативы, плывемъ по теченію, въ то время какъ сосди, боле сильные, плывутъ впереди насъ. Въ чемъ результаты прогресса въ Испаніи? Наши желзныя дороги, очень плохія, принадлежатъ иностранцамъ; промышленность, въ особенности самое главное – металлургія – тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Національная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекціонизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мст, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дло. Наиболе смлые покупаютъ государственныя бумаги, а правительство продолжаетъ растрачивать государственные доходы, зная, что всегда найдетъ у кого занимать деньги и гордясь кредитомъ, какъ доказательствомъ своего богатства.

Милліоны гектаровъ земель пропадаютъ безъ правильнаго орошенія. Обработка неорошенныхъ земель – у насъ единственный родъ земледлія, и въ этомъ сказывается фанатизмъ, вра въ молитвы и небесныя воды, а не въ плодотворный трудъ рукъ человческихъ. Рки высыхаютъ лтомъ, а когда он наполняются зимой, то наступаютъ губительныя наводненія. Есть достаточно камня для построекъ церквей, но нтъ – для плотинъ и бассейновъ. Воздвигаютъ колокольни и въ тоже время истребляютъ лса, которые привлекали бы дождь.

Но самая ужасная язва нашего земледлія – рутинность крестьянъ, отвергающихъ всякіе научные пріемы во имя старыхъ традицій. "Минувшія времена – самыя благодатныя; такъ воздлывали землю мои предки – такъ буду воздлывать ее и я". Невжество возводится въ національную гордость. Въ другихъ странахъ разсадниками прогресса являются школы и университеты,- у насъ же они создаютъ интеллигентный пролетаріатъ, который гонится только за мстами и не желаютъ никакихъ реформъ. Учатся, чтобы имть дипломъ, обезпечивающій заработокъ, а не для того, чтобы пріобртать знанія. Профессора и ученые, большею частью – адвокаты или доктора, занятые своей профессіей и не интересующіеся наукой. Они читаютъ лекціи по часу въ день, повторяя, какъ фонографы, то, что читали за годъ до того, а потомъ возвращаются къ своимъ процессамъ и къ своимъ больнымъ, равнодушные къ тому, что пишется посл ихъ вступленія въ должность. Вся испанская наука – изъ вторыхъ рукъ, все переведено съ французскаго, да и эти переводы мало кто читаетъ, довольствуясь учебниками, читанными въ дтств, и знакомясь съ завоеваніями европейской мысли по газетамъ; вс заняты практическими интересами; студенты абсолютно не развиты; ихъ отрываютъ отъ дтскихъ игрушекъ, чтобы послать обучаться практическимъ знаніямъ, и посл короткаго ученья они становятся нашими управителями, законодателями и юристами. Разв это не смшно?

Габріэль не смялся, но донъ Антолинъ и другіе восторженно внимали его словамъ. Старику священнику были пріятны всякіе нападки на современность, и онъ выразилъ одобреніе Габріэлю.

– Бдовый ты!- сказалъ онъ Габріэлю.- Никому спуску не даешъ.

– Наша страна обезсилена,- сказалъ Габріэпь.- Въ другихъ странахъ сохраняютъ остатки старины, берегутъ ихъ и облегчаютъ къ нимъ доступъ, a y насъ, гд процвтали вс виды европейскаго искусства,- римское, мавританское,- все гибнетъ отъ недостаточнаго присмотра. Народъ уничтожаетъ драгоцннйшіе памятники старины. Вся Испанія – запыленный и запущенный музей со старымъ хламомъ, не привлекающимъ даже туристовъ. Даже развалины у насъ развалились!

Донъ Мартинъ, молодой священникъ, молча глядлъ въ глаза Габріэлю, и въ его глазахъ свтился восторгъ. Другіе слушали, опустивъ голову, зачарованные смлостью рчей, прозвучавшихъ въ церковныхъ стнахъ. Одинъ донъ Антолинъ улыбался; его забавляли слова Габріэля, хотя онъ былъ увренъ въ ихъ явной нелпости. Становилось уже темно, солнце зашло, и Марикита стала звать дядю домой.

– Сейчасъ, сейчасъ, иду,- сказалъ донъ Антолинъ,- я только еще долженъ ему что-то сказать.

– Послушай,- сказалъ онъ,- обращаясь къ Габріэлю:- ты вотъ все такъ осуждаешь. Испанская церковь, развалившаяся отъ старости по твоимъ словамъ, обднла; но и этого теб мало. Какое же ты предлагаешь средство, чтобы поправить дло? Скажи намъ, и потомъ пойдемъ домой. Становится холодно.

Онъ посмотрлъ на Габріэля, улыбаясь съ отеческимъ сожалніемъ, глядя на него какъ на ребенка…

– Увы,- отвтилъ Габріэль,- я не знаю средства. Насъ можетъ исцлить только научный прогрессъ. Вс народы шли одинаковымъ путемъ; сначала они властвовали мечемъ, потомъ ихъ сила опиралась на вру, а затмъ уже на науку. Нами владли воины и духовенство. Но мы остановились на порог современной жизни, не ршаясь обратиться къ наук, которая могла бы насъ спасти. Испанія слишкомъ отдалилась отъ свта науки, который доходитъ до насъ только въ холодныхъ, слабыхъ отблескахъ. Мы слишкомъ горли врой, и теперь обезсилли, какъ люди, испытавшіе серьезную болзнь въ ранней юности и навсегда оставшіеся безсильными, осужденные на преждевременную старость.

– Знаемъ мы,- сказалъ донъ Антолинъ, направляясь къ дверямъ своей квартиры.- Наука… о ней постоянно говорятъ въ такихъ случаяхъ… Нтъ, лучшая наука – это любить Бога. До свиданья.

– До свиданья, донъ Антолинъ. Но не забывайте вотъ чего: мы никогда не выходили изъ-подъ власти вры и меча. To вра, то мечъ управляли нами. А никогда не было рчи о наук. Она никогда не властвовала въ Испаніи хотя бы одн сутки.