Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

Если я и делал это ради кого-то, так только ради Кэтрин Телепромптер, как ни странно это звучит. Я хотел ответить на ее вопрос, почему я ушел из Отдела. Я хотел показать ей, что означает моя работа и что будет после того, как я раскрою дело. Как это будет отличаться от версии Отдела.

Но в конце концов я делал это и не ради нее. Рано или поздно ко мне возвращается старомодное чувство возмущения. Я рассмеялся, хотя мне в пору было плакать. Или меня, или весь остальной мир нужно исправить, как следует исправить. Возможно, обоих.

Каким-то образом я провел остаток этого вечера. По обилию пустых формочек для льда в раковине на следующее утро я сделал вывод, что это имело отношение к выпивке, но, если честно, я не помню ни черта.

Глава 19

Наутро я поднялся с головой, какая бывает от пятидолларовой бумажки, если вы тратите ее на бутылку вина по четыре девяносто восемь. Решив тем не менее вести себя как инквизитор при исполнении, я обработал внутренности своего черепа зубной пастой, лосьоном для рта, глазными каплями и аспирином, одновременно набрасывая в уме список мест, где я хотел побывать, и людей, с которыми хотел бы поговорить. Первыми в списке значилась архитектурная фирма “Коппермайнер и Бэйзуэйт”. Именно эти имена я списал с синек в спальне Пэнси Гринлиф, и это место показалось мне не хуже и не лучше остальных, чтобы с него начать.

Музыкальная версия новостей была в это утро громкой и бравурной, что плохо сочеталось с моей головной болью, и я ее выключил. Той информации, что мне нужна, в музыкальных новостях все равно не будет. Я сделал себе чашку кофе, крепкого до густоты, и сопроводил ее высохшим тостом и парой кусков сморщенного яблока. Когда я выбрался из квартиры, солнце стояло уже высоко в чистом небе, а мои часы показывали одиннадцать.

Я проехал по Юниверсити-роуд к стоянке у “Альбернети-Овермолл”, где находился офис Коппермайнера и Бэйзуэйта. “Овермолл” состоял из стекла и хрома и слепил глаза всякому, кто смотрел на него с залива. Въехав в тень, я оказался в такой темнотище, что чуть не врезался в бетонный бордюр. Потом я с облегчением сдал машину бульдогу, дежурившему на стоянке, и поднялся в лифте на нужный мне этаж.

Архитектурные бюро всегда свидетельствуют против архитекторов, и Коппермайнер и Бэйзуэйт не являлись в этом смысле исключением. Вестибюль мог служить чем угодно, только не местом, куда люди заходят, говорят с секретарем за стойкой и ждут своей очереди, сидя в креслах. Тем не менее я ухитрился проделать почти все вышеперечисленное, только не сел ждать, поскольку никак не мог определить, что же здесь исполняет функцию кресел. Комната была изваяна из литого стекла, пронизанного там и сям балками из жженого алюминия, и, хотя кое-где их сопряжение и напоминало место, куда можно сесть, я не решился опуститься на них из страха, что не смогу больше встать. Так я и остался стоять.

Не прошло и несколько минут, как дверь в глубине помещения отворилась и ко мне вышел один из архитекторов, протягивая руку почти с полпути. Он был неплохо пострижен, только вихор на затылке, похоже, должен был придавать его обладателю слегка мальчишеский вид. Я протянул руку наперехват. Если бы я промешкал с этим, он мог бы промахнуться или, в избытке энтузиазма, двинуть мне своей рукой по животу. Я решил, что он принял меня за клиента.

– Кол Бэйзуэйт, – представился он.

– Конрад Меткалф, – ответил я, пытаясь убавить ему энтузиазма четким выговором слогов.

– Пройдемте ко мне в кабинет.

Он посторонился, пропуская меня, потом почти вдвое сложился в талии, шепча что-то секретарше. Я вошел, выбрал себе наименее опасно выглядевшее кресло и сел. Кол Бэйзуэйт закрыл дверь и направился к своему кожаному креслу. Я достал лицензию и положил на стол.

Его лицо обвисло, словно до этого удерживалось только избытком оптимизма. Уголки рта скривились в брезгливой улыбке.

– Должно быть, вы думаете, что я могу вам в чем-то помочь, предположил он.

– Вот именно. Я обнаружил ваше имя в связи с одним расследованием и надеялся, что вы не откажетесь ответить на несколько вопросов.

– Идет.

– Ваша фирма выпустила комплект чертежей чего-то вроде ночлежки, пристроенной к существующему дому. Вы помните такой проект?

– Мы все время выпускаем чертежи, – сказал он. – Назовите заказчика.

– Мейнард Стенхант.

Он пробежал пальцами по клавишам и глянул на монитор.

– Нет. Среди наших клиентов он не значится.

– Попробуйте Пэнси Гринлиф. Я нашел эти чертежи у нее в комнате.

Он бросил на меня странный взгляд, потом обратился к компьютеру.

– Нет. Извините. Должно быть, вы спутали фирму.

– Никого по фамилии Стенхант? Его жену зовут Челеста.

– Совсем никого. Очень жаль.

Пока мне не везло, но я не собирался сдаваться. Мне необходимо было разговорить Бэйзуэйта и потянуть время.

– Ладно, – сказал я. – Начнем сначала. Давайте проверим ваш профессиональный опыт. Позвольте, я опишу вам помещение: восемь двухъярусных коек у стены, и на каждую койку приходится меньше трех футов. Это помещение расположено над чем-то вроде клубного зала, прижавшегося к комфортабельному современному дому в богатом районе. Для чего это может предназначаться?

– Я… право, я не могу сказать.

– Животные, – предположил я. – Так мне кажется. Обращенные животные. Может, это предназначено для их прислуги.

– У нас есть овца, – сказал он. – Мы соорудили ей комнату на задах дома. Но она предпочитает спать на полу, свернувшись клубочком.

– У кого овца?

– У моей семьи. Я хотел сказать только, что животные – даже обращенные – вряд ли будут спать на двухъярусных койках.

Мне удалось заинтриговать Бэйзуэйта, но, в общем, вся архитектурная линия следствия оказалась пустой тратой времени. Возможно, тот, кто делал чертежи, если они вообще означают хоть что-то, просто украл штамп Коппермайнера и Бэйзуэйта. Может, мне стоило поспрашивать секретаршу.

– О’кей, – сказал я. – Логично. Но для кого тогда эти койки? Обратите внимание, шестнадцать штук. Многовато народа для одной комнаты.

– Напоминает детей, – сказал он.

– Детей?

– Верно.

– Каких еще детей? Детей больше нет. Они теперь все башкунчики. Кстати, какого роста башкунчик?

– Как раз впору для ваших коек, – ответил Бэйзуэйт.

– Боже праведный.

– Простите?

– Я сказал: Боже праведный. Кол. Я просто ощущаю себя дураком. В этом деле присутствуют башкунчики, по крайней мере один, так что я мог бы и сам догадаться. Вы здорово помогли мне.

Бэйзуэйт был весь улыбка. Он помог частному инквизитору в расследовании, что подняло ему настроение, Теперь ему будет что рассказать приятелям. Это было не хуже, чем заполучить нового клиента. Я еще раз пожал ему руку и встал. Вот и все.

Почти. Должно быть, я вообще не люблю хеппи-эндов, ибо что-то остановило меня, не успел я дойти до двери. Я повернулся, и улыбка снова обозначилась на лице Бэйзуэйта, но не мгновенно. В предшествующую этому секунду я успел увидеть то, что сменило ее, и это мне не понравилось.

Я тоже изобразил улыбку, вполне сопоставимую с бэйзуэйтовой, но от двери отошел.

– Да, вспомнил, – произнес я. – Попробуйте поискать в списке ваших клиентов еще одно имя.

– Стреляйте, – улыбнулся он, сложил руку пистолетиком и нажал на воображаемый спусковой крючок.

– Денни Фонеблюм.

Имя обладало волшебной силой. Стоило только его упомянуть, оно обрывало беседу. При виде моей лицензии лицо Бэйзуэйта скисло, теперь же оно превратилось в напряженную маску с приклеенной улыбкой. Он положил руку на клавиши и отстучал имя.

– Нет таких.

Я подошел поближе, чтобы видеть монитор.

– Вы неверно набрали. Не “ФонеНблюм”. Одно “н”.

На этот раз я внимательно следил за его руками, и он знал это. На экране высветились имя и известный мне адрес в холмах. Черт, я мог так и уйти из офиса, не догадавшись об этой связи.

– Какое совпадение, – произнес я. – Должно быть, он и заказывал эти синьки. Наверное, у него застопорилось что-то со строительством, вот вы и забыли. Но имя осталось в ваших списках Кстати, что вы делаете с этими именами?