Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

– Вы неправильно понимаете наши взаимоотношения. Я познакомил Мейнарда Стенханта с его будущей женой. Можно сказать, их союз – моих рук дело. Челеста очень забывчива, но обязана мне многим, и, надеюсь, она еще вспомнит об этом.

– Творение ваших рук под конец никуда не годилось. Стенхант нанимал меня следить за Челестой, когда она сбежала на Кренберри-стрит.

– Да, – мрачно согласился он. – Она такая. Нам все время приходилось приглядывать за ней.

– Пэнси Гринлиф – ее подружка?

Его брови почти завязались в узел.

– Нет, нет. Ничего такого. Просто друг семьи.

– Еще один друг, живущий только благодаря вашей любезности?

– Как вам будет угодно считать.

– Ну, малютке Пэнси ваша любезность не идет впрок. Я обнаружил ее в отключке после дозы запрещенного порошка. Чего-то под названием Вычиститель – для тех, кому недостаточно просто забывать. Если верить порошечнику, с которым я беседовал, Пэнси чистит свою голову изнутри словно тыкву на Хэллоуин.

– Ее брат совершил убийство. Я могу понять, почему она хочет.”

– Ага, – перебил я. – Кстати, кто снабдил ее этим зельем?

– Вы меня в чем-то обвиняете?

– Как вам угодно считать.

Он улыбнулся и отпил еще из своего стакана. Я использовал паузу, чтобы распрямить спину и перевести дыхание. Мне это было очень кстати. Я не привык к встречным расспросам. Вдобавок я ощущал себя неуютно в этом подземном доме. Я вспомнил о кенгуру и вонючем парне, ожидающих в ярко освещенной бетонной камере, и подумал, так ли легко будет выбраться из этой дыры, как я попал внутрь.

– Я не нюхаю порошок, – заявил Фонеблюм, сделав еще глоток. – Тем более не поставляю его. Мне не первый год известно про пристрастия Пэнси. Жаль, конечно, что она села на иглу, но я знаю, что не в силах остановить это. А вы нюхаете? Сам я никогда этого не понимал.

– У меня есть состав на случай необходимости. – Я выругал себя за то, что сказал это, будто оправдываясь.

– Отдел и изготовление порошков для меня почти одно и то же, – сказал он. – Порошок – это средство контроля над людскими массами. Он ограничивает их способность к сопротивлению, вы со мной не согласны? Вам кажется, что вы одиночка, борец за истину в мире лжи, и тем не менее сами покупаетесь на самую страшную ложь. Вы втягиваете ее носом и позволяете ей попадать в вашу кровь.

– Пошли вы знаете куда?

– Фу!

– Давайте поговорим о деле, – сказал я.

Инициатива в разговоре безнадежно от меня уплывала. Кроме того, Фонеблюм напомнил мне о том, что мне не помешало бы принять понюшку-другую, хотя я не видел для этого подходящей поверхности.

– Вы знакомы с Пэнси несколько лет. Кто отец ребенка?

– Не имею ни малейшего представления.

– Кто заплатил за дом? Это ведь дорогой район.

Он снова вздохнул.

– Вы заставляете меня касаться не самых приятных подробностей, мистер Меткалф. В свое время Пэнси Гринлиф работала на меня. Я помог ей приобрести недвижимость на Кренберри-стрит два с половиной года назад.

– Два с половиной года назад. Как раз тогда Челеста вышла за Стенханта.

– Правда? Как занятно.

– Ага. Занятно. Челеста с Пэнси уже тогда были подругами?

– Я рекомендовал Пэнси на работу в офисе Мейнарда, – объяснил Фонеблюм. Это начинало смахивать на импровизацию, но его искусство рассказчика компенсировало логические погрешности. – Тогда это не получилось, однако женщины остались дружны.

– Несколько лет назад офис не принадлежал Мейнарду Стенханту, поправил я. – Он принадлежал доктору Тестаферу. Насколько я понял, вы помогли в этой передаче.

– Разумеется.

– Какое вам дело до их практики? Что вы с этого имели?

– Я пользуюсь услугами врачей, – ответил он.

Я ждал, что он продолжит, но он молчал.

Я допил стакан и поставил его на пол между нашими ногами.

– Вы говорили о детективе, который понял намек лучше, чем я.

– После того как вы отказали Мейнарду в услугах, он обратился ко мне, чтобы я нашел ему кого-то для слежки за Челестой. Я нанял другого специалиста, чтобы тот начал с того места, с которого ушли вы. Мейнард предоставил выбор мне: после неудачи с вами сам он не хотел видеться с новым детективом, так что я ему в этом помог.

– Как его зовут?

– У меня есть подозрение, что вы собираетесь побеспокоить его.

– Совершенно верно.

– Видите ли, он занимался делом совсем недолго. Его уволили за шесть дней до убийства.

– Отлично. Так как его зовут?

Толстяк хихикнул.

– Не вижу, с чего бы мне называть его вам.

– Очень просто. Я так и так узнаю. Или вы сами назовете его, или мне придется побеспокоить ваших протеже.

– Отлично. Знаете, мне даже нравится оставлять вас в убеждении, будто ваши угрозы меня трогают. Нет, вы мне решительно симпатичны. Его зовут Уолтер Серфейс. Но вы обнаружите, что ему ничего не известно.

– Мне все-таки любопытно. Кто следил за Челестой после Серфейса?

– После двух неудач я смог убедить Мейнарда в бесполезности слежки со стороны. Он попросил, чтобы за ней приглядывали мои люди, и я согласился. Вот и все.

– Кто-нибудь следил за ней в момент убийства?

Фонеблюм помрачнел. Я задел его за живое, хотя не знал как. Он надул щеки, потом спустил их, как сдутые шарики. Свободной рукой он теребил бороду, а брови так и порхали по лбу.

– Увы, нет, – мягко произнес он. – У нас нет записей ее выходов.

Может, убийство совершено все-таки Челестой? Может, Фонеблюм пытается прикрыть ее? Версия не внушала доверия, но другой у меня не было.

– Что делал Стенхант в “Бэйвью”? – спросил я.

– Хотелось бы мне знать.

– Вас еще не допрашивал Отдел? Вы ведь в этом деле по уши.

– Отдел меня не допрашивал, – невозмутимо ответил он, и мне показалось, что он говорит правду. – Так или иначе, мои руки чисты. Думаю, это понятно даже вам.

– Непохоже, чтобы вы боялись Отдела – и все же тогда в разговоре вы подпрыгнули при упоминании Моргенлендера. Чем он отличается?

– Моргенлендер – чужак. Этакий крестоносец, только его здесь не хватало.

– Вы сами себе противоречите, Фонеблюм. Отдел либо друг вам, либо нет. Но не то и другое одновременно.

– У нас с Отделом взаимопонимание. А иконоборец вроде Моргенлендера угрожает стабильности. Он сует нос в дела, которые ему вовсе незачем знать. Вроде вас.

– Спасибо. Я испытываю мгновенное чувство признательности к парню, давшему мне в зубы.

– Вы ворчун, мистер Меткалф. Мне казалось, такие оказии для вас уже в порядке вещей.

Я слишком устал, чтобы придумать достойный ответ. Я подобрал стакан и встал из кресла.

– Виноват, – спохватился Фонеблюм. – Мне стоило предложить вам еще.

– Нет, спасибо. Я пью на пустой желудок. – Я поставил стакан на полку к бутылкам и вытер влажную ладонь о штаны. – Я думаю, не стоит больше вас задерживать. Простите за беспокойство.

– Минуточку. Как вы думаете, почему я позволил вам допрашивать меня?

– Так скажите.

– Вы мне нравитесь. Я верю в чистоту ваших намерений. Мне приятно избавить вас от неприятностей. Откажитесь от дела, и я прослежу, чтобы вашу недостающую карму возместили. У этого дела нет будущего, мистер Меткалф. Никакого будущего.

– Вам нравится смешивать угрозы с посулами, Фонеблюм.

– Я никому не угрожаю. Я только хочу возместить нанесенный ущерб.

– Ущерб, нанесенный Энгьюину, вот-вот сделается невосполнимым. За его телом никто не будет следить. Он затеряется в недрах морозильника и сгинет навсегда.

Фонеблюм странно улыбнулся. Мне вновь показалось, будто я затронул что-то, не знаю что, и Фонеблюм не может ответить мне прямо.

– У вас очень циничный взгляд на нашу пенитенциарную систему, мистер Меткалф, – мягко произнес он. – Циничный и несколько наивный. С чего вы взяли, что тела без присмотра остаются замороженными?

– Вы имеете в виду невольничьи лагеря? – переспросил я и вздрогнул.

Надеюсь, он этого не заметил. Мне показалось, что Фонеблюм просто не в силах совладать с собой, чтобы не побахвалиться хоть немного.