Испанский сон

— Я могу идти? — осведомился Х.

— Но, г-н Х., — мягко напомнил Вальд, — мы ведь еще не рассмотрели вопрос о налогах на проценты.

— Я и не планировал заниматься этим сегодня, — сказал Х. — Это отдельная тема; займет никак не меньше чем час.

— А не хотите ли бросить бадминтон?

— Боюсь, нет. Я, знаете ли, консервативен.

— Может быть, вам перейти в секцию поближе?

— Но я привык к тренеру… к клубу…

— Хотите, я вам куплю этот клуб? Будучи его владельцем, вы легко смените место тренировок.

Г-н Х. задумался.

— Это еще одна тема, — сказал он. — Давайте обсудим ее послезавтра… а сейчас, с вашего позволения…

— Ну да, — разочарованно отозвался Вальд.

Нет счастья в жизни, подумал он, глядя в спину удаляющегося по кабинету юриста. Почему нельзя распорядиться — и чтобы все стало как я хочу? У каждого какие-то амбиции… какие-то свои идеи, мечты… и со всеми нужно считаться…

А нужно ли?

Дверь за г-ном Х. неслышно закрылась, и тотчас зазвенел телефон — задорным, настоящим металлическим звонком, не безликим электронным курлыканьем.

— Да?

— Вальдемар Эдуардович, вы освободились?

— Смотря для чего.

— Вас тут битый час ждет дама.

— Даже так. Почему же ты раньше не доложила?

— Вы велели вас не беспокоить.

— Ты права. Что за дама?

— Она лишь говорит, что жена вашего знакомого.

— Хм. Проси.

Вновь открылась дверь, и на пороге возникла женская фигура. Она была одета во все черное — черное платье с широкой черной юбкой, черная шляпка, черная сумочка в одной руке и маленький черный зонтик в другой. Дверь закрылась, но женщина нерешительно продолжала стоять где стояла.

— Аня? — удивленно предположил Вальд. — Почему такой странный наряд? Но проходи же, присаживайся.

Женщина приблизилась. Лицо ее закрывала черная вуаль, но по ее движениям, скованным и несколько неловким, Вальд понял, что ошибся в своем предположении.

— Извините, — пробормотал он. — Я вас знаю?

Женщина подняла вуаль, и Вальд узнал Эскуратову.

— Вот как, — проговорил он, не зная, что сказать.

— Вы помните меня, Вальдемар? — тихо спросила Эскуратова.

— Да, — сказал Вальд.

— Вы разрешите мне присесть?

— Я же уже сказал…

— Принимая меня за другую.

Она положила сумочку и зонт на шахматный столик работы Чиппендейла (отчего Вальд незаметно поморщился), обошла кругом кресло, еще хранящее тепло г-на Х., и устроилась в нем на самом краешке.

Вальд поднял телефонную трубку.

— Алла, — сказал он, — принеси нам два кофе.

— Чаю, с вашего позволения, — сказала дама.

— Один кофе, один чай, — поправился Вальд.

— Одну минуту, Вальдемар Эдуардович.

Вальд опустил трубку и посмотрел гостье в глаза. Что говорить, подумал он. Спросить, как дела? Ясно как. Прямо спросить, зачем пришла? Как-то нетактично. Быстрей бы принесли чай, что ли.

Алла, молодец, зашла едва не тотчас, внесла напитки с пирожными, улыбнулась. Бросила взгляд на каминные часы, нахмурилась.

— Вальдемар Эдуардович, часы отстают. Подвести?

— Я сам.

— Как незаметно время проходит! Уже почти шесть.

— Можешь идти.

— Спасибо, Вальдемар Эдуардович. До завтра.

Опять надо что-то говорить. Впрочем…

Вальд положил в кофе два кусочка сахару, взял в руки чашку, встал из-за стола и, помешивая сахар, начал расхаживать по кабинету.

Вот, например, в чем преимущество такого кабинета. Расхаживать по такому кабинету — логично и естественно. Он как бы сам просит: «Ну, походи по мне хоть немножечко». А что эти пространства? Ходить по ним — тьфу!

— У вас необычно, — заметила Эскуратова.

— Правда? — обрадовался Вальд.

— Я думала, таких кабинетов уже не осталось.

— Хм. — Вальд хотел уже было сказать, что он специально оборудовал этот кабинет, но подумал, что это может выглядеть как некий намек на изменение его позиции, последовавшее за известными событиями, и не сказал больше ничего.

— Вы, наверно, гадаете, зачем я пришла, — предположила Эскуратова.

— Если честно, то да, — признался Вальд.

— В моих глазах, — сказала Эскуратова, — вы как бы преемник моего покойного мужа.

Вальд остановился.

— Простите, — сказал он, — я так неучтив… Очевидно, я первым делом должен был высказать свои соболезнования.

— Считайте, что вы их уже высказали.

Вальд почувствовал некоторое облегчение и вновь принялся расхаживать по кабинету.

— Видите ли, — сказала дама, — с моей стороны это, быть может, совершенно необоснованная претензия…

Она смешалась и умолкла.

— Продолжайте, — дружелюбно предложил Вальд, продолжая расхаживать.

— Во-первых, спасибо, что вы меня приняли вообще. Сейчас, после… после этого, — сказала дама с усилием, — все знакомые отвернулись от меня… Я не была в курсе дел Бориса; возможно, он был в чем-то замешан… но ведь мы общались с женами его знакомых… даже с детьми… по отношению к детям это особенно жестоко…

— Я понимаю, — сказал Вальд.

— Как раз в тот момент, когда мне потребовалась моральная поддержка, я осталась совершенно одна, — как бы с удивлением сказала Эскуратова. — Ведь мы из провинции… у меня даже родственников нет в Москве…

— М-да, — сказал Вальд. — А вы не думали уехать?

— Думала, — вздохнула Эскуратова. — Как не думать! Собственно, это зависит от вас. Конечно, я не хотела бы уезжать. Время — лучший лекарь… кто знает, как повернутся события через год, два… Я бы еще могла, так сказать, обрести почву под ногами. Ведь я молода, — слабо улыбнулась она, первый раз за время своего визита. — У меня есть какие-то умения и достоинства…

— Безусловно, — подтвердил Вальд, продолжая расхаживать и понемногу вспоминая «Империал» и «Эвиту». Конечно, задница Сьёкье была несравненна, но задница Эскуратовой была тоже очень и очень неплоха.

— Мне нужно выжить, перебиться, — сказала Эскуратова. — К кому бы я еще пришла, кроме вас?

— Но… что же я могу? — удивился Вальд.

— Вы можете многое, — вздохнула Эскуратова. — Например, сделать так, чтобы я могла поддерживать жизненный уровень, хоть сколько-то похожий на то, к чему привыкли я и мои дети… простите, — смутившись и опустив голову, попросила она, — а вы не могли бы хотя бы минутку не ходить… побыть, например, вот здесь… Мне так трудно сосредоточиться!

Вальд остановился за несколько шагов от кресла с Эскуратовой и скроил сочувственную рожу.

— Я понял, — сказал он. — Я подумаю.

— Всего лишь подумаете? — улыбнулась дама, слегка передвинувшись с одного края кресла на другой. — Я полагала, для вас это такая мелочь…

— Здесь важен не столько финансовый аспект, сколько моральный, — смутился Вальд. — Боюсь, мне сложно вам объяснить…

— О, я понимаю! — воскликнула Эскуратова. — Я понимаю больше, чем вы думаете! Но знаете… в благородные времена победители никогда не оставляли жен побежденных в нищете; они или убивали их…

Она сделала паузу и отпила глоточек чая.

— …или брали себе в наложницы.

— Я не хочу вас убивать, — пробормотал Вальд.

Эскуратова осторожно поставила чашку с чаем на стол, затем сняла шляпку и тоже положила на стол, а затем поднялась с кресла и рухнула перед Вальдом на колени.

— Вальдемар! — крикнула она, ломая руки. — Мне было так трудно заставить себя явиться к вам… Умоляю, не прогоняйте меня! Вы моя единственная надежда!

Вальд растерялся.

В такие минуты, подумал он, хорошо бы позвонить в звонок. В такой колокольчик — взять его со стола и позвонить. Тут же набегают слуги… лакеи в ливреях… грум… нет, не грум, а — как его? — мажордом… Хватают бесцеремонную посетительницу… Нет, как-то неблагородно.

— Вальдемар, — громко шепнула Эскуратова. — Неужели ты не помнишь, как мы с тобой танцевали? I’ll be surprisingly good for you! — пропела она, выразительно поводя руками и покачивая головой. — Ах, что это был за танец… ведь ты хотел меня — ну признайся, хотел? Я помню вот это, — она коснулась руками того, что уже предательски начинало набухать как бы в насмешку над мыслями о колокольчике и вообще над добропорядочностью кабинета, — помню, как оно вторглось в мою плоть и заставило меня едва не закричать от восторга! Почему мы не одни, с досадой думала я тогда, — говорила она все громче и громче, прижавшись щекой к гульфику Вальда и начиная его расстегивать, — и почему оно касается меня так высоко? я хотела бы ниже, дальше… Я хотела бы… Я бы…