Испанский сон

— Первый тост должен быть за Орден, ваше сиятельство, — серьезно сказала Марина, — за наше общее дело и лично за вас; потом выпьем за квартиру (точнее, за ее легализацию вместе с моей пропиской); потом за мое оформление в клуб; а уж потом, если останется (в чем я сомневаюсь) — за упокой души. За вас, ваше сиятельство!

— Ты подхалимка, — сказал князь с притворно недовольной интонацией и внезапно почувствовал, что к его глазам подступают слезы. Я становлюсь старым придурком, подумал он неприязненно. Успеть бы выполнить жизненную цель… Боже, подумал он, сколько надежд я возложил на эту хрупкую девочку. Справится ли она?

Они выпили.

— Напиток лучше, чем я ожидал, — заметил князь. — Не зря ты везла его из Китежа и хранила целых два года.

Марина расцвела.

— Вы вправду так думаете, ваше сиятельство?

— Ну разумеется, — с важным видом соврал князь.

— О, как я рада! Но вы что-то собирались рассказать о вскрытии, ваше сиятельство, — напомнила Марина, облокачиваясь на стол локтями, пристраивая подбородок к своим сложенным рукам и преданно заглядывая в глаза князю. — Вы сказали, что специально поинтересовались и что вскрытия как такового не было.

— Да, потому что он уже был вскрыт, — объяснил князь. — Мне рассказали некоторые подробности… Знаешь, ребенком я как-то прочел о цыганском способе приготовления ежа в пищу. Ежа обмазывали глиной и пекли на костре; по-моему, его даже убить не удосуживались. Это произвело на меня огромное впечатление — мне было так жаль милого, безобидного ежика, что я не мог заснуть и полночи проплакал.

— Я вас понимаю, ваше сиятельство, — задумчиво сказала Марина. — Я бы тоже плакала на вашем месте.

— Ну да. Ты, конечно, понимаешь, в чем был смысл такого обмазывания: в костре глина обжигалась и твердела; когда готовый шар разбивали, иголки отходили от тела вместе с этой обожженной массой, да и с кожей заодно.

— Понимаю, зачем вы мне это рассказали, — протянула Марина. — Действительно, отвердевающая лава должна была образовать конгломерат с одеждой Иванова, кожными покровами и даже, может быть, поверхностными слоями мышечной ткани. Конечно, о каком вскрытии можно говорить! Хорошо еще, кости сохранились — зубы в особенности; не то установление личности могло бы продлиться гораздо дольше, а значит, не было бы покамест ни моей прописки, ни этого китежского шампанского на вашем столе.

— Все в мире взаимосвязано, — философски заметил князь. — Однако ты хорошо выстраиваешь логические мостики; раз уж речь зашла о прописке и шампанском, полагается назначенный тобой второй тост. — С этими словами он наполнил стаканы и провозгласил: — За тебя со всеми твоими прописками, регистрациями и оформлениями!

— Но это два разных тоста, — пискнула Марина, — то есть квартира и клуб.

— Придется объединить, — покачал князь головою, — у меня не так много времени. — Они выпили. — Раз уж ты пришла, давай обсудим некоторые производственные вопросы. Помнится, ты говорила о переводчике.

— Да, ваше сиятельство, — насторожилась Марина. — Знаете ли…

— Ну?

— Мне кажется, кого попало на эту работу брать нельзя. Рассказанный вами случай навел меня на мысль о бдительности. Представляете, что было бы, не случись обвал? Ведь этот Иванов так и продолжал бы за вами шпионить.

— Противная у тебя манера юлить, — сказал князь, думая о проценте спирта в китежском шампанском. — Ты можешь говорить прямо? Нашла кого-нибудь, а?

— Просто мне кажется, что я должна давно знать своих людей, — с достоинством возразила Марина, — ведь в конечном счете именно мне нести за них ответственность. Я всего лишь хотела подвести, так сказать, эмпирическую базу в качестве обоснования.

— Прекрати юлить, — повторил князь, — и вдобавок канцеляризмы в твоих устах звучат только когда ты рассуждаешь о медицине. Я не собираюсь формировать твой штат за тебя; однако ты должна понимать, что Орден, со своей стороны, обязан провести проверку каждого твоего человека.

— Штат? — переспросила Марина. — Сколько единиц?

— Понятия не имею, — буркнул князь. — Представь свои аргументированные предложения.

— Прямо сейчас?

— А что, они у тебя готовы?

— Конечно, ваше сиятельство, — сказала Марина. — Мне нужны всего-то навсего две конкретные женщины… одна как переводчица и одна как камеристка.

— Камеристка, — передразнил князь. — Ишь ты! А что, разве нельзя совместить эти функции в одном лице?

— Хотите сэкономить, ваше сиятельство?

— Хочу иметь меньше языков… особенно женских.

— Не знаю, — нахмурилась Марина. — Переводчица будет одновременно выполнять функции личного секретаря и даже вести финансы; представьте себе, что она должна куда-то ехать по делам, а мне нужно готовиться к приему…

— Не забывай, — напомнил князь, — у тебя будет помощник, назначенный Орденом.

— Разве он поедет со мной в Испанию? — удивилась Марина. — Я думала, он будет сидеть здесь на сетях… В таком случае, понадобится целых два помощника: один для Испании, а другой для здешней сети.

— Понадобятся двое, значит, выделим двоих, — сказал князь бесстрастным голосом. — Ты слишком ценная фигура для Ордена, чтобы отправить тебя в сопровождении двоих подружек. А если на тебя покусятся баскские экстремисты?

— В Москве экстремистов не меньше, — хмуро сказала Марина, — и что-то никто до сих пор на меня не покусился. Признайтесь, ваше сиятельство, что вы просто не до конца доверяете мне.

— Ты дура, — вскипел князь, — девчонка, от тебя всего можно ожидать! Не смей мне перечить! Я здесь хозяин, поняла? Признайтесь, ваше сиятельство! — передразнил он, кривляясь. — Вот как скажу, так и будет… и я не обязан отчитываться перед тобой за мотивы своих действий.

— Ваша воля, — глухо произнесла Марина и убрала руки со стола.

— Ах, ах, какие мы бедненькие и обиженные, — буркнул князь. — Соображаешь, что говоришь? Кому ты нужна в Москве, чтобы на тебя покушаться? А там ты будешь видная персона… иностранка к тому же…

Он вздохнул и сокрушенно махнул рукой.

— Если бы это не навлекло подозрений, я бы отправил с тобой взвод молодцов. Технически это — тьфу! в качестве каких-нибудь спортсменов, тех же спелеологов… Нам нужно найти баланс между незаметностью и престижем. Ты представляешь, что будет, если ты, например, попадешь в газеты? Если фотографы почуют к тебе общественный интерес?

Марина молчала, храня прежний хмурый вид.

— Ладно, — сказал князь, — давай мириться. Терпеть не могу, когда ты споришь попусту, но когда ты вот так сидишь с постной физиономией — мне кажется, еще хуже. Будем допивать?

— Будем, — сказала Марина, не поднимая глаз.

— За что?

— За Испанию, ваше сиятельство.

— Почему не за Россию?

— Потому что в Испании уже есть король, — улыбнулась Марина и наконец подняла глаза, — а в России…

— Ну, что ж, — крякнул князь. — Тогда за Испанию!

— Оленька, — сказала Марина.

— Что такое? — удивилась Ольга. — Когда это ты называла меня Оленькой? Ненавижу этот уменьшительно-ласкательный суффикс в применении к моему имени. Впрочем, это субъективное, — заметила она, — просто именно такое словцо считал своим долгом употребить каждый из ресторанных проверяющих перед тем, как вставить в меня свой отвратительный хуй.

— Ты не говорила мне, что все они были такими уж отвратительными, — заметила Марина.

— Это еще более субъективно, — сказала Ольга. — Мы же с тобой понимаем, как медики, что отдельно взятый половой орган может быть мал и велик, красив и некрасив и так далее; однако тебя же ебет человек, а не хуй. Если это насильно, да еще сопровождается якобы ласковым, а на самом деле глумливым обращением (я говорю о слове «Оленька»), то даже самый большой и красивый пенис делается в твоих глазах отвратителен. Ты не согласна?

— Не знаю, — в задумчивости сказала Марина. — Если ты, будучи медиком, видишь достоинства члена, зачем же думать, что тебя ебет дрянной человек? Можно вместо этого думать, что это всего лишь его хуй ебет твою пизду, абстрагируясь тем самым от личностей и в результате даже в известной степени наслаждаясь.