Нужна ли нам литература?

Этимъ новымъ силамъ предстоитъ изобразить общество въ борьбѣ съ самимъ собою, съ своею недостаточною состоятельностью къ воспріятію новыхъ началъ. Беллетристика уже откликнулась на эту задачу, и плеяда молодыхъ дарованій съ честью продолжаетъ служеніе общественному самосознанію.

Этотъ небольшой общій обзоръ позднѣйшихъ судебъ нашей литературы мы сочли необходимымъ для того чтобы показать насколько лицемѣрны увѣренія петербургскаго журнализма будто такъ называемая художественная литература, начавшаяся Пушкинымъ, послѣдовательно развитая Лермонтовымъ, Гоголемъ, беллетристами сороковыхъ годовъ съ г. Тургеневымъ во главѣ и наконецъ современными молодыми дарованіями, – будто бы эта литература, не безъ ироніи называемая художественною, держалась въ сторонѣ отъ общественныхъ задачъ и въ настоящее время исчерпала свое призваніе. Мы видимъ что, напротивъ того, начиняя съ Пушкина, эта литература постоянно находилась очень близко къ общественнымъ интересамъ, и служеніе ея было столько же гражданское сколько художественное. Мы видимъ кромѣ того что съ поворотомъ въ нашей общественной жизни задача ея не только не упразднилась, не получила новое значеніе – содѣйствовать нашему самосознанію и воспитанію изображеніемъ общества въ борьбѣ съ самимъ собою, со своими внутренними недугами. Сомнѣваться въ значеніи этой задачи могутъ только тѣ которые подобно г. Пыпину способны смѣяться надъ Гоголемъ за предпочтеніе отдаваемое имъ Мертвымъ душамъ предъ журнальными статьями, и ищутъ въ литературѣ не широкаго художественнаго изображенія всѣхъ сторонъ общественной жизни, а кисло-сладкаго либеральничанья на газетныя темы.

Несмотря на свою молодость, наша литература, благодаря Пушкину, имѣетъ традиціи. Близость къ нравственнымъ интересамъ общества едва ли не главная изъ этихъ традицій. Слѣдя за новыми явленіями художественной беллетристики, не трудно усмотрѣть что въ литературѣ продолжаетъ дѣятельно разрабатываться и развиваться идея художественно-соціальнаго романа, какъ литературной формы къ которой очевидно склоняются вкусы читателей. Современные беллетристы захватываютъ общественный интересъ глубже и шире, чѣмъ это было доступно писателямъ сороковыхъ годовъ. И это понятно, такъ какъ художественная литература наша постоянно черпала содержнніе изъ дѣйствительной жизни, и чѣмъ шире раздвинулась эта жизнь, тѣмъ сложнѣе сдѣлалась задача романа. Такое расширеніе беллетристической задачи можно было бы прослѣдить и въ болѣе позднѣйшихъ произведеніяхъ старыхъ писателей. У г. Тургенева Наканунѣ тенденціознѣе Дворянскаго гнѣзда, а Отцы и дѣти тенденціознѣе Наканунѣ. Въ Дымѣ тенденціозная сторона уже совсѣмъ подавляетъ художественную, – признакъ что у этого писателя нарушилось равновѣсіе между талантомъ и пониманіемъ новыхъ общественныхъ явленій. Точно также у г. Писемскаго во Взбаламученномъ морѣ общественная задача взята гораздо шире чѣмъ въ романѣ Тысяча душъ, и у г. Гончаровя Маркушка Волоховъ (Обрывъ) тенденціознѣе Обломова. Въ произведеніяхъ новыхъ писателей, выступившихъ на литературное поприще одновременно съ переворотомъ въ нашей общественной жизни, задачи нашего внутреннаго развитія выдвигаются на первый планъ и составляютъ главное содержаніе современнаго романа.

Любопытнѣе всего что общественная сторона новѣйшаго художественнаго романа, повидимому, вполнѣ ускользаетъ отъ вниманія петербургской критики; по крайней мѣрѣ намъ не случалось встрѣчать рецензій которыя, не ограничиваясь дешевымъ глумленіемъ или завѣдомою ложью, обратили бы вниманіе на соціальную сторону произведеній молодой художественной школы. Въ петербургской печати, напротивъ того, какъ бы на правило приняато не замѣчать происходящую въ новой художественной литературѣ разработку общественныхъ задачъ и даже придавать дѣлу такой видъ будто самое присутствіе подобныхъ задачъ въ художественномъ романѣ завѣдомо невозможно. Публику стараются увѣрить будто все то что носитъ на себѣ печать художественнаго таланта непремѣнно заражено мертвымъ вѣяніемъ «искусства для искусства» и что разработка общественныхъ идей въ беллетристической формѣ доступна только тенденціозно-прогрессивной литературѣ. Продолжать эту игру можно конечно на весьма неопредѣленное время, благо она никому не вредитъ и никого не обманываетъ: публика давно уже перестала вѣрить журнальнымъ отзывамъ, и даже сидѣльцы въ книжныхъ лавкахъ хорошо знаютъ что именно тѣ произведенія имѣютъ наибольшій успѣхъ которыя вызываютъ въ журналистикѣ наиболѣе ожесточенную брань.

Сводя все сказанное, мы полагаемъ что вопросъ которымъ начали мы нашу статью, именно, нужна ли намъ литература, – не принадлежитъ къ числу праздныхъ вопросовъ. Намъ необходимо было пройти черезъ много извилинъ, распутать много недоразумѣній чтобы придти къ элементарному выводу о значеніи и задачѣ художественнаго романа. Тенденціозная печать сумѣла обставить этотъ вопросъ всяческою ложью, противъ которой наша читающая масса не имѣетъ другаго оружія кромѣ сохранившагося въ ней здраваго смысла и художественнаго чутья. Мы должны были восходить къ Пушкину чтобы найти дѣйствительное русло того литературнаго теченія которое публика различаетъ ощупью и которое одно только и имѣетъ право на внимнніе критики. Мы видѣли что это движеніе началось Пушкинымъ, указавшимъ ему его задачу, и продолжается до нашихъ дней, сберегая Пушкинскія традиціи и постоянно отвѣчая на новыя требованія времени. Мы видѣли что оно сохранило непрерывную связь съ ходомъ нашего общественнаго развитія, захватывало его темныя и свѣтлыя стороны и никогда не чуждалось насущныхъ нравственныхъ и соціальныхъ интересовъ.