Апеллесова черта

иньоры...

-- ...Мошенник этот, -- уже не владея собой, тараторит запальчивый калабриец, -- пустил в ход угрозы.

-- А именно? -- любопытствует Гейне. -- Как это колоритно, синьора, не правда ли?

-- Сорванец сослался на вас. "Синьор, -- пригрозил он, -- синьор негоциант в следующие свои проезды через Феррару станет пользоваться услугами других albergo*, если вы, наперекор его воле, не допустите меня до него".

-- Ха-ха-ха! Вот забавник! Каково, синьора! Вы отнесете эту тропическую плантацию... Погодите! -- Гейне, обернувшись, ждет от Камиллы указаний. -- ...В восьмой пока что, -- не дождавшись от нее ответа, продолжает Гейне.

-- К вам покамест, -- слегка краснея, повторяет Камилла.

-- Слушаю-с, синьор. А относительно мальчишки...

-- А ты, обезьяна, во что ценишь ты свои панталоны?

-- Джулио весь в рубцах. Джулио посинел от холода. У Джулио нет другого платья, ни папы, ни мамы нет у Джулио, -- плаксиво хнычет, обливаясь потом, десятилетний жулик.

-- Итак, сколько же, отвечай!

-- Сто сольди, синьор, -- неуверенно-мечтательно, как галлюцинант, произносит подросток.

-- Ха-ха-ха! -- хохочут все: хохочет Гейне, хохочет Камилла, хохотом разражается и лакей, лакей в особенности, когда, вынув бумажник, Гейне достает оттуда кредитку в десять лир и, не переставая смеяться, протягивает ее оборвышу.

Тот молниеносно стреляет цепкою лапою по протянутой бумажке.

-- Постой, -- говорит Гейне. -- Это, надо думать, первое твое выступление на поприще коммерции. В добрый час... Послушайте, камерьере, уверяю вас, смех ваш в этом случае положительно неблагоразумен: он за живое задевает юного негоцианта. И не правда ли, мой милый, ты никогда уже больше при ближайших своих операциях в Ферраре не станешь показываться на пороге негостеприимного "Торквато"?

-- О нет, синьор, напротив... А сколько дней еще остается синьор в Ферраре?

-- Через два часа я совсем уезжаю отсюда.

-- Синьор Энрико...

-- Да, синьора.

-- Выйдемте на улицу, не возвращаться же нам, право, в этот глупый салон.

-- Хорошо... Камерьере, эти цветы -- в восьмой. Погодите, этой розе надо еще распуститься; на этот вечер сады Феррары поручают ее вам, синьора.

-- Меrсi, Энрико... Черная эта гвоздика лишена всякой сдержанности, сады Феррары, синьор, вверяют вам уход за этим разнузданным цветком.

-- Вашу ручку, синьора... Итак, камерьере, это -- в восьмой. И шляпу мне: она в номере.

Лакей удаляется.

-- Вы не сделаете этого, Энрико.

-- Камилла, я не понимаю вас.

-- Вы останетесь, -- о, не отвечайте мне ничего, -- вы останетесь еще на день хотя бы в Ферраре... Энрико, Энрико, вы выпачкали себе бровь в цветочной пыли, дайте я обмахну.

-- Синьора Камилла, на вашем башмачке пушистая гусеница, я собью ее, -- я отправлю телеграмму домой, во Франкфурт, -- и платье у вас все в лепестках, синьора, -- и буду посылать депеши ежедневно, пока вы не запретите мне.

-- Энрико, я не вижу на вашем пальце обручального кольца; надевали