Пернатый змей

Кэт посмотрела на свои ноги и споткнулась. Потом подняла глаза.

В воротах стояла ослепительная фигура в серапе, украшенном сверкающими алыми, белыми и черными зигзагами, идущими снизу до черных плеч, над которыми виднелось лицо Сиприано, спокойное, величественное, с маленькой черной бородкой и дугами бровей. Он поднял руку, приветствуя ее.

Позади него до закрытой двери церкви тянулся двойной ряд стражей Кецалькоатля в серапе с сине-черной каймой.

— Что я должна делать? — спросила Кэт.

— Постойте минутку со мной, — ответил Сиприано.

Это было нелегко, стоять перед этим морем смуглолицых людей, устремивших на нее черные горящие глаза. В конце концов, она была грингита и чувствовала это. Жертвоприношение? Неужели она жертва? Она опустила голову в желтой шляпе и посмотрела на топазовое ожерелье цвета светлой болотной воды, мерцая, подрагивавшее на белой груди ее платья. Его подарил ей Джоаким. Он сам сделал его, это ожерелье, в Корнуолле. Так далеко! В другом мире, в другой жизни, в другую эпоху! Теперь ей предстоит тяжкое испытание, как жертве.

Большой барабан на колокольне смолк, потом внезапно прокатилась частая дробь малых барабанов и также неожиданно оборвалась.

Низкими, глубокими, мощными голосами гвардия Кецалькоатля возгласила в унисон:

— Оуé! Оуé! Оуé! Оуé! [137]

Открылась маленькая дверца, врезанная в тяжелые двери церкви, и появился дон Рамон. В серапе Кецалькоатля поверх белой одежды он стоял во главе выстроившейся в две шеренги гвардии, ожидая, пока наступит тишина. Потом поднял обнаженную правую руку.

— Что есть Бог, мы никогда не узнаем! — громко произнес он, обращаясь к собравшимся.

Гвардейцы Кецалькоатля повернулись к толпе и вскинули правую руку.

— Что есть Бог, вы никогда не узнаете! — повторили они.

Следом за ними слова повторила выстроившаяся в толпе Гвардия Уицилопочтли.

В наступившей затем мертвой тишине Кэт отчетливо различила море глаз, сверкающих белым огнем.

Это снова звучал торжественный, сильный голос Рамона. Кэт посмотрела на его лицо; оно было бледным и бесстрастным, но, казалось, при взгляде на него у людей в толпе сходило с лиц выражение вульгарного любопытства.

Гвардия Кецалькоатля вновь повернулась к толпе и повторила слова Рамона.

Последние слова помогли Рамону достичь цели. Люди начали поддаваться воздействию его мощной воли. Он смотрел в устремленные на него черные глаза толпы взглядом, казалось, ничего не выражавшим, но будто вперяясь в сердце той тьмы перед ним, где скрывалась его непостижимая тайна о Боге.

Секунду он стоял молча, мрачно глядя на толпу. Потом уронил воздетую руку и повернулся. Высокие двери церкви распахнулись, открыв ее полутемное нутро. Рамон один вошел в церковь. Оттуда донесся звук барабана. Стражи Кецалькоатля гуськом потянулись за Рамоном. Алая стража Уицилопочтли вошла во двор, заняв их место. Сиприано остался стоять в воротах. Раздался его голос, звонкий и повелительный.

— Слушайте меня, люди. Вы можете войти в дом Кецалькоатля. Мужчины должны встать справа и слева, снять обувь и стоять прямо. Перед новым Богом на колени не опускаются.

Женщины должны расположиться посередине и покрыть лица. Они могут сесть на пол.

Но мужчины должны стоять.

А теперь входите, те, кто не боится.

Кэт и Сиприано вошли в церковь.

Внутри все переменилось, пол был черный и блестел, стены — в разноцветных полосах, вокруг царил полумрак. Люди Кецалькоатля в белой одежде стояли двумя шеренгами, образуя проход к центру.

— Сюда, — тихим голосом сказал один из Людей Кецалькоатля, подведя Кэт к неподвижно стоящим стражам.

Закрыв лицо желтой шалью, она пошла одна между шеренгами, боясь поскользнуться на гладком черном полу. Колонны нефа были темно-зеленого цвета, как деревья, поднимающиеся к глубокому синему своду. По стенам шли вертикальные полосы: черные, белые, пунцовые, желтые и зеленые; стекла окон — темно-голубые, малиновые и черные, с крапинами солнечного света. Странная мешанина красок.

Дневной свет попадал внутрь только сквозь маленькие оконца высоко под темно-голубым куполом, где разноцветные полосы на стенах становились зелеными, как банановые листья. Внизу было темно, тускло переливались резкие краски.

Кэт прошла вперед и остановилась у ступеней алтаря. Высоко над престолом и сзади него горел маленький, но яркий огонек, и прямо под ним стояла огромная темная неясная фигура, странная, массивная, явно вырезанная из дерева. Фигура, сделанная в архаичной манере и довольно невыразительная, изображала обнаженного мужчину с поднятой правой рукой, на которой сидел деревянный же орел с распростертыми крыльями, сверху блестевший золотом, снизу тонущий в тени. Мощную левую ногу обвивал змей, тоже мерцавший золотом, а его золотая голова покоилась на опущенной ладони фигуры. Лицо ее было неразличимо в темноте.

Огромная скульптура смутно высилась, как колонна, пугающая на фоне освещенного белым светом голубого престола.

У подножия статуи находился каменный алтарь, на котором горел маленький костерчик из сучьев окоте. И на низком троне у алтаря восседал Рамон.

Церковь постепенно начала заполняться людьми. Кэт слышала странный шелест босых ног по черному натертому полу, белые фигуры тянулись к алтарным ступеням, смуглые лица в удивлении оглядывались вокруг, мужчины невольно крестились. Толпа мужчин заполнила церковь, за ними чуть ли не бегом появились женщины, рассаживаясь на полу и укрывая лица. Кэт тоже опустилась на пол.

Цепочка Людей Кецалькоатля выстроилась перед ступеньками алтаря лицом к людям, как ограда с проходом посередине. Сквозь него виднелись мерцающий алтарь и Рамон.

Рамон встал. Люди Кецалькоатля повернулись к нему и взметнули голые правые руки, приветствуя статую, Рамон тоже воздел руку, и его серапе соскользнуло с плеча, открывая голый бок и голубой кушак.

— Все мужчины, приветствуйте Кецалькоатля! — раздалась команда.

Алые люди Уицилопочтли ходили между собравшимися мужчинами, заставляя тех, кто опустился на колени, встать на ноги и поднять правую руку, ладонь отведена назад и обращена к небу, лицо смотрит вверх, тело выпрямлено и напряжено. Повторяя позу статуи, подставляющей ладонь орлу.

И вот вокруг низкого темного кустарника сидевших на полу женщин поднялся лес мужчин, стоящих прямо, мощных, охваченных порывом непередаваемой страсти. Лес воздетых рук, над которым вибрировали полосатые стены, а еще выше — сплетение зеленой листвы, тянущейся к маленьким, забранным решетками открытым оконцам, сквозь которые сочились свет и воздух.

— Я — живой Кецалькоатль! — раздался торжественный бесстрастный голос Рамона.