Искатели

Дни прошлых отчаяний и неудач не прошли бесследно. Сейчас главное — в горячке чего- нибудь не напутать. Ты прогоняешь всех домой, и сам тоже уезжаешь. Дома выясняется, что уехал ты зря. Ни отдыхать, ни спать невозможно. Оперетта, которую транслируют по радио, — пошлая, подушка слишком жесткая, папиросы горькие, а в голове, как клещ, неотвязная, сосущая мысль — не проверил того, не испробовал этого. Ночь проходит в полудреме — все проверяешь и проверяешь. Нет, вроде все правильно, нигде нет ошибки…

Утром Саша конфузливо признается; он в спешке поставил старую батарею. Она валялась, забытая, уже много лет и, наверное, только от изумления в первые часы дала несколько вольт. Даже некогда сердиться. Потому что, как только старушку сменили, прибор начинает работать безупречно. Вот когда он появляется в полном блеске своих качеств. Он позволяет выделывать с собой любые трюки, он преодолевает любые препятствия. В каждом его действии проявляется выдумка, вложенная всеми, начиная с тебя, еще в те далекие дни, когда возник принцип действия, и вплоть до Валерки — ремесленника-краснодеревца, смастерившего на удивление всем хитроумный футляр с ловким потайным запором.

Над стендом, где стоит прибор, — полка, и на ней запыленный макет. Ты смотришь на него, и словно оглядываешься назад, на долгий путь, проделанный вместе с этим прибором. Каждый из вас отдал ему кусок своей жизни, и в нем отпечатался и твой характер и что-то от Новикова, от Усольцева, от Саши.

И на всем этом пути с трудом вспоминаются одно-два ощущения счастья. И то они длились минуты, их тотчас заслоняла тревога новых поисков, новые заботы, препятствия. Кажется, что не то что счастья — никакой настоящей радости вовсе не было. Ради чего ты тратил столько сил? Так стоило ли?..

Подожди, а получать — стоило? С каждым новым контуром, новым узлом ты ведь что-то получал, что-то прибавлялось и к тебе самому. Сколько появилось у тебя новых идей, замыслов. Тебе хочется исследовать новую систему возбуждения, ты придумал новый принцип автоматизации котлов… Ты тоже стал сильнее, опытнее, ты уже никогда не будешь раскаиваться в своем призвании.

Разве Сашу сравнишь с тем наивным, разбросанным, не нашедшим себя пареньком, который начинал с тобой составлять первую схему? А Усольцев?..

Пройдет пятнадцать, а может быть десять, лет. Где-то по шоссе едет аварийная машина. На сиденье, поглядывая в окно, сидит Саша, теперь уже инженер Александр Евгеньевич Заславский. Волосы его поредели, на переносице морщинки. Рядом с ним какой-нибудь конопатый, вроде Пеки, парнишка. Идет дождь. За лимонной дымкой осеннего леса чернеют голенастые опоры линии передач. Ткнув носком сапога твой облезлый, серийного выпуска локатор, каких уже сотни на всех линиях и станциях, этот незнакомый тебе паренек ворчит:

— И когда мы наконец выкинем это старье? Пора смонтировать телелокатор на главном пульте — и делу конец. А то тащись тут в такую слякоть. Уже атомных станций настроили, а мы тут все еще с локатором шаманим.

А Саша, Александр Евгеньевич, смолчит, улыбнется, вспомнив, как это было. Вот уже и локатор — старье. Ну что ж, молодость по-своему права…

Приближалось первое полное испытание локатора. Через всю лабораторию от стены к стене протянулись туго натянутые медные провода. К полудню под поздним октябрьским солнцем они вспыхивали ярко-оранжевым блеском. Толстые черные кабели, извиваясь, ползли между столами. Саша натирал, чистил, снова натирал сияющий никелем локатор — уже не макет, а первый образец.

Распоряжения Лобанова он выполнял с небывалой стремительностью.

Отрапортовав, ждал нового приказания, готовый сорваться, лететь, нести, паять — все, что угодно, с нетерпеливой надеждой, что это конец. Как назло, по мере приближения долгожданной страшной минуты движения Лобанова становились все более медлительными; посвистывая, он лениво прохаживался из угла в угол, руки в карманах, участливый ко всему, кроме локатора. Саша несколько раз, будто случайно, оказывался у него на пути, Лобанов обходил его с той же осторожностью, с какой обходил лабораторные столы. Усольцев поминутно сморкался, Саша знал за ним эту смешную привычку. Другие, волнуясь, курили или потирали руки. Новиков жевал одну за другой ириски, а Усольцев вынимал большой полосатый платок и сморкался.

— Что-нибудь надо еще, Модест Петрович? — спрашивал его Саша.

Усольцев смотрел на него как бы издалека:

— Перестань вертеть паяльник, сломаешь.

Саша даже не обиделся. Узкий человек этот Усольцев. Саше хотелось вот так же, как Лобанов, ходить вперевалочку и насвистывать «Кари глазки», но при всем желании он не мог заставить себя сохранять спокойствие. Вчера Нина с преувеличенным безразличием завела разговор о локаторе. Вероятно, Саша хватил лишку в своем рассказе, потому что она довольно едко проехалась насчет его роли в предстоящем испытании.

Правда, он не растерялся: «Во всяком случае, ваш Тонков скоро будет иметь бледный вид». — «Посмотрим», — сказала она. Тогда и он сказал: «Посмотрим».

— «Напрасно стараешься, — сказала она. — Только в книжках пишут, что нравится тот, кто план выполняет или чего-нибудь там изобретает. На меня лично такие достижения не действуют». Он хотел было спросить, кого она имеет в виду, но Нина поспешно отошла, оставив за собою последнее слово. Женские маневры! После поездки в Лесопарк Саша держался с Ниной сожалеюще покровительственно. Ничто другое не могло сильнее уязвить ее самолюбие. Она выходила из себя, но он мужественно выдерживал принятый тон. Обычно их столкновения заканчивались ссорой, и все-таки она каждый раз первая выискивала повод снова заговорить с ним.

Сегодняшнее испытание должно было многое решить. Он заготовил неплохую фразу: «Конечно, что касается романов, ты, Нина, права, только все же человеку интересна та девушка, которая верит в него».

Новиков и Усольцев последний раз проверили — как будто ничего не забыто, остается включить рубильник и повернуть рукоять настройки. Усольцев спрятал платок в карман.

— Ну что ж, — сказал Новиков, — начнем, пожалуй! Андрей остановился перед локатором, и все четверо несколько секунд молча смотрели на прибор.

Новиков незаметно толкнул Андрея в бок и показал глазами на Сашу. Андрей кивнул.

— Включай, Саша, — сказал Новиков.

На мгновение Андрея охватило желание отвернуться или выйти в другую комнату.

Посредине молочно-серебристого экрана вспыхнула трепещущая зеленая змейка. Саша медленно повернул рукоять настройки. Острый изумрудный всплеск становился все более четким. Дрожание замирало. Саша нарочно медлил — ему хотелось подольше насладиться, растянуть эту чудесную минуту. Еще один поворот, теперь можно прочитать деления.

Острие зеленого пика точно указало расстояние до места повреждения.

Саша поднялся. Ему казалось, что сейчас все начнут кричать, обниматься, соберут митинг. «От имени комсомольцев и беспартийной молодежи мы поздравляем маленький коллектив группы Лобанова, который…»

Вместо этого Усольцев оглушительно высморкался и сказал:

— Расхождение всего на одну сотую.

А Лобанов, как будто ничего не произошло, как будто они производили самый обычный опыт, усталым голосом предложил проверить, не отклоняется ли пик с течением времени. Он взял у Новикова ириску, сунул ее за щеку, и они стали подсчитывать на линейке. Подошел Рейнгольд и посоветовал еще что-то проверить. Никого не обнимали, никто не плакал, никто не кричал «ура».

Оставались частности, кое-какие грешки, которые надо было устранить, «довести». В период «доводки» локатора как-то само собой получилось, что основную работу прибрал к рукам Усольцев. У него появилась самостоятельность, он настаивал на своем, ни в чем не уступая Новикову и убеждая даже Лобанова. Он сумел увлечь Андрея своими ненасытными поисками совершенства, стремлением отделать каждую мелочь. Опытный и осторожный, Усольцев отучал Андрея от пренебрежения к деталям. Фантазию Усольцева питал Рейнгольд, время от времени он подсказывал какое-нибудь новое хитроумное испытание, заинтриговывая и Усольцева и Андрея.