Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды

Он собрал их и теперь ищет на карте города, где все они живут, планирует маршрут, который, петляя, ведет через весь город — он хорошо изучит город в ближайшие недели!

Куфальт еще занят этой работой, как неожиданно дверь распахивается и входит господин главный редактор Фреезе — седой, помятый, с красными моргающими глазками. В руке у него несколько номеров газеты.

— Вот, — каркает он. Он откашливается, кашляет долго. — Из-под пера нашего юрисконсульта. Собачье дерьмо! Но вы должны хотя бы знать, что рекомендуете.

— Да, — послушно отвечает Куфальт и тянется за газетами.

— Прекрасно, — произносит тот. Смотрит на Куфальта. Какое у него злое, желчное лицо! Холодный рыбий взгляд!

— Молод, — бормочет он, — слишком молод. — И неожиданно спрашивает так, будто действительно озабочен: — Вы думаете, сможете?

— Что смогу?

— Ну, найти подписчиков, каждый день шесть.

— Я еще не знаю, никогда этим не занимался.

— Не знает, никогда не занимался, не выйдет, а другие будут расти и расти…

Старик Фреезе стоит, опустив голову, его толстые синие губы дрожат под отвислыми, как у моржа, усами.

Но вот он приходит в себя.

— Кстати, где двадцать марок Дитриха? — спрашивает он, — Вы принесли мне деньги?

— У меня уже нет этих двадцати марок, — заявляет Куфальт.

Фреезе долго смотрит на него. В его глазах вспыхивают искорки смеха.

— Не доверяет мне даже двадцати марок и хочет собирать для меня подписчиков… Ишь как старается! Как бьется! — восхищенно шепчет он.

Искорки гаснут. Остается лишь злой, желчный человек.

— Положите скатерть на диван, слышите, молодой человек, — грубо требует он. — Это очень важное покрывало, слышите, оно мне ночами снится, вот так!

Это «вот так» вылетает у него изо рта неестественно громко, будто крик птицы. А затем он с силой хлопает дверью. И Куфальт углубляется в статью о последствиях запрета для булочников ночной выпечки хлеба. Потом он переходит к чтению романа.

Пробило одиннадцать, теперь пора: у Куфальта больше нет причин откладывать дело. Он берет папку, деловито объявляет господину Крафту: «Ну вот, теперь я иду по адресам», — и в путь.

Собственно говоря, первоначально его маршрут начинался через десять домов от «Городского и сельского вестника», у малярных дел мастера Рецлаффа, но в последний момент Куфальт от этого отказался. Свой первый визит он нанес малярных дел мастеру Бенцину, на Ульменштрассе, где-то на краю города. Время у него еще есть, и по пути он сможет подготовить речь.

По пути ему не удается подготовить речь, ибо к нему присоединяется господин Дитрих. Через три дома от «Вестника» он подходит к Куфальту и говорит:

— Здравствуйте, господин Куфальт.

— Здравствуйте, господин Дитрих, — произносит Куфальт, приподнимая шляпу и идя дальше. Дитрих шагает рядом. Сегодня у Дитриха не такое пышущее здоровьем красное лицо, как вчера в обед. Лицо Дитриха покрыто пятнами и утомлено бессонницей, кончик его длинного носа совсем побелел.

— Попадете вы впросак со своими подписчиками, — произносит Дитрих.

Куфальт не отвечает, продолжая идти дальше. Глупо, этот человек ничего ему не сделал, наоборот, он даже дал ему взаймы двадцать марок, но все-таки он на него зол.

— Я бы не стал ходить с такой папкой, — неодобрительно замечает господин Дитрих. — Так выглядят все коммивояжеры. Суньте блокнот с квитанциями в карман пальто, и любой цербер, сияя от счастья, впустит вас, решив, что вы клиент.

— Спасибо большое, — вежливо отвечает Куфальт, шагая дальше. И все-таки он не может совладать со своим любопытством и спрашивает: — А почему, собственно, Фреезе вас уволил? Из-за двадцати пяти процентов, которые вы хотели с меня получать?

— Знаете что, — предлагает Дитрих, — я буду давать вам советы относительно сбора рекламных объявлений, а вы мне за это все-таки заплатите двадцать пять процентов. Что касается финансовых расчетов, то я вам полностью доверяю.

— Без залога? — спрашивает Куфальт.

— Без залога, — подтверждает Дитрих.

— Я не нуждаюсь в советах, — заявляет Куфальт.

— Тоже хорошо, — равнодушно замечает Дитрих. — Даже странно, иногда люди глупее, чем о них думаешь. Но Фреезе я отомщу. Буду работать на «Друга».

— Но этой дорогой к «Другу» не попадешь, — произносит Куфальт.

— Знаете, господин Куфальт, — говорит Дитрих. — Можете мне пока не отдавать моих двадцати марок. Я вам сказал: мы будем работать вместе, мы еще поработаем вместе. Но и Фреезе их не отдавайте, понятно? Можете сказать Фреезе, что вы их отдали мне.

Пауза.

— Дело в том, что на них он просто купит себе коньяк.

Пауза.

Дитрих смеется, смех его очень грустный.

— Правда, и я себе на эти деньги куплю коньяк. — На его лице появляется счастливая улыбка. — Вот «Елочка» моего приятеля Шмидта. Давайте пропустим для храбрости по одной, я за «Друга», а вы за своего первого клиента?

— Я не пью…

— Ах, ну да, ну да. До обеда вы не пьете, — торопливо бормочет тот. — Знаю, золотой принцип, а я зайду… — Он останавливается, смотрит в окно забегаловки. — Скажите, вам когда-нибудь случалось напиться, а на следующий день только и думать о том, как бы снова напиться? От этого в желудке так хорошо делается… — Он улыбается. А затем мрачно продолжает: — Но это ненадолго, это быстро проходит… — запинается, — пойду дерябну рюмашку. Или тяпну. — И задумчиво бормочет: — Взгляну, есть ли пиво у моего приятеля Шмидта. Если нет, дерябну рюмашку.

Он протягивает руку.

— Ну, ни пуха ни пера.

— Спасибо, спасибо, — произносит Куфальт, пожимая руку. Злость исчезла, он даже чуточку растроган. — Вам бы сегодня лучше не пить, господин Дитрих…

— Знаете, — говорит господин Дитрих. — Хоть вы меня оттуда и выперли, а я все равно буду читать старый «Вестник». Выпишите мне квитанцию: Дитрих, Волленвеберштрассе, 37!

Чуть помедлив, Куфальт вытащил из кармана блокнот и карандаш.

— Ах, деньги? — смеется Дитрих, — Деньги! Конечно, я дам вам вашу марку двадцать пять. Вот… — Он роется в карманах. — Марка двадцать пять. Без сдачи.

Куфальт пишет.

— Большое вам спасибо, — произносит он, протягивая господину Дитриху квитанцию.

— Не стоит благодарности, — отвечает тот. — Не стоит благодарности. Я же вам говорил, что мы еще поработаем вместе. — И, заложив квитанцию за ленточку шляпы, исчезает в пивной.

И все-таки Куфальт заволновался, очутившись у дверей дома своего первого настоящего клиента. Он выждал время, чтобы успокоиться, но сердце не успокаивалось, а стучало все сильнее.

Наконец он решился позвонить и потянул за шнур звонка. В коридоре послышались шаги, дверь отворилась, и на пороге появилась молодая девушка.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Нельзя ли мне переговорить с господином малярных дел мастером Бенцином?

— Прошу вас, — ответила она и повела его по коридору. Затем открыла одну из дверей.

— Папа, к тебе какой-то господин.

В комнате за столом сидела пожилая миловидная женщина и резала капусту. Мастер — у него борода — стоял у окна, беседуя с каким-то человеком.

— Чем могу служить? — спросил мастер.

Стоя посреди комнаты, Куфальт поклонился. Его сердце судорожно сжалось. «Смогу ли я вообще говорить?..» — испугался он. Но уже услышал собственный голос.

— Добрый день, я из редакции «Городского и сельского вестника». Позвольте спросить, не желает ли господин малярных дел мастер Бенцин подписаться, может быть, вначале на пробу — на газету.

— Ведь мы, — со значением произнес Куфальт, — являемся прежде всего газетой ремесленников и торговцев, мы прежде всего защищаем интересы ремесленников. Ваш юрисконсульт, господин Бенцин, является нашим постоянным сотрудником. За последние недели мы опубликовали его статьи о проблемах ремесленников, которые привлекли внимание всех, вплоть до торгово-ремесленной палаты. В эти трудные времена друзья должны держаться вместе, поскольку мы боремся прежде всего за ремесленников… — Он было запнулся, но тут же опять обрел дар речи. Искоса посмотрев на женщину, он сказал: